Анализ романа "мы"
Анализ романа-антиутопии «Мы» Е. И Замятина
XX век – это сложный век как для России, так и для мира в целом. На него приходится расцвет тоталитарной идеи. Это время жестокой диктатуры и подавления личности. Именно в XX веке, в эпоху жестоких экспериментов по реализации утопических проектов, в литературе появляется такое новое направление, как антиутопия.
Роман «Мы» Евгения Замятина стало первым произведением, в котором черты этого направления воплотились со всей определенностью. В романе автор показывает нам возможный вариант будущего, который явился, своего рода, предупреждением. События нашей истории показали, что опасения писателя были не напрасны. Наш народ пережил страшные времена: сталинизм и репрессии.
Мир Единого Государства – это мир без любви, без личности и души. Имена людей заменены цифрами, словно они машины или роботы. Интересы людей полностью подчинены интересам государства. Понятия «человек» просто не существует, есть только «нумер». Жизнь в Едином Государстве течет строго по законам Часовой Скрижали, люди находятся под постоянной слежкой Бюро Хранителей из службы безопасности, а Зеленая Стена отделяет государство от остального мира.
Интересен сам факт образования государства, в котором человеческая жизнь уже не ценилась. В ходе Двухсотлетней войны – между городом и деревней победа над голодом одержана ценой гибели 80% населения. Главный герой не видит ничего страшного в том, что погибло столько людей, он говорит, что наоборот земля очистилась от них, как от «грязи».
Очевидно, что главной в романе является тема свободы личности. В романе показана потеря личностью своего «я» и превращения в «мы».
Главный герой Д-503 думает, как же могли люди жить без точного расписания, без обязательных прогулок, без точного урегулирования сроков еды.
«… Каждое утро, с шестиколесной точностью, в один и тот же час и в одну и ту же минуту, - мы, миллионы, встаем, как один. В один и тот же час, единомиллионно, начинаем работу – единомиллионно кончаем. И сливаясь в единое, миллионнорукое тело, в одну и ту же, назначенную Скрижалью, секунду, - мы подносим ложки ко рту, - и в одну и ту же секунду выходим на прогулку и идем в аудиториум, в зал Тэйлоровских экзерсисов, отходим ко сну…»
Мне читать про такие порядки было крайне неприятно, вмешательство государства в жизнь человека очевидно. Но для Д-503 невероятны порядки прошлых поколений и он никак не может их осмыслить. Жизнь в «аквариуме» его вполне устраивает, более того, он смеется над словами прошлых поколений: «Мой дом – моя крепость». Буквально с первых страниц романа, я ощутила это давление на людей и ущемление их свободы.
Интимная жизнь людей рассматривалась как государственная обязанность, выполняемая по «табелю сексуальных дней». Д-503 удивляется прошлой жизни, как государство могло оставить без всякого контроля сексуальную жизнь. Меня же поразил лозунг: «Всякий из нумеров имеет право – как на сексуальный продукт – на любой нумер», - выходит все рассчитано только на физиологию, никаких чувств.
Но по мере развития событий главный герой эволюционирует. Со временем Д-503 вдруг начинает ощущать в себе запретные чувства, которые нарушают порядок Единого Государства. Герой влюбляется в революционерку I-330, в нем просыпается чувства ревности, но он все-таки недоговаривает важные слова, чувства любви незнакомы ему:
«…Я не позволю! Я хочу, чтобы никто, кроме меня. Я убью всякого кто… Потому что вас – я вас – –».
Положение Д-503 еще больше усложняется после посещения Древнего Дома, так непохожего на современные обиталища нумеров. Герой охвачен беспокойством, ему то снятся сны (о существовании которых он не знал), то мучает бессоница. Когда он приходит в Медицинское Бюро, врач говорит ему, что у него появилась душа и что это неизлечимо. Подобные процессы происходят и с другими людьми. Врач назвал это эпидемией, люди массово стали открывать в себе что-то новое. Для всемогущей государственной системы это означает одно – бунт.
Единое Государство агитирует нумера сделать Великую Операцию – удаление мозгового узелка, отвечающего за фантазию – то единственное, что пока ещё отличает нумер от машины. Великая Операция и завершает процесс полного уничтожения личности.
Но не для всех главных героев роман заканчивается трагично. О-90 очень мечтает о ребенке, она хочет родить и вырастить его. Но в государстве введена Материнская Норма, а О-90 недостает в росте 10 сантиметров до нее и потому она не имеет права быть матерью. Дети воспитываются роботами и даже не знают своих родителей. Благодаря усилиям I-330, беременной О-90 удается выжить, она оказывается за Зеленой Стеной.
Для самой революционерки финал романа складывается драматично, она попадает в Газовый Колокол, но не сдается до конца. Не дав никаких показаний, I-330 только улыбалась и упорно молчала. Д-503 подвергается Великой Операции, вновь обретя счастье и покой, хладнокровно наблюдает за смертью любимой. Читая свои записи, герой в ужасе:
«…Неужели я, Д-503, написал эти двести двадцать страниц? Неужели я когда-нибудь чувствовал – или воображал, что чувствую это?...»
Он снова улыбается и радуется, что голове у него легко и пусто, словно вытащили какую-то занозу. Д-503 лишился души…
Главный герой – это Альтер-эго автора, Замятин был инженером, и он прекрасно знал как по схеме, чертежам и многочисленным расчетам создается механизм. Но одновременно прекрасно осознавал, что общество таким способом спроектировать невозможно, так как каждый человек не «винтик», а индивидуальность.
Не удивительно, что роман «Мы» был воспринят как пародия на коммунистическое общество, в котором Благодетель – это Сталин, Бюро Хранителей – полиция, Зеленая Стена – «железный занавес». Замятин понимал, что людей во время тоталитарного режима ждут голод, насилие, репрессии и публичные казни.
Я хочу проанализировать книгу Замятина «Мы», которая не входит в программу. Но роман «Мы» — это очень хорошо забытое старое, а значит, совершенно новое произведение; я не читал критических статей о нем, а из этого следует, что мое суждение личностное и абсолютное независимое. В начале 20-х годов книга наделала много шума как в литературных, так и в далеких от литературы кругах. Последние и посодействовали тому, что роман более пятидесяти лет никем не читался. Почему? По-моему, этого следовало ожидать, ведь Замятин, видя происходящее в стране, описывал возможное будущее человечества. Я надеюсь, что его пророчеству не суждено будет сбыться. Но в первую очередь меня заинтересовала манера повествования, а не проблемное содержание книги. Сама по себе форма дневника для произведения художественной литературы не нова. Но дневник, написанный математиком, я увидел впервые. Узнав, что Замятин имел техническое образование и был инженером-кораблестроителем, я сильно удивился и перечитал роман еще раз, сделав для себя массу открытий.
Во-первых, при буквальном восприятии эта книга противоречит всему, что я до сих пор знал о человеке. Автор легко и логично объясняеят ненужность свободы: «Свобода и преступление так же неразрывно связаны между собой, как… ну как движение аэро и его скорость: скорость аэро- 0,4, он не движется; свобода человека — О, и он не совершает преступлениЙ. Единственное средство избавить человека от преступлений — это избавить его от свободы. Также обосновывается и необходимость жесткого контроля и беспрекословного подчинения. Все эти рассуждения вкладываются в уста, вернее, в рукописи главного героя, который сам о себе говорит так: «Я, Д-50З, строитель «Интеграла»,- я только один из математиков Единого Государства».
Во-вторых, все эти рассуждения настолько просты, что с легкостью укладываются в голове, не вызывая никаких сомнений в их истинности. И только потом читатель сознает, что сам предмет рассуждений сомнителен.
Автор отразил на бумаге витавшие в воздухе идеи о полном подчинении и всеобщем равенстве, вывел формулу счастья: блаженство и зависть — это числитель и знаменатель одной дроби, именуемой счастьем. Мне кажется, эта формула будет верна в любой исторической ситуации. Ведь естественно утверждать, что, чем больше в жизни радостей, тем счастливее человек, и, наоборот, чем больше поводов для зависти, тем он несчастнее. С точки зрения математики сомнения появляются в том, что формула представляет из себя дробь, а, например, не разность, но потом, когда я понял, что у каждого человека есть свой коэффициент подобия — уровень воспитанности, все стало на свои места, и я согласился с тем, что формула счастья должна быть именно такой. Но здесь и скрывается крючок, на который я попался: формулы счастья вообще не может быть, не говоря уже о такой простой.
В-третьих, я понял, что этот роман — настольная книга ищущих и сомневающихся. Только такого типа книга способна помочь найти свой путь, выбрать жизненную позицию. Если обратиться к произведениям Льва Толстого, Ф. М. Достоевского, А. С. Грибоедова и современных писателей: Юрия Нагибина, Чингиза Айтматова, Валентина Распутина — к произведениям, в которых герой сам ищет, думает, сомневается и другим мешает сосредоточиться, то станет ясно, что для достижения воспитательных целей гораздо полезнее ранний Горький, молодой Маяковский и, наконец, Замятин.
Читая их произведения, можно быть только «за» или «против», третьего не дано. Конечно, их герои тоже ищут, сомневаются, думают, но они находят, чего не скажешь о персонажах классиков. Может быть, я не прав. Что ж, время рассудит. И если я сейчас болен юношеским максимализмом, только годы жизни смогут меня исцелить. Теперь же поговорим о вечном, то есть об общечеловеческих проблемах, поднятых в книге. Прежде всего, я хотел бы выяснить, что значит сказать о человеке «он — личность» — осудить или возвысить? Конечно, сразу хочется заявить: «В чем вопрос? Само собой разумеется, возвысить». Но не нужно спешить. Как всегда, многое зависит от ситуации, в которой сказаны эти слова, и от интонации, которую практически невозможно передать на бумаге.
Часто в обществе казарменного типа слово «личность» приобретало отрицательный, ругательный
смысл. Но в любом случае оно подчеркивает неорлн нврные качества человека, его индивидуальность.
Сейчас принято считать, что личность — это хорошо. Не буду спорить. Также трудно спорить с тем,
что личность требует свободы. Только свободная личость может многого достичь. Нужна ли свобода личности, которая сама себя личностью не считает? Нет. Но такая ситуация может
сложиться, только если человеку постоянно внушали, что «один в поле не воин». Тогда, до буквочки впитав в себя эти слова, он станет послушным исполнителем, таким же, как и все остальные. Но если, выполняя свой долг, он сделает нечто из ряда вон выходящее и подумает о том, что он — личность, то сломить этого человека морально уже не удастся.
Из сказанного можно сделать вывод: свобода нужна только тем, кто считает себя личностью, для всех остальных в этом необходимости нет. Но личностями не рождаются, процесс становления личности показан и на страницах романа «Мы». Д-503 на сто процентов уверен в прямой, а значит, в абсолютной мудрости линии Единого Государства. Это он формулирует ТЕШ: «Линия Единого Государства — это прямая, великая, божественная, точная, мудрая, прямомудрейшая из линий … »
Также и все описанное в книге общество считает существующий порядок прочным, незыблемым. Но все рушится за несколько дней, как карточный домик от малейшего ветерка. Все рушится при появлении личности, какой была 1-330, которая чаще называется просто Она, одна-единственная, неповторимая, и поэтому только она приобретает в книге некое подобие имени собственного, подчеркивающего ее индивидуальность. 1-330 поначалу действовала на всех «как неразложимый иррациональный член, невесть откуда затесавшийся в уравнение».
Общепризнанной в описанном государстве была только одна личность — Благодетель. Его почитали, ему беспрекословно поичннялнсь. Показательно описание фигуры Благодетеля: «Лица — не разобрать, видно только, что оно ограничено строгими, величественными, квадратными очертаниями. Но зато руки … » Эти тяж[(ие, пока еще спокойно лежащие на коленях руки — ясно: они — каменные, и колени еле выдерживают их вес. Это не человек; это — монумент, памятник, олицетворение силы и могущества. Личность должна быть сильной. Необходимость быть личностью подчеркивается тем, что герои романа разные, хоть их и стараются сделать абсолютно одинаковыми: 0-90 — «кругло обточенная … и розовое О — рот раскрыт навстречу каждому моему слову. И еще: круглая, пухлая скла- дочка на запястье руки — такие бывают у детей». 1-330 — «тонкая, резкая, упрямо-гибкая, как хлыст».
Личности в романе противопоставляется Единое Государство. Но заметьте, нет ни слова об общественном строе в этом государстве. Этот факт не играет янкакоя роли, сложившаяся там тоталитарная система смогла существовать и при социализме, и при капитализме. Именно поэтому произведение актуально и сейчас, в переломный момент нашей истории, хотя писал ось оно в первые, трудные годы социализма, в эпоху военного коммунизма.
Язык Замятина - всегда замятинский, но, в то же время, всегда разный. В этом - особенность и богатство Замятина как писателя. Для него язык есть форма выражения, и эта форма определяет и уточняет содержание. Если Замятин пишет о мужиках, о деревне, он пишет мужицким языком. Если Замятин пишет о мелких городских буржуях, он пишет языком канцелярского писаря или бакалейщика. Если он пишет об иностранцах («Островитяне», «Ловец человеков»), он пользуется свойствами и даже недостатками переводного стиля, его фонетики, его конструкции - в качестве руководящей мелодии повествования. Если Замятин пишет о полете на Луну, он пишет языком ученого астронома, инженера, или - языком математических формул. Но во всех случаях язык Замятина, порывающий с русской литературной традицией, остается очень образным и, вместе с тем, сдержанным, проверенным в каждом выражении.
Теперь из романа «Мы»:
«Вот что: представьте себе квадрат, живой, прекрасный квадрат. И ему надо рассказать о себе, о своей жизни. Понимаете - квадрату меньше всего пришло бы в голову говорить о том, что у него все четыре угла равны. Вот и я в этом квадратном положении... Для меня это - равенство четырех углов, но для вас это, может быть, почище, чем бином Ньютона».
Здесь уже - супрематизм Малевича, знаменитый его черный квадрат на белом фоне, прогремевший на весь мир.
Вот - язык инженера, строителя, математика.
Наиболее любопытным являлось то, что эту форму своего языка Замятин обернул именно против математичности, против организованности, против «железной логики» точных наук. Будучи инженером-кораблестроителем, то есть человеком, привыкшим к общению с миром непогрешимых, заранее предначертанных схем, он не страдал, однако, «детской болезнью» обожествления схематики, и поэтому Замятину становилось все труднее жить в условиях советского режима, построенного на «плановости» и рационализации.
(Из книги «Дневник моих встреч. Цикл трагедий»: В 2 т. Т. 1)
«Мы» - самая смелая и самая перспективная из современных утопий. Она выше книг Оруэлла и Хаксли потому, что она веселее».
(Цит. по ст. Вл. Чаликовой «Крик еретика» (антиутопия Евгения Замятина)
«Вопросы философии», 1991, N1)
М. Горький
«...Вещь отчаянно плохая. Усмешка - холодна и суха, это - усмешка старой девы»
(Из письма И. А. Груздеву, 15.11.1929)
Дж. Оруэлл
Насколько могу судить, это не первоклассная книга, но, конечно, весьма необычная, и удивительно, что ни один английский издатель не проявил достаточно предприимчивости, чтобы перепечатать ее.
Первое, что бросается в глаза при чтении «Мы», - факт, я думаю, до сих пор не замеченный, - что роман Олдоса Хаксли «О дивный новый мир», видимо, отчасти обязан своим появлением этой книге. Оба произведения рассказывают о бунте природного человеческого духа против рационального, механизированного, бесчувственного мира, в обоих произведениях действие перенесено на шестьсот лет вперед. Атмосфера обеих книг схожа, и изображается, грубо говоря, один и тот же тип общества, хотя у Хаксли не так явно ощущается политический подтекст и заметнее влияние новейших биологических и психологических теорий.
И хотя книга Замятина не так удачно построена - у нее довольно вялый и отрывочный сюжет, слишком сложный, чтобы изложить его кратко, - она заключает в себе политический смысл, отсутствующий в романе Хаксли.
Казнь, по сути, является принесением в жертву человека, и этот ритуал пронизан мрачным духом рабовладельческих цивилизаций древнего мира. Именно это интуитивное раскрытие иррациональной стороны тоталитаризма - жертвенности, жестокости как самоцели, обожания Вождя, наделенного божественными чертами, - ставит книгу Замятина выше книги Хаксли.
Вполне вероятно, однако, что Замятин и не думал избрать советский режим главной мишенью своей сатиры. Он писал еще при жизни Ленина и не мог иметь в виду сталинскую диктатуру, а условия в России в 1923 году были явно не такие, чтобы кто-то взбунтовался, считая, что жизнь становится слишком спокойной и благоустроенной. Цель Замятина, видимо, не изобразить конкретную страну, а показать, чем грозит машинная цивилизация... Ррман «Мы» явно свидетельствует, что автор определенно тяготел к примитивизму. Арестованный царским правительством в 1906 году, он и в 1922-м, при большевиках, оказался в том же тюремном коридоре той же тюрьмы, поэтому у него не было оснований восхищаться современными ему политическими режимами, но его книга не просто результат озлобления. Это исследование сущности Машины - джинна, которого человек бездумно выпустил из бутылки и не может загнать назад.
(Из рецензии на роман Е. И. Замятина «Мы»)
Никита Струве
Поэт и почвенник борются в писателе с инженером и рационалистом-западником. Революционное прошлое, социальные мечтания молодости позволили Замятину, как и его учителю - Достоевскому - тоже инженеру, провидеть в социалистическом эксперименте величайшую опасность для человека.
В романе «Мы», написанном в 1920-м и так с тех пор не существующем для советской литературы, Замятин разоблачает предельную рационализацию жизни, превращающую человека в бездушный механизм.
" Антиутопический роман «Мы» построен, по примеру новозаветной книги Откровения, как своеобразный апокалипсис, как страшный суд. 900-летнее спокойствие Единого Государства нарушено взрывом-бунтом, напоминающим светопреставление. Бунтовщики погибают, и , нашедшее способ хирургически вырезать у своих граждан «фантазию», достигает предельной дегуманизации.
(Из статьи «Символика чисел в романе Замятина «Мы»)
Ю. Н. Тынянов
Фантастика вышла убедительной. Это потому, что не Замятин шел к ней, а она к нему. Это стиль Замятина толкнул его на фантастику. Принцип его стиля - экономный образ вместо вещи; предмет называется не по своему главному признаку, а по боковому; и от этого бокового признака, от этой точки идет линия, которая обводит предмет, ломая его в линейные квадраты. Вместо трех измерений - два. Линиями обведены все предметы; от предмета к предмету идет линия и обводит соседние вещи, обламывая в них углы. И такими же квадратами обведена речь героев, непрямая, боковая речь, речь «по поводу», скупо начерчивающая кристаллы эмоций. Еще немного нажать педаль этого образа - и линейная вещь куда-то сдвинется, поднимется в какое-то четвертое измерение. Сделать еще немного отрывочнее речь героев, еще отодвинуть в сторону эту речь, «по поводу» - и речь станет внебытовой - или речью другого быта.
Так сам стиль Замятина вел его к фантастике. И естественно, что фантастика Замятина ведет его к сатирической утопии: в утопических «Мы» - все замкнуто, расчислено, взвешено, линейно. Вещи приподняты на строго вычисленную высоту. Кристаллический аккуратный мир, обведенный Зеленой Стеной, обведенные серыми линиями юниф (uniform) люди и сломанные кристаллики их речей - это реализация замятинского орнамента, замятинских «боковых» слов.
Инерция стиля вызвала фантастику. Поэтому она убедительна до физиологического ощущения. Мир обращен в квадратики паркета - из которых не вырваться.
Но стоит поколебаться вычисленной высоте этой фантастики - и происходит разрыв. В утопию влился «роман» - с ревностью, истерикой и героиней. Языковая фантастика не годится для ревности, розовая пена смывает чертежи и переносит роман подозрительно близко; вместе с колебанием героя между двухмерным и трехмерным миром колеблется и сам роман - между утопией и Петербургом. И все же «Мы» - это удача.
(Из статьи «Литературное сегодня»)
И. О. Шайтанов
Замятин не описывает лицо, а схватывает отличительную черту и уже о ней не забывает...
Всегда есть лейтмотив, преимущественно зрительный, вещный. Иногда возникающий по закону метафорического уподобления (Кембл - трактор), еще чаще - через деталь, замещающую целое. Деталь педалируется, навязывается, и чем она неприятнее, тем настойчивее. Читателю предоставляется произвести ту же работу, которой занят автор, по части восстанавливающий всю картину: «Сегодняшний читатель и зритель сумеет договорить картину, дорисовать слова - и им самим договоренное будет врезано в него неизмеримо ярче, прочнее врастет в него органически. Так синтетизм открывает путь к совместному творчеству художника - и читателя или зрителя; в этом - его сила» («О синтетизме»).
Таких, как он, сначала называли идеалистами («революция не делается в белых перчатках»), потом осуждали, потом сочли врагами, предающими цель. Тогда Замятин ответил как писатель: он вообразил, какой будет цель, если не изменить средств ее достижения. Получилась не утопия, но - антиутопия.
Нужно скачать сочиненение? Жми и сохраняй - » Критика о романе Е. И. Замятина «Мы» . И в закладках появилось готовое сочинение./ / / Анализ романа Замятина «Мы»
Вершиной творчества Евгения Замятина принято считать его роман-антиутопию «Мы». Он послужил образцом для многих других авторов, пишущих в жанре фантастики.
Роман датирован 1920 годом. Как известно, это было непростое послереволюционное время. Замятин переживает кризис своих идей, связанных с революцией. Он верил в счастливое коммунистическое будущее, однако увидев, как эта идея воплощается в жизни, разочаровался.
Произведение состоит из 40 записей главного героя. События в этих записях происходят в далеком будущем, в 26 веке. Мир очень преобразился, достиг так званого среднеарифметического счастья. Главный герой ведет конспект, в котором рассказывает своему неизвестному читателю о гармонии Единого Государства, о том, как оно устроено. У героя нет имени, как и у всех других людей. Вместо имен используются нумера. Таким образом нивелируется личность человека, отдельное «я» превращается в общее «мы». Единственным отличием является начальная буква перед нумером.
Главный герой идентифицируется как Д-503. Он не простой житель, а строитель «Интеграла». Будучи математиком, герой привык больше к цифрам, чем к словам. Поэтому он предупреждает читателей, что будет просто записывать, то, что видит и думает, не вдаваясь в лиричность. Так же знаменательно его уточнение – «я думаю» на «мы думаем».
Какова же жизнь в альтернативном будущем Замятина? После Великой двухсотлетней войны возводится Единое Государство. Его целью было преодолеть две главных природных силы – Голод и Любовь. Первую силу они «успешно» победили, создав искусственную пищу. В результате перехода на нефтепродукты, выжило всего 0,2 процента населения Земли. Но, как замечает главный герой, планета очистилась и теперь засияла.
Вторую силу власти тоже взяли под контроль. Теперь каждый нумер мог записаться на любого другого, которого письменно об этом извещали. Таким образом, на законодательном уровне устраивалась сексуальная жизнь граждан. Д-503 искренне удивляется, почему еще государство древних людей не контролировало сексуальную жизнь населения. Ведь из-за любви происходили разные трагедии. Отсутствие любви и брака в Едином Государстве исключило такие трагедии, по мнению повествователя романа.
Все жители Государства обитают в стеклянных домах, где стеклянным является все: и стены, и мебель. Это облегчает «тяжкий» труд Хранителей (стражей порядка). Люди пробуждаются, едят, работают, идут ко сну в одно и то же строго установленное время. Все они – винтики одной большой Машины. Главный герой восхищается организацией их жизни. Он считает, что для счастья человеку не нужна свобода. Больше того, именно свобода приводила древних людей к хаосу.
В угадывается сам автор. Он так же вначале верил в идеи революции, восхвалял и поддерживал новое устройство общества. Однако постепенно Евгений Замятин понял, что вместо всеобщего блага люди получили лишь тотальный контроль с боку новых властей. Такая же судьба и главного героя романа. Первые записи Д-503 полны энтузиазма и веры в Единое Государство, но постепенно, под воздействием бунтарей и разных противоречивых ситуаций, он почувствует пробуждение своего «я».
Роман был запрещен во времена Советского Союза, так как в нем угадывалась авторская критика коммунизма.
Созрело его знаменитое
«МЫ». (Роман написан в 1920-21, ходил по рукам. В 1924 появился в США по-английски – и чтó они там поняли? Потом на чешском, французском. А Замятина стали лупить только в 1929, когда время подошло.)
Художественно – ярко до ослепительности.
Евгений Замятин. Мы. Аудиокнига
Социально – провидчески. Но понимал ли он, что высмеял идеал всей своей жизни? По всему поведению Замятина в 20-х годах – нет, ещё не понимал, просто художественная интуиция повлекла. Вероятно он думал, что предупреждает от опасных крайностей? Его социальные предвидения выписывать можно многими десятками.
– Единое Государство; Государственная газета; Благодетель; Материнская Норма; Личные Часы; Часовая Скрижаль; Бюро Хранителей; Институт Государственных Поэтов и Писателей; день Единогласия;
– наш долг – заставить их быть счастливыми;
– произошла великая 200-летняя война между городом и деревней. Выжила только 1/5 населения;
– дико то, что человеческие головы ещё непрозрачны;
– так приятно, успокоительно чувствовать за собой зоркий глаз;
– поэзия стала государственной службой и полезностью;
– плохо ваше дело; по-видимому у вас образовалась душа;
– крылья – чтобы летать, а нам уже некуда – мы прилетели;
– никто из нумеров не может отказаться от своего права – понести кару от Единого Государства. В последний момент я набожно и благодарно лобызну карающую руку Благодетеля. (Благодетель – оказался «сократовски-лысый человек», прямо Ленин .);
– образ: грамм «Я» и тонна «Мы» не могут же уравновеситься. Нелепо допускать, что у «Я» есть какие-то права по отношению к Государству. Надо забыть, что ты – грамм, и почувствовать себя миллионной долей тонны;
– как прекрасен усовершенствованный электрический кнут;
– я снова свободен, то есть заключён в стройные ряды;
– личное сознание – это болезнь. Чувствует себя отдельно только нарывающий палец, а здорового – будто и нет;
– враги счастья, которые тем самым лишили себя права стать кирпичами Единого Государства;
– революции не может быть: наша революция последняя;
– жалость – безрассудная сердечная компрессия;
– самая трудная и высокая любовь – это жестокость;
– любить нужно беспощадно, да, беспощадно (Ю, предательница).
А само собой: Сексуальный Табель. – Всякий из нумеров имеет право на любой нумер. В Сексуальном Бюро вас исследуют, дают талонную розовую книжку. Так не стало поводов для зависти.
Но это вовсе не только политический памфлет. Люди (нумера) настолько живые, что просто волнуешься за них, трудно дочитать книгу, не заглядывая вперёд. – I, О, Ю (женщины), R (поэт), S (Хранитель, сторонник мятежников) и сам герой Д-503. Обстановка будущего передана так живо, что вполне вливаешься в неё, с ужасом ощущаешь себя в этом быте.
Но «Мы» – куда там печатать?..
И – что же осталось Замятину в этом неожиданном советском мире?
