Начало творческого пути ахматовой. Жизнь и творчество ахматовой кратко

Анна Андреевна Ахматова – одна из самых ярких поэтесс 20 века. Ее писательский талант захватил ни одно сердце и вдохновил многих людей.

Родилась Анна Ахматова 11 июня 1889 года в Одессе. Свое начальное образование Анна получила в Мариинской гимназии в Царском селе. Дальнейшее свое образование Анна Ахматова продолжила же в Киеве, в знаменитой женской Фундуклеевской гимназии. Ходила на чтение женских курсов, а также историко-литературных лекций.

Начала писать Анна Ахматова с 1911 года, представив общественности свой первый стих. Ее первый сборник появился на свет в 1912 году, через год после дебюта, и назывался он «Вечер». Ее родной фамилией была Горенко, однако, для псевдонима Анна Андреевна использовала фамилию своей прабабушки из-за разногласий с отцом на этой почве.

Второй сборник не заставил себя ждать и в 1914 году выпустила свою вторую книгу, сборник под названием «Четки». Тираж был огромным — 1000 экземпляров, — что для молодой, начинающей поэтессы уже было замечательной новостью. Именно «Четки» помог завоевать Анне Ахматовой настоящую популярность и приобрести почитателей своего таланта, кропотливой работы и поющей души.

Через три года, не заставив относительно долго себя ждать, выпускается новый сборник, которому Анна Ахматова дала название «Белая стая». К этому времени поэтесса достигла пика своего творчество, начались гастроли, литературные чтения, Анна много выступала, знакомилась с известными людьми, приобретала в свой круг верных друзей, получала новый опыт.

В 1910 году, как известна, Анна Ахматова обручилась с поэтом Николаем Гумилевым. Их знатная, интеллигентная чета пополнилась в 1912 году сыном, Львом Николаевичем, который в осознанные года своей жизни формулировал философские концепции и работал на научном поприще.

Брак с Николаем Гумилевым продолжился недолго: в 1918 году они развелись. Печальные события войны забрали на фронт ее бывшего мужа. В творчестве Анны Ахматовой можно встретить множество стихов, которые были посвящены ее бывшему мужу, даже прослеживается нотка грусти и тоски по былым временам.

Следующим ее мужем был ученый В. Шилейко, с которым она прожила не так уж много, а после расстрела Николая Гумилева в 1921 году, рассталась. Но сердце поэтессы не могло быть свободно, и в 1922 году у нее завязались изумительно теплые отношения с искусствоведом Пуниным, с которым она провела много счастливых лет. Последний ее сборник увидел свет в 1925 году.

Жизнь и творчество Анны Ахматовой потрясают переживаниями, тяжкими моментами, но необычайной красотой таланта, которая смогла на этой, казалось, неблаготворной почве вырасти. Запомнилась Анна Ахматова своей чрезвычайно душе трепещущей поэмой «Реквием», посвященной судьбе российского народа, которого она всем своим сердцем любила.

Умерла поэтесса 5 марта 1966 года в санатории под Москвой, где проходила лечение. Похоронена была на Комаровском кладбище неподалеку от Ленинграда, однако, не похоронена ни на миг в сердцах ее горячо любимых последователей и почитателей.

Скачать данный материал:

(Пока оценок нету)

Именно Анне Ахматовой суждено было, пройдя через потери близких людей, муки унижения государственной системой, не терпящей чистоты и независимости, продлить в России звучание «серебряного» века. Не случайно в воспоминаниях современников о ней так часто звучит слово «царственная», «величественная». Ей удалось не подчиниться злобе дня и сохранить верность поэзии, сохранить «высокую русскую речь». Несмотря на материальные бедствия и нравственные страдания, она «научилась жить», а «окаменевшая» ее душа была открыта людям.

Раннее творчество Ахматовой представлено пятью поэтическими сборниками: «Вечер » (1912), «Четки » (1914), «Белая стая » (1917), «Подорожник » (1921), « Anno Domini » (1922). В первых же откликах на ее стихи было отмечено умение автора ново и остро говорить о знакомом. Как одно из главных достоинств утверждалась способность женское мироотношение поднять до общечеловеческого. Правда, звучали и опасения по поводу чрезмерной камерности А. Ахматовой. Были попытки (3. Гиппиус, Б. Эйхенбаум) увидеть в творческом мире поэтессы новеллистическую основу и даже «выход к романной форме».

В творчестве Ахматовой очень сильно лирическое начало, подчиняющее сюжетные детали эмоциональной характеристике героев. Их переживания — чаще всего мучительная страсть. Кризисность каждого мгновения дает основание исследователям проводить аналогии с Тютчевым. Однако, как пишет В. Мусатов, у Тютчева «виновником любовной трагедии становится демонизм самой стихии любовного чувства, делающий любящего палачом», а у А. Ахматовой поединок не с любимым человеком — они страдают оба. Но это именно поединок, — лирика живет по законам театрального искусства, ее внутренний драматизм звучит в любой бытовой мелочи, а каждая мелочь придает неповторимость как герою, так и любовной коллизии.

Все писавшие о лирике Ахматовой отмечали необыкновенную остроту восприятия, ясность и сдержанность в передаче чувств. Каждая встреча или «невстреча», прощание или предчувствие расставания воспринимаются как эпизод судьбы. Обратитесь к стихотворению 1909 года «Молюсь оконному лугу...». Внешние детали (луч на рукомойнике) помогают обнаружить чувство, скрываемое героем («сердце пополам»).

В работе начала 20-х годов В. Виноградов, изучая стилистику Ахматовой, показал удивительное богатство ее образной системы. Ученый сопоставляет зрительный и слуховой ряды:

При виде каждого случайного письма,

(«Из памяти твоей я выну этот день...», 1915)

Он тихий, он нежный, он мне покорился,

Влюбленный в меня навсегда.

(«Отрывок», 1912)

В. Виноградов обращал внимание на непривычное сочетание — по контрасту: «кликуша безголосая». Голос героини — это осуществление ее души. Мысль о смерти представляется как погребение не только тела, но и голоса («Умирая, томлюсь о бессмертье...», 1912).

В поэтическом сознании Ахматовой метафизические сущности и любые отвлеченные понятия овеществляются («Как соломинкой пьешь мою душу...» (1911),«Буду черные грядки холить...» (1916)). Душа воспринимается как вещь, приносимая в дар, поэтому может быть уподоблена любой вещи из обихода.

С одной стороны, исследователи говорят о творчестве Ахматовой как о поэзии намеков, эмоциональной недоговоренности. С другой — они выявляют ключевые, повторяющиеся образы, которые помогают понять намеки, цепочки ассоциаций и аналогий. Так, В. Виленкин обратил внимание на частоту использования и разные смысловые оттенки в образе ветра. В ранних стихах ветер «легкий и вольный». Он может стать «душным и суровым». Ветер — не только спутник жизни, но и творчества («М. Лозинскому», 1916). В поздних стихах ветер символизирует дыхание судьбы, становится связующим звеном для памяти. Героиня чувствует себя готовой к поединку с жизнью.

И встретить я была готова

Моей судьбы девятый вал.

(Из цикла «Шиповник цветет», 1956)

Образ сибирской вьюги помогает вызвать из небытия невольных подруг «осатанелых лет». Смерть тоже связывается с ветром — он становится «черным», «окаянно воющим».

В. Виленкин прослеживает эволюцию еще одного стержневого образа лирики Ахматовой — образа тени. Собственная тень лирической героини отделяется и начинает жить самостоятельно, становится ее двойником («Многим», 1922). Тень оказывается воплощением души, а именно душа страдает и не находит успокоения, блуждает «неоплаканной тенью».

Воспоминания материализуются именно как встречи с тенями. Это может быть «восставшая из прошлого» своя тень, могут быть образы тех, с кем свела жизнь, но развела смерть. Созданный А. Ахматовой «венок мертвым» оживляет тени родственных по духу М. Булгакова, Б. Пастернака, О. Мандельштама, М. Цветаевой.

«Внезапное и победное», как сказал Д. Самойлов, вхождение в литературу Ахматовой обернулось с середины 20-х годов долгим молчанием. Эти годы стали не только испытанием стойкости духа. А. Ахматова получила необыкновенной силы импульс и творческого, и жизненного плана. Она занялась серьезным изучением Пушкина. Как пишет В. Мусатов, она искала «опору и смысл, выверяла по нему свой путь». Пушкин помогал А. Ахматовой вырабатывать критерии оценки современной действительности и современного человека. Возникало чувство стыда от участия в зле, от молчаливого присутствия при том, что называется «тлетворным срамом».

Осознание судьбы человека в дегуманизированной действительности лежит в основе стихотворений конца 30-х годов, и прежде всего «Реквиема » (1935—1940). Не только собственная судьба и муки, связанные со страхом за арестованного сына, но вся жизнь видится тюрьмой, существование человека — стоянием в тюремной очереди, где неизвестно, возьмут ли передачу; если возьмут — дойдет ли она по назначению, и вообще — откроется ли «окошко», не оскорбят ли, не уничтожат?

«Реквием» написан на основе опыта, которого «не должно быть», целиком «отрицательного», по словам В. Шаламова. Ахматовский «Реквием» выполнял ту задачу, которую в другом жанре решал «Архипелаг ГУЛАГ» А. Солженицына.

Тюрьма стала олицетворением страны. Город — любимый, красивый — «ненужным привеском болтается возле своих тюрем». Не только город совершил столь разительную эволюцию, но и героиня. Даже посмотрев на себя со стороны, она с трудом верит превращению. Действительность рождает не только ужас — она стала и школой мужества. Силы дало ощущение общности судьбы с согражданами. Как клятва звучат слова о верности, о сохранении в памяти и запечатлении в слове общего несчастья.

Приняв от Пушкина мотив символического памятника поэту, А. Ахматова просит поставить его перед тюрьмой, чтобы даже в смерти не допустить забвения того, чего свидетелем и участником довелось ей быть вместе со своим народом.

Затем, что и в смерти блаженной боюсь

Забыть громыхание черных марусь.

«Реквием» Ахматовой был опубликован в России в 1987 году, одновременно с поэмой А. Твардовского «По праву памяти». Оба поэта с бесстрашной правдивостью, не рассчитывая на публикацию, воссоздавали страшные страницы истории родины. Но между произведениями принципиальная разница. Поэма А. Твардовского - это покаяние автора, готового взять на себя ответственность за то, что «так это было». Поэма Ахматовой — это суд над действительностью, который автор совершает по праву причастности к общему страданию.

Одно из самых значительных произведений в творчестве Ахматовой и самых загадочных, трудных для интерпретации — это «Поэма без героя ». Она создавалась в течение многих лет (1940— 1965).

А. Ахматова снабдила ее предисловиями, дополнениями, но принципиально отказалась упрощать свое произведение, делать его общедоступным. «Симпатические чернила» нужны поэту не для зашифровки недозволенного, но для воплощения сложной работы поэтической памяти, художественного воображения, сопрягающих частную жизнь с историей, события 1913 года с современностью.

Если в «Реквиеме» осуществлялся суд над действительностью, то в «Поэме без героя», по мнению В. Мусатова, реализуется «пушкинская способность суда поэта над самим собой». Ученый видит в поэме преодоление апокалипсиса, освобождение от атмосферы удушья. Страна становится не тюрьмой, а домом.

Жить — так на воле,

Умирать — так дома.

Любовь, измены, страсти, о которых первая часть поэмы, отступают перед историей. История же ощущается общей драмой. Собственная причастность к этой драме рождает не крик боли, а веру в «отмщения сроки».

Исследователи пытаются выявить возможных прототипов в поэме: актриса Глебова-Судейкина, мальчик-драгун, А. Блок, Петербург. Все они присутствуют в поэме, но нет среди них того героя, которого можно было бы считать центром произведения. Видимо, не случайно автор в названии подчеркивал именно отсутствие героя, отказался от персонификации.

В. Мусатов сопоставляет мотив очищения в поэме А. Ахматовой с финальными сценами «Мастера и Маргариты» М. Булгакова, а произведение в целом соотносит с «петербургской повестью» Пушкина — с «Медным всадником».

Судьба Ахматовой и ее поэзии была трудной. Она пережила репрессии 30-х годов, коснувшиеся самых близких для нее людей. Со всем народом разделила лишения и страдания военного времени. Через два года после возвращения в Ленинград — в 1946 году — вместе с М. Зощенко она оказалась основной мишенью для идеологической пальбы. Ждановские постановления, разоблачительные собрания в Союзе писателей, невозможность публикаций — все это воздействовало не только на житейские обстоятельства, но и на творчество Ахматовой («Все ушли, и никто не вернулся...», 1959)

Партийное постановление 1946 года, отлучавшее поэтессу от родной литературы («поэзия взбесившейся барыньки, мечущейся между будуаром и моленной»), было лишь частично «поправлено» в 1958-м. Полное признание пришло лишь в последние годы ее жизни, и сначала за рубежом. В 1964 году ей была присуждена в Италии международная поэтическая премия «Этна Таормина», а в Оксфордском университете за научные работы о творчестве Пушкина она была удостоена почетной степени доктора литературы. К счастью, А. Ахматова избежала судьбы Б. Пастернака, которого вынуждали отказаться от Нобелевской премии. Признание Западом заслуг А. Ахматовой перед мировой культурой в ее судьбе сыграло положительную роль. На родине стали печатать ее стихи, хотя и мало, и с попытками «связать» ее с соцреализмом.

Ахматова в позднем творчестве продолжала осваивать пушкинскую «лабораторию человековедения». Ее мысли и стихи — о трагической судьбе художника и о его победе над собой, его творческой воле и самообладании.

Современные исследователи поэзии «серебряного века» много внимания уделяют творческим взаимоотношениям А. Ахматовой и О. Мандельштама («Советская библиография». — 1991, № 2), А. Ахматовой и М. Цветаевой («Нева». — 1992, № 9), А. Ахматовой и Б. Пастернака («Библиография». — 1995, № 2).

В год празднования столетия поэтессы прошли научные конференции, на которых творчество Ахматовой рассматривалось в контексте культуры XX века.

11 июня 1889 года под Одессой. Юность ее прошла в Царском Селе, где она прожила до 16 лет. Анна училась в Царскосельской и Киевской гимназиях, а после изучала юриспруденцию в Киеве и филологию в Санкт-Петербурге. В первых , написанных гимназисткой в 11 лет, ощущалось влияние Державина. Первые публикации пришлись на 1907 год.

С начала 1910-х годов Ахматова регулярно печаталась в петербургских и московских изданиях. В 1911 году образовалось литературное объединение «Цех поэтов», «секретарем» которого стала Анна Андреевна. 1910-1918 – годы замужества за Николаем Гумилевым, знакомым Ахматовой еще со времен учебы в царскосельской гимназии. В 1910-1912 годах Анна Ахматова совершила путешествие в Париж, где познакомилась с художником Амедео Модильяни, написавшим ее , а также в Италию.

1912 год стал самым знаменательным и плодотворным для поэтессы. В этом году свет «Вечер», ее первый сборник стихов, и сын, Лев Николаевич Гумилев. В стихах «Вечера» наблюдается чеканная точность слов и образов, эстетизм, поэтизация чувств, но при этом реалистичный взгляд на вещи. В противовес символистической тяге к «сверхреальному», метафоричности, неоднозначности и текучести иллюстраций Ахматова восстанавливает изначальный смысл слова. Зыбкость стихийных и мимолетных «сигналов», воспетых поэтами-символистами, уступила место точным словесным образам и строгим композициям.

Наставниками поэтического слога Ахматовой считаются И.Ф. Анненский и А.А. Блок, мастера- . Однако поэзия Анны Андреевны сразу была воспринята как самобытная, отличная от символизма, акмеистическая. Н.С. Гумилев, О.Э. Мандельштам и А.А. Ахматова стали фундаментальным ядром нового течения.

В 1914 году вышел второй сборник стихов под названием «Четки». В 1917 году была опубликована «Белая стая», третий ахматовский сборник. Октябрьская сильно повлияла на жизнь и мироощущение поэтессы, а также ее творческую судьбу. Работая в библиотеке Агрономического института, Анна Андреевна успела издать еще сборники «Подорожник» (1921) и «Anno Domini» («В лето Господне», 1922). В 1921 году был расстрелян ее муж, обвиненный в участии в контрреволюционном заговоре. Советская критика не приняла Ахматовой, и поэтесса погрузилась в период вынужденного молчания.

Лишь в 1940 году Анна Ахматова публикует сборник «Из шести книг», который на короткое время вернул ей «лицо» как литератору современности. На время Великой Отечественной войны она была эвакуирована в Ташкент. Вернувшись в 1944 году в Ленинград, Ахматова столкнулась с несправедливой и жестокой критикой со стороны ЦК ВКП(б), изъявленной в постановлении «О журналах «Звезда» и «Ленинград». Она была исключена из Союза писателей и лишена права публиковаться. Ее единственный сын отбывал

Творчество Ахматовой принято делить всего на два периода - ранний (1910 - 1930-е гг.) и поздний (1940 - 1960-е). Непроходимой границы между ними нет, а водоразделом служит вынужденная «пауза»: после выхода в свет в 1922 г. ее сборника «Anno Domini MCMXXI» Ахматову не печатали вплоть до конца 30-х гг. Разница между «ранней» и «поздней» Ахматовой видна как на содержательном уровне (ранняя Ахматова - камерный поэт, поздняя испытывает все большее тяготение к общественно-исторической тематике), так и на стилистическом: для первого периода характерна предметность, слово не перестроенное метафорой, но резко преображенное контекстом. В поздних стихах Ахматовой господствуют переносные значения, слово в них становится подчеркнуто символическим. Но, разумеется, эти изменения не уничтожили цельности ее стиля.

Когда-то Шопенгауэр негодовал на женскую болтливость и даже предлагал распространить на иные сферы жизни древнее изречение: «taceat mulier in ecclesia». Что бы сказал Шопенгауэр, если бы он прочел стихи Ахматовой? Говорят, что Анна Ахматова - один из самых молчаливых поэтов, и это так, несмотря на женственность. Слова ее скупы, сдержанны, целомудренно-строги, и кажется, что они только условные знаки, начертанные при входе в святилище...

Строгая поэзия Ахматовой поражает «ревнителя художественного слова», которому многоцветная современность дарит столь щедро благозвучное многословие. Гибкий и тонкий ритм в стихах Ахматовой подобен натянутому луку, из которого летит стрела. Напряженное и сосредоточенное чувство заключено в простую, точную и гармоническую форму.

Поэзия Ахматовой -- поэзия силы, ее господствующая интонация -- интонация волевая.

Хотеть быть со своими -- свойственно всякому, но между хотеть и быть пролегала бездна. А ей было не привыкать:

«Над сколькими безднами пела...» .

Она была прирожденная повелительница, и ее «хочу» в действительности означало: «могу», «воплощу» .

Ахматова была несравненным по поэтическому своеобразию художником любви. Ее новаторство первоначально проявилось именно в этой традиционно вечной теме. Все отмечали «загадочность» ее лирики; при всем том, что ее стихи казались страничками писем или оборванными дневниковыми записями, крайнее немногословие, скупость речи оставляли впечатление немоты или перехвата голоса. «Ахматова в своих стихах не декламирует. Она просто говорит, еле слышно, безо всяких жестов и поз. Или молится почти про себя. В этой лучезарно-ясной атмосфере, которую создают ее книги, всякая декламация показалась бы неестественной фальшью», - писал ее близкий друг К.И. Чуковский.

Но новая критика подвергала их травле: за пессимизм, за религиозность, за индивидуализм и так далее. С середины 20-х годов ее почти перестали печатать. Наступила тягостная пора, когда она и сама почти перестала писать стихи, занимаясь лишь переводами, а также «пушкинскими штудиями», результатом которых стало несколько литературоведческих работ о великом русском поэте.

Рассмотрим особенности лирики Анны Ахматовой более подробно.

Цветы

Наряду с общими, "родовыми", у каждого человека, благодаря тем или иным реалиям жизни, формируются "видовые", индивидуальные цветоощущения. С ними связаны определенные эмоциональные состояния, повторное переживание которых воскрешает в сознании прежний цветовой фон. "Художник слова", повествуя о прошлых событиях, невольно "окрашивает" изображаемые предметы в наиболее значимый для себя цвет. Поэтому, по набору однотипно окрашенных объектов, можно, до известной степени, восстановить исходную ситуацию и определить авторский "смысл" применяемого цветообозначения (очертить круг авторских переживаний, с ним связанных). Цель нашей работы: выявление семантики серого цвета в творчестве А.Ахматовой. Объем выборки ограничен произведениями, включенными в первое академическое издание .

Это издание содержит 655 произведений, а предметы, окрашенные в серый цвет, упоминаются только в 13 из них. Учитывая, что почти в каждом произведении встречается хотя бы один из основных цветов спектра (включая белый и черный), серый цвет нельзя отнести к числу широко распространенных в ахматовской лирике. Кроме того, его употребление ограничено определенным временным интервалом: 1909-1917 гг. За рамками этого восьмилетнего периода мы не обнаружили ни одного упоминания данного цвета. Зато внутри этого интервала, в отдельные годы встречается по два, три и даже четыре произведения, в которых присутствует предмет серого цвета. Чем обусловлена эта "спектральная особенность"?

Перечень окрашенных в серый цвет объектов позволяет заметить, что примерно половина из них не "вещи", а "люди" ("сероглазый король", "сероглазый жених", "сероглаз был высокий мальчик" и т.п.), а остальные - предметы, прямо или косвенно с ними связанные ("серое платье", "серые бревна", "серая зола" и т.д.). На первый взгляд может показаться, что ответ лежит на поверхности: в указанный период Ахматова была увлечена кем-то "сероглазым". Возникает соблазн выяснить, сопоставляя даты жизни и творчества, кем именно. Но углубление во внутритекстовый контекст показывает, что развитие художественной ситуации подчиняется собственной логике, без учета которой прямые сопоставления не столько рискованны, сколько бессмысленны. Какой же логике подчиняется окрашивание предметов поэтического мира А.Ахматовой в серый цвет?

Для поэтического мира Ахматовой характерна обратная хронология.

Как правило, первым публикуется произведение, в котором изображается финальная ситуация, а спустя несколько лет появляются тексты, в которых представлены варианты предшествующих стадий ее развития. ахматова поэтесса творчество поэтический

Финальной, в нашем случае, является ситуация, описанная в произведении "Сероглазый король". Оно открывает хронологическую серию предметов серого цвета (окончено в 1909 г. и опубликовано в первой книге стихов "Вечер"). В нем говорится о смерти главного героя: "Слава тебе, безысходная боль! / Умер вчера сероглазый король...". Как можно догадаться, этот "король" был тайным возлюбленным лирической героини и отцом ее ребенка: - "Дочку мою я сейчас разбужу, / В серые глазки ее погляжу...". Выделим следующие мотивы, характеризующие эту ситуацию.

Во-первых, лирических героев соединяет тайная любовная связь, причем далеко не платоническая: живым доказательством служит "сероглазая дочь". Связь эта, можно сказать, "незаконная" и даже "преступная", поскольку у каждого из них имеется своя "законная" семья. Королевская дочь, рожденная в "тайном браке", неизбежно становится "незаконнорожденной королевной", что не может доставить радости никому из окружающих. Поэтому первый из проявленных смыслов определим так: преступность внебрачной телесной любви и связанная с этим необходимость "окутывать" ее "покровом тайны".

Во-вторых, тайна, соединяющая лирических героев, относится к прошлому времени. К моменту изображаемых событий один из них уже мертв, что проводит разделительную черту между прошлым и настоящим. Прошлое превращается в безвозвратно прошедшее. А поскольку второй еще жив, то течение времени для него продолжается, унося все дальше "по реке жизни". Это движение "от истоков к устью" только увеличивает, с годами, ширину разделительной линии, за которой осталось счастливые времена. Второй из проявленных смыслов: безвозвратность счастья, юности и любви, оставшихся в прошлом и нарастающая, с годами, безысходность настоящего.

В-третьих, титул "король" указывает на "высоту положения" возлюбленного (его высокий социальный статус). Эту "высоту положения" он сохраняет и после смерти. Выражение "Нет на земле твоего короля..." свидетельствует: он переместился "на небо" ("социальная вертикаль" трансформировалась в "пространственную"). Устойчивость "положения" лирического героя открывает третий смысл: возлюбленный - высшее существо, временно сошедшее с неба на землю. С этим связан четвертый смысл: разделенность мира лирической героини на два - "этот" и "тот", преодолеваемая только в любовном соединении.

Появление сразу двух сероглазых персонажей (короля и его дочери) намечает две линии последующего ("предшествующего") развития ситуации. Назовем их, условно, мужской и женской линиями и проследим распространение по тексту, руководствуясь выделенными маркерами серого цвета.

Логично ожидать, что замужеству лирической героини предшествует встреча с женихом. И действительно, четыре года спустя появляется "сероглазый жених": "Все равно, что ты наглый и злой, / Все равно, что ты любишь других. / Предо мной золотой аналой, / И со мной сероглазый жених" (У меня есть улыбка одна..., 1913). Его появление проявляет третий и четвертый смыслы - иномирность возлюбленного, обусловленную разделенность мира на "этот" (где "ты наглый и злой") и "тот" (где "золотой аналой").

В этом же году появляется произведение "Покорно мне воображенье / В изображеньи серых глаз" повторяющее, в сокращенном и ослабленном варианте, финальную ситуацию. Главный герой хотя и не "король", но человек известный, имеющий высокий социальный статус: "Мой знаменитый современник...". Подобно "королю", он женат или, во всяком случае, принадлежит другой женщине: "Прекрасных рук счастливый пленник...". Причиной разлуки, как и в прошлый раз, является "убийство", но не героя, а "любви": "Вы, приказавший мне: довольно, / Поди, убей свою любовь! / И вот я таю...".

А год спустя появляется еще более молодой персонаж - совсем еще "мальчик", влюбленный в лирическую героиню: "Сероглаз был высокий мальчик, / На полгода меня моложе. / Он принес мне белые розы... <...> Я спросила. - Что ты - царевич? <...> "Я хочу на тебе жениться, - Он сказал, - скоро стану взрослым И поеду с тобой на север..." <...> "Подумай, я буду царицей, / На что мне такого мужа?". (У самого моря, 1914).

Этот "сероглазый мальчик" еще не достиг необходимой "высоты социального положения", поэтому не может надеяться на взаимность. Но уже сейчас его отличают некоторые характерные признаки - высокий рост и "географическая высота устремлений": он собирается "на север" (в высокие широты). Этот " сероглазый мальчик" находится еще ближе к "началу" мужской линии предметов серого цвета.

Женская линия, напротив, проявляется как своеобразная "линия судьбы" сероглазой дочери. Три года спустя мы видим ее уже взрослой, успевшей к моменту встречи с "милым" сменить три роли и вновь надеть "серое платье": "Не гляди так, не хмурься гневно, / Я любимая, я твоя. / Не пастушка, не королевна / И уже не монашенка я - // В этом сером будничном платье, / На стоптанных каблуках..." (Ты письмо мое, милый, не комкай. 1912).

За это время в поэтическом мире прошло гораздо больше времени. "Незаконнорожденная" королевская дочь провела свое детство как " "пастушка"; затем, вероятно, вдова "сероглазого короля" признала ее права "королевны"; далее, по неизвестной причине, последовал уход или заключение в монастырь - превращение в "монашенку".

И вот, возвращаясь к любимому в надежде на продолжение отношений, она испытывает "тот же страх": "Но, как прежде, жгуче объятье, / Тот же страх в огромных глазах". Это, по всей видимости, страх разоблачения, который она уже испытывала ранее во время тайных свиданий с возлюбленным. До этого "тот же страх" испытывали ее родители, но в зеркально-симметричной ситуации. Прежде это были встречи "короля" с обычной женщиной, а сейчас - королевской дочери с "бедняком".

Еще три года спустя происходит перемещение сероглазой лирической героини в иной мир, в "божий сад лучей": "Долго шел через поля и села, / Шел и спрашивал людей: "Где она, где свет веселый / Серых звезд - ее очей? <...>. А над смуглым золотом престола / Разгорался божий сад лучей: "Здесь она, здесь свет веселый / Серых звезд - ее очей". (Долго шел через поля и села..., 1915). Дочь повторяет судьбу отца, поскольку "с рождения" занимает самое высокое положение в этом мире - она потомок "высшего существа", сошедшего на землю в образе "сероглазого короля". Тем самым, мужская и женская линии замыкаются в один круг, исчерпывая тему сюжетно и хронологически.

Но сказанное справедливо только для антропоморфных образов. Внутри этого круга остаются еще зооморфные персонажи и неодушевленные предметы. Исследование этого набора позволяет сделать некоторые уточнения и дополнения.

Первым из неодушевленных предметов упоминается серое Облачко, похожее на беличью шкурку: "Высоко в небе облачко серело, / Как беличья расстеленная шкурка" (1911). Естественно задать вопрос: а где та Белка, с которой содрана эта "шкурка"? Следуя закону обратной хронологии, спускаемся по тексту на четыре года вниз и обнаруживаем, что "серая белка" - это одна из форм посмертного существования самой лирической героини: "Я вошла вчера в зеленый рай, / Где покой для тела и души...<...> Серой белкой прыгну на ольху.../ Чтоб не страшно было жениху.../ Мертвую невесту поджидать" (Милому, 1915).

Вторым, в этом же, 1911 году, упоминается серый домашний кот: "Мурка, серый, не мурлычь...", - спутник детских лет лирической героини. А годом спустя - "серый лебеденок", ее школьный товарищ: "Эти липы, верно, не забыли / Нашей встречи, мальчик мой веселый. // Только ставши лебедем надменным, / Изменился серый лебеденок." (В ремешках пенал и книги были..., 1912).

Последний пример особенно примечателен - он показывает, что к зооморфным трансформациям способна не только лирическая героиня, но и ее спутники. Попутно заметим, что если бы превращение "лебеденка" в Лебедя состоялось чуть раньше, то мы наблюдали бы классическую сцену "Леда и Лебедь".

Если выстроить все антропоморфные и зооморфные образы в один ряд, то на одном конце окажется маленькая девочка и ее любимец - серый Кот, а на другом - взрослая замужняя женщина и ее любовник - сероглазый Король. Промежуток между Котом и Королем последовательно ("по возрасту") заполнят три пары: девочка-школьница и "серый лебеденок" (он же - "веселый мальчик"), девушка-подросток и "сероглазый мальчик" (уже не "веселый", а "высокий"), "мертвая невеста" (серая Белка) и "сероглазый жених".

В свете вышеизложенного напрашивается вывод, что окрашивание предметов поэтического мира в серый цвет подчиняется той же логике, что и естественное течение жизни во внетекстовой реальности - от начала к концу, только реализуется оно в обратной хронологической последовательности. Поэтому у каждого персонажа, наряду с внетекстовым прототипом, обязательно появляется внутритекстовый "исходный образ". Нам не известно, какой именно внетекстовый стимул индуцировал появление образа сероглазого короля, но его внутритекстовый прототип достаточно очевиден - это Мурка.

В пользу этого свидетельствует, во-первых, сходство "механизма" зооморфных трансформаций. Лирическая героиня "вошла вчера в зеленый рай", а сегодня уже скачет "серой белкой" по зимнему лесу (т.е. примерно через полгода). И "сероглазый король" "умер вчера...", поэтому не удивительно, что сегодня (через два года) он превратился в серого кота.

Во-вторых, на это же указывает наличие двух "центров притяжения" серого цвета, один из которых - глаза человека, а другой - мягкая и пушистая "одежда" животного ("шкурка" белки или оперенье птицы). Присутствие этих центров ощущается даже при упоминании неодушевленных предметов.

Например, в произведении "Безвольно пощады просят / Глаза..." (1912) формально не упоминается их цвет, а далее, во втором четверостишии, говорится о "серых бревнах": "Иду по тропинке в поле, / Вдоль серых сложенных бревен...". Но фактически, это и есть цвет "глаз". Слишком известно каноническое соединение образов Бревна и своего Глаза, а кроме того, подходя к лежащему бревну, легко увидеть его торец тот же "серый глаз".

В произведении "Слаб голос мой, но воля не слабеет, / Мне даже легче стало без любви..." (1912) далее, тоже во втором четверостишии, упоминается "серая зола": "Я не томлюсь над серою золой...". Каноническое соединение понятий Любовь и пылающий Огонь почти не оставляет сомнений, что эта "серая зола" - след былого "любовного огня". Но главное качество золы, в нашем случае - ее мягкость и пушистость, а также способность взлетать, при малейшем дуновении, серым облачком.

Вероятно, появление этих центров отображает способность к восприятию предметов как зрением, так и осязанием. Зооморфная трансформация, в таком случае, представляет собой художественно преображенный вариант оживления в сознании осязательных образов вслед за зрительными. Осязание эволюционно предшествует зрению и связано с ним, поэтому детские тактильные и зрительные ощущения от серых звериных "шкурок" и птичьих перьев вполне могли воскреснуть в памяти при взгляде на любой эмоционально волнующий предмет серого цвета, особенно такой, как серые глаза любимого.

В-третьих, привлекает внимание сохранение структуры отношений: один из членов пары Он и Она всегда высокий или высоко наверху, причем эта схема обычно дублируется. Особенно показательно последнее произведение из этой серии, написанное восемь лет спустя (1917):

И в тайную дружбу с высоким,

Как юный орел темноглазым,

Я, словно в цветник предосенний,

Походкою легкой вошла.

Там были последние розы,

И месяц прозрачный качался

На серых, густых облаках...

В нем присутствуют те же мотивы, что и в "Сероглазом короле", пересказанные почти теми же словами. Действие происходит несколько ранее ("цветник предосенний", а не "Вечер осенний..."), но воспроизводится прежний "колорит": "там были последние розы". Можно сказать, что сейчас взгляд притягивают "алые пятна", потому что прежде в этот цвет был окрашен весь "вечер" ("...был душен и ал"). И тогда это было "последнее" цветоощущение перед наступающим мраком.

Главный герой не только "высокий", но еще и похож на орла (птицу, известную "высотой полета"). В этом "юном" трудно не узнать уже почти взрослого "сероглазого мальчика".

А еще выше виден "прозрачный" Месяц (т.е. "серый", если представить, что через него просвечивает черное ночное небо). Месяц, покачивающийся на "серых, густых (как мех?) облаках" - более чем откровенный символ. "Тайная дружба" лирической героини с "темноглазым" ничем не отличается от ее прежних любовных отношений с "сероглазым".

Итак, "сероглазый король" превращается, после смерти (1909), сначала в серого Кота (1911), а затем - в Орла (1917). Лирическая героиня претерпевает ту же серию посмертных зооморфных трансформаций. Наряду с превращением в серую Белку, она намерена стать еще и "ласочкой" (почти Ласточкой) и наконец - Лебедем: "Серой белкой прыгну на ольху, / Ласочкой пугливой пробегу, / Лебедью тебя я стану звать..." (Милому, 1915).

Полный параллелизм трансформации образов в мужской и женской линиях серого цвета позволяет высказать предположение, что у образа "сероглазого короля" было два внутритекстовых прототипа. Один из них вышеупомянутый Мурка, а второй - его хозяйка, с детства ощущавшая себя "королевной".

Семантика серого цвета - семантика серой горностаевой мантии.

Творчество Анны Андреевны Ахматовой - не просто высший образец “женской” поэзии (“Я научила женщин говорить...” - писала она в 1958 г.). Оно являет собой исключительный, ставший возможным только в XX в. синтез женственности и мужественности, тонкого чувства и глубокой мысли, эмоциональной выразительности и редкой для лирики изобразительности (наглядности, представимости образов).

Будучи с 1910 по 1918 г. женой Н.С. Гумилева, Ахматова вступила в поэзию как представительница основанного им направления акмеизма, противопоставлявшего себя символизму с его мистикой, попытками интуитивно постичь непознаваемое, расплывчатостью образов, музыкальностью стиха. Акмеизм был весьма неоднороден (вторая крупнейшая фигура в нем - О.Э. Мандельштам) и просуществовал как таковой недолго, с конца 1912 г. примерно до конца 10-х гг. Ho Ахматова никогда от него не отрекалась, хотя ее развивавшиеся творческие принципы были разнообразнее и сложнее. Первые книги стихов, “Вечер” (1912) и особенно “Четки” (1914), принесли ей славу. В них и последней дореволюционной книге “Белая стая” (1917) определилась поэтическая манера Ахматовой: сочетание недосказанности, не имеющей ничего общего с символистской туманностью, и четкой представимости рисуемых картин, в частности поз, жестов (начальное четверостишие “Песни последней встречи” 1911 г. “Так беспомощно грудь холодела, / Ho шаги мои были легки. / M на правую руку надела / Перчатку с левой руки” в массовом сознании стало как бы визитной карточкой Ахматовой), выраженность внутреннего мира через внешний (нередко по контрасту), напоминающая о психологической прозе, пунктирная сюжетность, наличие персонажей и их кратких диалогов, как в маленьких сценках (критика писала о лирических “новеллах” Ахматовой и даже о “романе-лирике”), преимущественное внимание не к устойчивым состояниям, а к изменениям, к едва наметившемуся, к оттенкам при сильнейшем эмоциональном напряжении, стремление к разговорности речи без ее подчеркнутой прозаизации, отказ от напевности стиха (хотя в позднем творчестве появится и цикл “Песенки”), внешняя отрывочность, например начало стихотворения с союза при его малом объеме, многоликость лирического “я” (у ранней Ахматовой несколько героинь разного социального статуса - от светской дамы до крестьянки) при сохранении признаков автобиографизма. Стихи Ахматовой внешне близки классическим, их новаторство недемонстративно, выражается в комплексе признаков. Поэту - слово “поэтесса” Ахматова не признавала - всегда нужен адресат, некое “ты”, конкретное или обобщенное. Реальные люди в ее образах зачастую неузнаваемы, несколько человек могут вызвать появление одного лирического персонажа. Ранняя лирика Ахматовой преимущественно любовная, ее интимность (формы дневника, письма, признания) в значительной степени фиктивна, в лирике, говорила Ахматова, “себя не выдашь”. Свое, сугубо личное творчески преображалось в понятное многим, многими переживаемое. Такая позиция позволила тончайшему лирику стать впоследствии выразителем судеб поколения, народа, страны, эпохи.

Размышления об этом вызвала уже Первая мировая война, что сказалось в стихах “Белой стаи”. В этой книге резко усилилась религиозность Ахматовой, всегда важная для нее, хотя не во всем ортодоксально православная. Мотив памяти приобрел новый, во многом надличностный характер. Ho любовные стихи связывают “Белую стаю” со сборником 1921 г. “Подорожник” (от названия “Лихолетье” отговорили друзья), на две трети состоящим из дореволюционных стихов. Страшный для Ахматовой 1921 г., год известия о самоубийстве любимого брата, год смерти А.А. Блока и расстрела Н.С. Гумилева, обвиненного в участии в белогвардейском заговоре, и 1922 г. отмечены творческим подъемом вопреки тяжелому настроению, личным и бытовым неурядицам. 1922 годом датирована книга “Anno Domini MCMXXI” (“Лета Господня 1921”). В 1923 г. в Берлине вышло второе, расширенное издание “Anno Domini...”, где гражданская позиция поэта, не принявшего новых властей и порядков, была заявлена особенно твердо уже в первом стихотворении “Согражданам”, вырезанном цензурой почти из всех поступивших в СССР экземпляров книги. Ахматова в ней оплакивала безвременно ушедших, погубленных, с тревогой смотрела в будущее и принимала на себя крест - обязанность стойко перенести любые тяготы вместе с родиной, оставшись верной себе, национальным традициям, высоким принципам.

После 1923 г. Ахматова почти не печаталась до 1940 г., когда с ее стихов был снят запрет по прихоти Сталина. Ho сборник “Из шести книг” (1940), в том числе из отдельно не выходившего “Тростника” (цикл “Ива”), был именно сборником по преимуществу старых стихов (в 1965 г. в состав самого большого прижизненного сборника “Бег времени” войдет тщательно просеянная в издательстве “Седьмая книга”, также отдельно не печатавшаяся). В пятой, “Северной элегии” (1945), Ахматова признавалась: “И сколько я стихов не написала, / И тайный хор их бродит вкруг меня...” Многие опасные для автора стихи хранились лишь в памяти, из них впоследствии вспомнились отрывки. “Реквием”, созданный в основном во второй половине 30-х гг., Ахматова решилась записать только в 1962 г., а напечатан он был в СССР еще через четверть века (1987). Немногим менее половины опубликованных ахматовских стихов относится к 1909-1922 гг., другая половина создавалась в течение более чем сорока лет. Некоторые годы оказались совершенно бесплодными. Ho впечатление исчезновения Ахматовой из поэзии было обманчиво. Главное - она и в самые тяжелые времена создавала произведения высочайшего уровня в противоположность многим советским поэтам и прозаикам, чей дар постепенно угасал.

Патриотические стихи 1941-1945 гг. (“Клятва”, “Мужество”, “Победителям”, стихотворения, позже составившие цикл “Победа”, и др.) укрепили положение Ахматовой в литературе, но в 1946 г. она вместе с М.М. Зощенко стала жертвой постановления ЦК ВКП(б) «О журналах “Звезда” и “Ленинград”», обвинившего ее поэзию в безыдейности, салонности, отсутствии воспитательного значения, причем в самой грубой форме. Критика на протяжении ряда лет занимается ее поношением. Поэт выносит травлю с достоинством. В 1958 и 1961 гг. выходят небольшие сборники, в 1965-м - итоговый “Бег времени”. Творчество Ахматовой на исходе ее жизни получает международное признание.

Поздние стихи, собранные автором в несколько циклов, тематически разнообразны: афористическая “Вереница четверостиший”, философско-автобиографические “Северные элегии”, “Венок мертвым” (преимущественно собратьям по перу, нередко также с тяжелой судьбой), стихи о репрессиях, “Античная страничка”, “Тайны ремесла”, стихи о Царском Селе, интимная лирика, напоминающая прежнюю любовную, но проведенная через поэтическую память, и т.д. Адресат поздней Ахматовой - обычно некое обобщенное “ты”, объединяющее живых и мертвых, дорогих автору людей. Зато лирическое “я” теперь не многоликая героиня ранних книг, это образ более автобиографический и автопсихологический. Часто поэт выступает от лица выстраданной истины. Ближе к классическим стали формы стиха, торжественнее интонация. Нет прежних “сценок”, прежней “вещности” (тщательно отобранной предметной детализации), больше “книжности”, сложных переливов мысли и чувства.

Крупнейшим и самым сложным произведением Ахматовой, над которым она работала с 1940 по 1965 г., создав четыре основных редакции, стала “Поэма без героя”. В ней подчеркивается единство истории, единство культуры, бессмертие человека, содержатся зашифрованные воспоминания о последнем годе перед мировой катастрофой - 1913-м - и Первая мировая война выступает как предвестие Второй, а также революции, репрессий, вообще всех катаклизмов эпохи (“Приближался не календарный - / Настоящий Двадцатый Век”). Вместе с тем это произведение глубоко личностное, насыщенное намеками и ассоциациями, явными и скрытыми цитатами из литературы XIX и XX вв.