Боги и герои в эпосе гомера. Образы богов и людей в поэмах

Боги и люди (От Миноса до Эзопа). "Илиада"

Боги и люди (От Миноса до Эзопа). "Илиада"

Действие поэмы укладывается примерно в пятьдесят дней на исходе десятого года осады. Гибель Трои предрешена роком, которого боятся и боги и люди.
Не только завязка, но и общее содержание "Илиады" определяется в первых же стихах поэмы:

Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына,
Грозный, который ахеянам тысячи бедствий соделал:
Многие души могучие славных героев низринул
В мрачный Аид и самих распростер их в корысть плотоядным
Птицам окрестным и псам (совершалася Зевсова воля), -
С оного дня, как воздвигшие спор, воспылали враждою
Пастырь народов Атрид и герой Ахиллес благородный.

(Здесь и далее "Илиада" и "Одиссея" цитируются в переводах соответственно Н.И. Гнедича и В.А. Жуковского по изданию: Гомер. Илиада. Одиссея. - М., Худож. лит., 1967 ("Библиотека всемирной литературы"). Илиада, I, 1-7.)
Это обращение к Музе со времен Гомера станет характернейшим средством зачина поэтических произведений у многих и многих авторов. Приведу здесь только один пример. Советский поэт Евгений Евтушенко начинает лучшую свою поэму "Братская ГЭС" с обращения, правда, не к самой Музе, но к великим ее русским избранникам:

Дай, Пушкин, мне свою певучесть,
свою раскованную речь,
свою пленительную участь -
как бы шаля, глаголом жечь.

Дай, Лермонтов, свой желчный взгляд,
своей презрительности яд
и келью замкнутой души,
где дышит, скрытая в тиши,
недоброты твоей сестра -
лампада тайного добра...

Но из-за чего же возникла ссора в стане ахейцев? Из-за пленницы, которую не поделили между собой Агамемнон и Ахиллес.
В десятом году осады Трои, при разделе добычи с завоеванного ахейцами города, пленная дочь Аполлонова жреца Хриса, Хрисеида, была присуждена Агамемнону. Хрис пришел в ахейский стан, предлагая выкуп за дочь; Агамемнон отказал, но Аполлон заставил его уступить, наслав чуму на ахейское войско. Почувствовавший себя обесчещенным, Агамемнон на ахейском собрании потребовал себе возмещения за счет других богатырей - а вследствие гневного возражения Ахилла, именно за его счет, пригрозив отнять у него его пленницу Брисеиду... Тогда Ахилл объявил, что отказывается от дальнейшего участия в войне (земная мотивировка поражения ахейцев). Агамемнон отнял у него Брисеиду; он же через свою божественную мать Фетиду упросил Зевса даровать победу троянам впредь до получения им от Агамемнона удовлетворения (небесная мотивировка поражения ахейцев...)
(Статья о Гомере Ф.Ф. Зелинского в кн: Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. Биографии. Т. 4. - М: Большая Российская Энциклопедия, 1993. С. 221.)

В первой песне, таким образом, дается завязка эпоса сразу и с точки зрения человеческой, земной, и с позиции небесной, олимпийской. "Ссора царей" не переросла в междоусобную войну только благодаря вмешательству Афины.
Таково вкратце содержание первой песни поэмы. Кстати, разбивку на песни (или главы) обеих поэм осуществили все те же александрийские ученые еще в III в. до н.э., и с тех пор она повторяется во всех изданиях.
Вторая песнь повествует о том, как Агамемнон, которому во сне явился Зевс и подтолкнул его к началу активных военных действий, решил сначала проверить настроение воинов и предложил им вернуться на родину. К его негодованию воины с радостью бросаются исполнять повеление начальника. Не забудем: осада Трои длится уже десять лет, и, конечно, походная, полная лишений жизнь, уже изрядно утомила осаждающих. Лишь мудрое вмешательство Одиссея заставляет ахейцев опомниться и вернуться к своим воинским обязанностям.
Вторая песнь завершается описанием войска ахеян, тем самым списком кораблей, который О. Мандельштам "прочел до середины" и который Ф.Ф. Зелинский называет "золотой книгой греческой знати".

Ныне поведайте, Музы, живущие в сенях Олимпа:
Вы, божества, - вездесущи и знаете всё в поднебесной;
Мы ничего не знаем, молву мы единую слышим:
Вы мне поведайте, кто и вожди и владыки данаев;
Всех же бойцов рядовых не могу ни назвать, ни исчислить,
Если бы десять имел языков я и десять гортаней,
Если б имел неслабеющий голос и медные перси;
Разве, небесные Музы, Кронида великого дщери,
Вы бы напомнили всех, приходивших под Трою ахеян.
Только вождей корабельных и все корабли я исчислю.
(Илиада, II, 484 - 493.)

Объем этого "списка" занимает добрых полтора десятка страниц, поэтому цитировать его здесь не представляется возможным.
В третьей песни троянцы выступают против греков под предводительством Гектора, но Парис предлагает заменить общее сражение единоборством. На время поединка между воюющими сторонами заключается перемирие. Против Париса выходит оскорбленный его вероломством Менелай и почти побеждает противника, однако Афродита спасает до смерти перепуганного Париса.
Четвертая песнь рассказывает о том, как Зевс предлагает богам возвратить Елену Менелаю. Афина, желая гибели троянцам, побуждает Пандара пустить стрелу в Менелая. Тот наносит ему легкую рану, тем самым нарушая перемирие. Вновь вспыхивает сражение, в котором боги распаляют противников своим подстрекательством.
Пятая песнь - апофеоз (Здесь - прославление, возвеличение воина.) греческого героя Диомеда, убивающего не только нарушителя перемирия Пандара, но и многих других троянских воинов. В их числе мог бы оказаться и Эней, если бы ему не оказала помощь мать - Афродита, которую в пылу ярости Диомед ранит в руку. Более того, он наносит ранение и самому богу войны Аресу.
Шестая песнь посвящена Гектору, сильнейшему бойцу троянского стана. Понимая, что для дальнейшей борьбы одних человеческих сил недостаточно, он отправляется в город, чтобы просить мать помолиться Афине об отвращении гибели от родины, а попутно и пристыдить Париса за трусость и побудить его вернуться в ряды защитников Трои.
В качестве эпизода в эпизоде здесь есть замечательная сцена побратимства двух соперников - троянца Главка с ахейцем Диомедом, прекращающих поединок сразу же после того, как они узнают, что их отцы связаны между собою узами гостеприимства.

Главк между тем, Гипполохид, и сын знаменитый Тидея
Между фаланг на средину сходились, пылая сразиться.
Чуть соступились герои, идущие друг против друга,
Первый из них взговорил Диомед, воеватель могучий:
"Кто ты, бестрепетный муж от земных обитателей смертных?
Прежде не зрел я тебя на боях, прославляющих мужа;
Но сегодня, как вижу, далёко ты мужеством дерзким
Всех превосходишь, когда моего копия нажидаешь.
Дети одних злополучных встречаются с силой моею!
Если бессмертный ты бог, от высокого неба нисшедший,
Я никогда не дерзал с божествами Олимпа сражаться...
Если же смертный ты муж и воскормлен плодами земными,
Ближе предстань, да к пределу ты смерти скорее достигнешь".

Быстро ему отвечал воинственный сын Гипполохов:
"Сын благородный Тидея, почто вопрошаешь о роде?
Листьям в дубравах древесных подобны сыны человеков:
Ветер одни по земле развевает, другие дубрава,
Вновь расцветая, рождает, и с новой весной возрастают;
Так человеки: сии нарождаются, те погибают.
Если ж ты хочешь, тебе и о том объявлю, чтобы знал ты
Наших и предков и род; человекам он многим известен.
Есть в конеславном Аргосе град знаменитый Эфира;
В оном Сизиф обитал, препрославленный мудростью смертный,
Тот Сизиф Эолид, от которого Главк породился.
Главк даровал бытие непорочному Беллерофонту...

Рек, - и наполнился радостью сын благородный Тидеев;
Медную пику свою водрузил в даровитую землю
И приветную речь устремил к предводителю Главку:
"Сын Гипполохов! ты гость мне отеческий, гость стародавний!
Некогда дед мой Иней знаменитого Беллерофонта
В собственном доме двадцать дней угощал дружелюбно.
Оба друг другу они превосходные дали гостинцы...
Храбрый! отныне тебе я средь Аргоса гость и приятель.
Ты же мне - в Ликии, если приду я к народам ликейским.
С копьями ж нашими будем с тобой и в толпах расходиться.
Множество здесь для меня и троян, и союзников славных;
Буду разить, кого бог приведет и кого я постигну.
Множество здесь для тебя аргивян, поражай кого можешь.
Главк! обменяемся нашим оружием; пусть и другие
Знают, что дружбою мы со времен праотцовских гордимся".

Так говорили они - и, с своих колесниц соскочивши,
За руки оба взялись и на дружбу взаимно клялися.
(Илиада, VI, 119-129, 142-155, 212-218, 224-233.)

Меж тем в этой же песни происходит еще одна сцена, которую следовало бы ожидать гораздо позднее, к моменту решительного поединка двух главных героев поэмы, - сцена прощания Гектора с женой его Андромахой.
В общем ходе событий "Илиады" это пауза, передышка, - пишет М.Л. Гаспаров, - обо всем этом можно было бы и совсем не рассказывать, но Гомер вмещает сюда и трагический контраст грозной военной и мирной семейной жизни, и - в словах Андромахи - эпизод из начальных лет Троянской войны, и - в предвиденье Гектора - грядущий исход войны, и долг тех, кто со щитом, и долю тех, кто за щитом.
(М.Л. Гаспаров. Занимательная Греция. С. 16.)

Вот эта прославленная в мировой литературе сцена.

Он (Гектор)приближался уже, протекая обширную Трою,
К Скейским воротам (чрез них был выход из города в поле);
Там Андромаха супруга, бегущая, в встречу предстала,
Отрасль богатого дома, прекрасная дочь Этиона...
...За нею одна из прислужниц
Сына у персей держала, бессловного вовсе, младенца,
Плод их единый, прелестный, подобный звезде лучезарной.
Гектор его называл Скамандрием; граждане Трои -
Астианаксом: единый бо Гектор защитой был Трои.
Тихо отец улыбнулся, безмолвно взирая на сына.
Подле него Андромаха стояла, лиющая слезы;
Руку пожала ему и такие слова говорила:
"Муж удивительный, губит тебя твоя храбрость! ни сына
Ты не жалеешь, младенца, ни бедной матери; скоро
Буду вдовой я, несчастная! скоро тебя аргивяне,
Вместе напавши, убьют! а тобою покинутой, Гектор,
Лучше мне в землю сойти: никакой мне не будет отрады,
Если, постигнутый роком, меня ты оставишь: удел мой -
Горести! Нет у меня ни отца, ни матери нежной!
Старца отца моего умертвил Ахиллес быстроногий,
В день, как и град разорил киликийских народов цветущий,
Фивы высоковоротные. Сам он убил Этиона,
Но не смел обнажить: устрашался несчастия сердцем;
Старца он предал сожжению вместе с оружием пышным.
Создал над прахом могилу; и окрест могилы той ульмы
Нимфы холмов насадили, Зевеса великого дщери.
Братья мои однокровные - семь оставалось их в доме -
Все и в единый день преселились в обитель Аида:
Всех злополучных избил Ахиллес, быстроногий ристатель,
В стаде застигнув тяжелых тельцов и овец белорунных.
Матерь мою, при долинах дубравного Плака царицу,
Пленницей в стан свой привлек он с другими добычами брани,
Но даровал ей свободу, приняв неисчислимый выкуп;
Феба ж и матерь мою поразила в отеческом доме!
Гектор, ты всё мне теперь - и отец, и любезная матерь,
Ты и брат мой единственный, ты и супруг мой прекрасный!
Сжалься же ты надо мною и с нами останься на башне,
Сына не сделай ты сирым, супруги не сделай вдовою;
Воинство наше поставь у смоковницы: там наипаче
Город приступен врагам и восход на твердыню удобен:
Трижды туда приступая, на град покушались герои,
Оба Аякса могучие, Идоменей знаменитый,
Оба Атрея сыны и Тидид, дерзновеннейший воин.
Верно, о том им сказал прорицатель какой-либо мудрый,
Или, быть может, самих устремляло их вещее сердце".

Ей отвечал знаменитый, шеломом сверкающий Гектор:
"Всё и меня то, супруга, не меньше тревожит; но страшный
Стыд мне пред каждым троянцем и длинноодежной троянкой,
Если, как робкий, останусь я здесь, удаляясь от боя.
Сердце мне то запретит; научился быть я бесстрашным,
Храбро всегда меж троянами первыми биться на битвах,
Славы доброй отцу и себе самому добывая!
Твердо я ведаю сам, убеждаясь и мыслью и сердцем,
Будет некогда день, и погибнет священная Троя,
С нею погибнет Приам и народ копьеносца Приама.
Но не столько меня сокрушает грядущее горе
Трои, Приама родителя, матери дряхлой, Гекубы,
Горе тех братьев возлюбленных, юношей многих и храбрых,
Кои полягут во прах под руками врагов разъяренных,
Сколько твое, о супруга! тебя меднолатный ахеец,
Слезы лиющую, в плен повлечет и похитит свободу!
И, невольница, в Аргосе будешь ты ткать чужеземке,
Воду носить от ключей Мессеиса или Гиперея,
С ропотом горьким в душе; но заставит жестокая нужда!
Льющую слезы тебя кто-нибудь там увидит и скажет:
Гектора это жена, превышавшего храбростью в битвах
Всех конеборцев троян, как сражалися вкруг Илиона!
Скажет - и в сердце твоем возбудит он новую горечь:
Вспомнишь ты мужа, который тебя защитил бы от рабства!
Но да погибну и буду засыпан я перстью земною
Прежде, чем плен твой увижу и жалобный вопль твой услышу!"

Рек - и сына обнять устремился блистательный Гектор;
Но младенец назад, пышноризой кормилицы к лону
С криком припал, устрашася любезного отчего вида,
Яркою медью испуган и гребнем косматовласым,
Видя ужасно его закачавшимся сверху шелома.
Сладко любезный родитель и нежная мать улыбнулись.
Шлем с головы немедля снимает божественный Гектор,
Наземь кладет его, пышноблестящий, и, на руки взявши
Милого сына, целует, качает его и, поднявши,
Так говорит, умоляя и Зевса, и прочих бессмертных:
"Зевс и бессмертные боги! о, сотворите, да будет
Сей мой возлюбленный сын, как и я, знаменит среди граждан;
Так же и силою крепок, и в Трое да царствует мощно.
Пусть о нем некогда скажут, из боя идущего видя:
Он и отца превосходит! И пусть он с кровавой корыстью
Входит, врагов сокрушитель, и радует матери сердце!"

Рек - и супруге возлюбленной на руки он полагает
Милого сына; дитя к благовонному лону прижала
Мать, улыбаясь сквозь слезы. Супруг умилился душевно,
Обнял ее и, рукою ласкающий, так говорил ей:
"Добрая! сердце себе не круши неумеренной скорбью.
Против судьбы человек меня не пошлет к Аидесу;
Но судьбы, как я мню, не избег ни один земнородный
Муж, ни отважный, ни робкий, как скоро на свет он родится.
Шествуй, любезная, в дом, озаботься своими делами;
Тканьем, пряжей займися, приказывай женам домашним
Дело свое исправлять; а война - мужей озаботит
Всех, наиболе ж меня, в Илионе священном рожденных".

Речи окончивши, поднял с земли бронеблещущий Гектор
Гривистый шлем, и пошла Андромаха безмолвная к дому,
Часто назад озираясь, слезы ручьем проливая.
Скоро достигла она устроением славного дома
Гектора мужегубителя; в оном служительниц многих,
Собранных вместе, нашла и к плачу их всех возбудила:
Ими заживо Гектор был в своем доме оплакан.
Нет, они помышляли, ему из погибельной брани
В дом не прийти, не избегнуть от рук и свирепства данаев.
(Илиада, VI, 392-394, 399 - 502.)

В седьмой песни "Илиады" успех, кажется, начинает склоняться на сторону троянцев. Возвратившийся в стан бойцов Гектор вызывает ахейцев на единоборство. По жребию против него выходит Аякс, сын Теламона. Он ранит троянца, но битва их прерывается приходом ночи. Греки считают Аякса победителем и празднуют успех. Тем временем стороны заключают перемирие для погребения убитых.
Восьмая и девятая песни описывают тяжелое положение ахейского лагеря и военный успех троянцев. Агамемнон отправляет посольство к Ахиллу, надеясь склонить его к примирению. Самолюбивый герой, однако, на все просьбы Аякса, Одиссея и старца Феникса отвечает отказом. Сверх того, он заявляет послам, что наутро вместе со своей дружиной возвращается на родину.
Этот отказ, - пишет А. Боннар, - от первоначально избранного жребия - от славы - во имя сохранения жизни опозорил бы его, если бы он смог остаться верным своему решению.
(А. Боннар. Указ. соч. С. 47.)

Десятая песнь поэмы рассказывает о том, как в ту же ночь два ахейских героя Диомед и Одиссей отправляются в разведку и захватывают троянского лазутчика Долона. Узнав у него расположение троянских сил и новость о прибытии на помощь осажденным фракийского царя Реса, обладающего чудесными конями, греки проникают в троянский стан, уничтожают Реса и на его конях возвращаются в свой лагерь.
Одиннадцатая песнь возвращает нас к истинному положению дел. Какие бы чудеса храбрости не выказывали ахейцы, противник наступает. Ранены и покидают поле сражения Диомед, Одиссей, Агамемнон. Ахейцы окружены и вынуждены защищаться в своем лагере.
Двенадцатая и тринадцатая песни рассказывают о том, как Гектор валуном пробивает ворота и врывается в лагерь противника. На помощь грекам приходит Посейдон, действуя в тайне от требующего сохранять нейтралитет Зевса.
Четырнадцатая и пятнадцатая песни рассказывают о делах олимпийцев. Пока Зевс спит, усыпленный уговорами Геры, Посейдон ободряет греков, и Аякс поражает Гектора камнем. Друзьям удается вынести героя с поля. Пробудившийся Зевс дает троянцам возможность получить решительный перевес.
С шестнадцатой песни начинается кульминация. Пока Патрокл рассказывает Ахиллу о положении дел, Гектор врывается в лагерь ахейцев и поджигает один из кораблей.

Ныне поведайте, Музы, живущие в сенях Олимпа,
Как на суда аргивян упал истребительный пламень.
Гектор, нагрянувши, изблизи ясенный дрот у Аякса
Тяжким ударил мечом, и у медяной трубки копейной
Ратовье махом рассек; бесполезно Аякс Теламонид
Взнес, потрясая, обрубленный дрот: далеко от Аякса
Острая медь отлетела и о землю звукнула, павши.
Сын Теламонов познал по невольному трепету сердца
Дело богов, и, познав, что его все замыслы в брани
Зевс громоносный ничтожит, даруя троянам победу,
Он отступил; и троянцы немедленно бросили шумный
Огнь на корабль: с быстротой разлилося свирепое пламя.
Так запылала корма корабля.
(Илиада, XVI, 112 - 124.)

Патрокл добивается у Ахилла разрешения вступить в бой и переодевается в его доспехи, один вид которых устрашает врагов. Ахилл наказывает своему любимому другу не увлекаться в бою и не рисковать понапрасну своей жизнью.
Песни семнадцатая и восемнадцатая повествуют о героизме и гибели Патрокла в единоборстве против Гектора. Вокруг тела павшего героя разгорается борьба. Гектор снимает с убитого доспехи, но друзья Патрокла не отдают ему тела. Сын Нестора Антилох приносит Ахиллу весть о смерти Патрокла.

Горе мне, храбрый, любезный Пелид! От меня ты услышишь
Горькую весть, какой никогда не должно бы свершиться!
Пал наш Патрокл! и уже загорелася битва за тело;
Он уже наг; совлек все оружие Гектор могучий!
(Илиада, XVIII, 18 - 21.)

Страшное отчаяние охватывает Ахилла:

... Пелида покрыло мрачное облако скорби.
Быстро в обе он руки схвативши нечистого пепла,
Голову всю им осыпал и лик осквернил свой прекрасный;
Риза его благовонная вся почернела под пеплом.
Сам он, великий, пространство покрывши великое, в прахе
Молча простерся и волосы рвал, безобразно терзая.
(Илиада, XVIII, 22 - 27.)

Мать утешает его, но Ахилл безутешен. Он оплакивает своего друга так же, как оплакивал Гильгамеш Энкиду: горе его невыносимо. Но к горю этому примешивается еще и гнев.

... Его из друзей всех больше любил я;
Им, как моею главой, дорожил; и его потерял я!
Гектор убийца похитил с него и доспех тот огромный,
Дивный, богами дарованный, дар драгоценный Пелею
В день, как, богиню, тебя на смертного ложе повергли.
О, почто не осталась ты нимфой бессмертного моря!
О, почто и Пелей не избрал себе смертной супруги!
Должно теперь и тебе бесконечную горесть изведать,
Горесть о сыне погибшем, которого ты не увидишь
В доме отеческом! ибо и сердце мое не велит мне
Жить и в обществе быть человеческом, ежели Гектор,
Первый, моим копием пораженный, души не извергнет
И за грабеж над Патроклом любезнейшим мне не заплатит!"

Матерь, слезы лиющая, снова ему говорила:
"Скоро умрешь ты, о сын мой, судя по тому, что вещаешь!
Скоро за сыном Приама конец и тебе уготован!"

Ей, тяжело воздохнув, отвечал Ахиллес быстроногий:
"О, да умру я теперь же, когда не дано мне и друга
Спасть от убийцы! Далеко, далеко от родины милой
Пал он; и, верно, меня призывал, да избавлю от смерти!
Что же мне в жизни? Я ни отчизны драгой не увижу,
Я ни Патрокла от смерти не спас, ни другим благородным
Не был защитой друзьям, от могучего Гектора падшим:
Праздный сижу пред судами, земли бесполезное бремя,
Я, которому равного между героев ахейских
Нет во брани, хотя на советах и многие лучше.
О, да погибнет вражда от богов и от смертных, и с нею
Гнев ненавистный, который и мудрых в неистовство вводит.
Он в зарождении сладостней тихо струящегось меда,
Скоро в груди человека, как пламенный дым, возрастает!
Гневом таким преисполнил меня властелин Агамемнон.
Но забываем мы всё прежде бывшее, как ни прискорбно;
Гнев оскорбленного сердца в груди укрощаем, по нужде.
Я выхожу, да главы мне любезной губителя встречу,
Гектора! Смерть же принять готов я, когда ни рассудят
Здесь мне назначить ее всемогущий Кронион и боги!
Смерти не мог избежать ни Геракл, из мужей величайший,
Как ни любезен он был громоносному Зевсу Крониду;
Мощного рок одолел и вражда непреклонная Геры.
Так же и я, коль назначена доля мне равная, лягу,
Где суждено; но сияющей славы я прежде добуду!..
В бой выхожу; не удерживай, матерь; ничем не преклонишь!"
(Илиада, XVIII, 81 - 126.)

Безоружный, ведь доспехи его были на павшем Патрокле, Ахилл выходит на вал и громким криком устрашает троянцев. Пользуясь этим, греки уносят тело Патрокла с места битвы.
Фетида отправляется к Гефесту за новыми доспехами для Ахилла. За ночь хромой бог сооружает их. Подробное описание доспехов и особенно щита, занимает несколько страниц поэмы. Мы, однако, не поскупимся на цитаты, ведь здесь Гомер рассказывает о быте своего времени, о жизни той самой Древней Греции, которую мы теперь и представляем себе именно из его стихов.

И в начале работал он щит и огромный и крепкий,
Весь украшая изящно; кругом его вывел на обод
Белый, блестящий, тройной; и приделал ремень серебристый.
Щит из пяти составил листов и на круге обширном
Множество дивного бог по замыслам творческим сделал.
Там представил он землю, представил и небо, и море,
Солнце, в пути неистомное, полный серебряный месяц,
Все прекрасные звезды, какими венчается небо:
Видны в их сонме Плеяды, Гиады и мощь Ориона,
Арктос, сынами земными еще колесницей зовомый;
Там он всегда обращается, вечно блюдет Ориона
И единый чужается мыться в волнах Океана.

Там же два града представил он ясноречивых народов:
В первом, прекрасно устроенном, браки и пиршества зрелись.
Там невест из чертогов, светильников ярких при блеске,
Брачных песней при кликах, по стогнам градским провожают.
Юноши хорами в пляске кружатся; меж них раздаются
Лир и свирелей веселые звуки; почтенные жены
Смотрят на них и дивуются, стоя на крыльцах воротных.
Далее много народа толпится на торжище; шумный
Спор там поднялся; спорили два человека о пене,
Мзде за убийство; и клялся один, объявляя народу,
Будто он все заплатил; а другой отрекался в приеме.
Обв решились, представив свидетелей, тяжбу их кончить.
Граждане вкруг их кричат, своему доброхотствуя каждый;
Вестники шумный их крик укрощают; а старцы градские
Молча на тесаных камнях сидят и средь священного круга;
Скипетры в руки приемлют от вестников звонкоголосых;
С ними встают и один за другим свой суд произносят.
В круге пред ними лежат два таланта чистого злата,
Мзда для того, кто из них справедливее право докажет.

Город другой облежали две сильные рати народов,
Страшно сверкая оружием. Рати двояко грозили:
Или разрушить, иль граждане с ними дожны разделиться
Всеми богатствами, сколько цветущий их град заключает.
Те не склонялись еще и готовились к тайной засаде.
Стену стеречь по забралам супруг поставив любезных,
Юных сынов и мужей, которых постигнула старость,
Сами выходят; вождями их идут Арей и Паллада,
Оба златые, одетые оба златою одеждой;
Вид их прекрасен, в доспехах величествен, сущие боги!
Всем отличны они; человеки далёко их ниже.
К месту пришедшие, где им казалась удобной засада,
К брегу речному, где был водопой табунов разнородных,
Там заседают они, прикрываясь блестящею медью.
Два соглядатая их, отделясь, впереди заседают.
Смотрят кругом, не узрят ли овец и волов подходящих.
Скоро стада показалися; два пастуха за стадами,
Тешась цевницею звонкой, идут, не предвидя коварства.
Быстро, увидевши их, нападают засевшие мужи;
Грабят и гонят рогатых волов и овец среброрунных:
Целое стадо угнали и пастырей стада убили.
В стане, как скоро услышали крик и тревогу при стаде,
Вои, на площади стражей стоящие, быстро на коней
Бурных вскочили, на крик поскакали и вмиг принеслися.
Строем становятся, битвою бьются по брегу речному;
Колют друг друга, метая стремительно медные копья.
Рыщут и Злоба, и Смута, и страшная Смерть между ними:
Держит она то пронзенного, то не пронзенного ловит,
Или убитого за ногу тело волочит по сече;
Риза на персях ее обагровлена кровью людскою.
В битве, как люди живые, они нападают и бьются,
И один пред другим увлекают кровавые трупы.
Сделал на нем и широкое поле, тучную пашню,
Рыхлый, три раза распаханный пар; на нем землепашцы
Гонят яремных волов, и назад и вперед обращаясь;
И всегда, как обратно к концу приближаются нивы,
Каждому в руки им кубок вина, веселящего сердце,
Муж подает; и они, по своим полосам обращаясь,
Вновь поспешают уйти до конца глубобраздного пара.
Нива, хотя и златая, чернеется сзади орющих,
Вспаханной ниве подобясь: такое он чудо представил.

Далее выделал поле с высокими нивами; жатву
Жали наемники, острыми в дланях серпами сверкая.
Здесь полосой беспрерывною падают горстии густые;
Там перевязчики их в снопы перевязлами вяжут.
Три перевязчика ходят за жнущими; сзади их дети,
Горстая быстро колосья, одни за другими в охапах
Вяжущим их подают. Властелин между ними, безмолвно,
С палицей в длани, стоит на бразде и душой веселится,
Вестники одаль, под тению дуба, трапезу готовят;
В жертву заклавши вола, вкруг него суетятся; а жены
Белую сеют муку для сладостной вечери жнущим.

Сделал на нем отягченный гроздием сад виноградный,
Весь золотой, лишь одни виноградные кисти чернелись;
И стоял он на сребряных, рядом вонзенных подпорах.
Около саду и ров темно-синий, и белую стену
Вывел из олова; к саду одна пролегала тропина,
Коей носильщики ходят, когда виноград собирают.
Там и девицы и юноши, с детской веселостью сердца,
Сладостный плод носили в прекрасных плетеных корзинах.
В круге их отрок прекрасный по звонкорокочущей лире
Сладко бряцал, припевая прекрасно под льняные струны
Голосом тонким; они же, вокруг его пляшучи стройно,
С пеньем, и с криком, и с топотом ног хороводом несутся.
Там же и стадо представил волов, воздымающих роги:
Их он из злата одних, а других из олова сделал.
С ревом волы из оград вырываяся, мчатся на паству,
К шумной реке, к камышу густому по влажному брегу.
Следом за стадом и пастыри идут, четыре, златые,
И за ними следуют девять псов быстроногих.
Два густогривые льва на передних волов нападают,
Тяжко мычащего ловят быка; и ужасно ревет он.
Львами влекомый; и псы на защиту и юноши мчатся;
Львы повалили его и, сорвавши огромную кожу,
Черную кровь и утробу глотают; напрасно трудятся
Пастыри львов испугать, быстроногих псов подстрекая.
Псы их не слушают; львов трепеща, не берут их зубами:
Близко подступят, залают на них и назад убегают.

Там же Гефест знаменитый извил хоровод разновидный,
Оному равный, как древле в широкоустроенном Кносе
Выделал хитрый Дедал Ариадне прекрасноволосой.
Юноши тут и цветущие девы, желанные многим.
Пляшут, в хор круговидный любезно сплетяся руками.
Девы в одежды льняные и легкие, отроки в ризы
Светло одеты, и их чистотой, как елеем, сияют;
Тех - венки из цветов прелестные всех украшают;
Сих - золотые ножи, на ремнях чрез плечо серебристых.
Пляшут они, и ногами искусными то закружатся,
Столь же легко, как в стану колесо под рукою испытной,
Если скудельник его испытует, легко ли кружится;
То разовьются и пляшут рядами, одни за другими.
Купа селян окружает пленительный хор и сердечно
Им восхищается; два среди круга их головоходы,
Пение в лад начиная, чудесно вертятся в средине.

Там и ужасную силу представил реки Океана.
Коим под верхним он ободом щит окружил велелепный.

Девятнадцатая песнь рассказывает о примирении Ахилла с Агамемноном и вступлении героя в бой. Один из коней в колеснице Ахилла предвещает ему близкую смерть (Не правда ли, с этим мотивом в литературе вы уже встречались? Где? Конечно, В "Песни о вещем Олеге" А.С. Пушкина!), но это не останавливает идущего отомстить врагам за смерть друга.

Крикнул он голосом грозным на быстрых отеческих коней:
"Ксанф мой и Балий, Подарги божественной славные дети!
Иначе вы постарайтеся вашего вынесть возницу
К ратному сонму данаев, когда мы насытимся боем;
Вы, как Патрокла, его на побоище мертвым не бросьте!"

Рек он, - как вдруг под упряжью конь взговорил бурноногий,
Ксанф; понуривши морду и пышною гривой своею,
Выпавшей вон из ярма, досягнув до земли, провещал он
(Вещим его сотворила лилейнораменная Гера):
"Вынесем, быстрый Пелид, тебя еще ныне живого;
Но приближается день твой последний! Не мы, повелитель,
Будем виною, но бог всемогущий и рок самовластный,
Нет, не медленность наша, не леность дала сопостатам
С персей Патрокла героя доспех знаменитый похитить:
Бог многомощный, рожденный прекрасною Летой, Патрокла
Свергнул в передних рядах и Гектора славой украсил.
Мы же, хотя бы летать, как дыхание Зефира, стали,
Ветра быстрейшего всех, но и сам ты, назначено роком,
Должен от мощного бога и смертного мужа погибнуть!"
С сими словами Эринии голос коня перервали.

Мрачен и гневен к коню говорил Ахиллес быстроногий:
"Что ты, о конь мой, пророчишь мне смерть? Не твоя то забота!
Слишком я знаю и сам, что судьбой суждено мне погибнуть
Здесь, далеко от отца и от матери. Но не сойду я
С боя, доколе троян не насыщу кровавою бранью".

Рек - и с криком вперед устремил он коней звуконогих.
(Илиада, XIX, 400 - 424.)

В двадцатой и двадцать первой песнях поэмы рассказывается, как в новом бою Зевс позволяет принять участие и богам. Ахилл, сея смерть налево и направо, везде ищет Гектора, но Аполлон защищает троянского героя и уводит его от решительной встречи. Троянцы, сокрушаемые Ахиллом, бегут к городу и к реке Ксанфу. Там и настигает их Ахилл, заваливая трупами ее русло. Оскорбленный бог реки поднимается против Ахилла, но на помощь тому приходит Гефест и своим огнем заставляет Ксанфа отступить. Так вспыхивает битва и среди богов.

В двадцать второй песни наступает развязка поэмы. Несмотря на то, что отец и мать умоляют Гектора уклониться от боя с Ахиллом, честь не позволяет ему сделать этого. Однако при виде приближающегося героя Гектора охватывает ужас. Он бежит. Ахилл преследует его. Так они трижды пробегают вокруг стен Трои. И тут Зевс бросает на весы два жребия.

Зевс распростер, промыслитель, весы золотые; на них он
Бросил два жребия Смерти, в сон погружающей долгий:
Жребий один Ахиллеса, другой - Приамова сына.
Взял посредине и поднял: поникнул Гектора жребий,
Тяжкий к Аиду упал...
(Илиада, XX, 209 - 213.)

Согласно этому решению, защитник Гектора Аполлон должен покинуть его, Афина же, благоволящая грекам, может прийти на помощь Ахиллу. Приняв вид Деифоба, Гекторова брата, она уговаривает героя вступить в поединок. Ахилл первым

...послал длиннотенную пику.
В пору завидев ее, избежал шлемоблещущий Гектор;
Быстро приник он к земле, и над ним пролетевшая пика
В землю вонзилась; но, вырвав ее, Ахиллесу Паллада
Вновь подала, невидима Гектору, коннику Трои.
Гектор же громко воскликнул к Пелееву славному сыну:
"Празден удар! и нимало, Пелид, бессмертным подобный,
Доли моей не узнал ты от Зевса, хотя возвещал мне;
Но говорлив и коварен речами ты был предо мною
С целью, чтоб я, оробев, потерял и отважность и силу.
Нет, не бежать я намерен; копье не в хребет мне вонзишь ты,
Прямо лицом на тебя устремленному, грудь прободи мне,
Ежели бог то судил! Но копья и сего берегися
Медного! Если бы, острое, в тело ты все его принял!
Легче была бы кровавая брань для сынов Илиона,
Если б тебя сокрушил я, - тебя, их лютейшую гибель!"

Рек он - и, мощно сотрясши, копье длиннотенное ринул,
И не проникнул: в средину щита поразил Ахиллеса;
Но далеко оружие щит отразил.. Огорчился
Гектор, узрев, что копье бесполезно из рук излетело,
Стал и очи потупил: копья не имел он другого.
Голосом звучным на помощь он брата зовет Деифоба,
Требует нового дротика острого: нет Деифоба.
Гектор постиг то своею душою, и так говорил он:
"Горе! к смерти меня всемогущие боги призвали!
Я помышлял, что со мною мой брат, Деифоб нестрашимый;
Он же в стенах илионских: меня обольстила Паллада.
Возле меня - лишь Смерть! и уже не избыть мне ужасной!
Нет избавления! Так, без сомнения, боги судили,
Зевс и от Зевса родившийся Феб; милосердные прежде
Часто меня избавляли; судьба наконец постигает!
Но не без дела погибну, во прах я паду не без славы;
Нечто великое сделаю, что и потомки услышат!"

Так произнес - и исторг из влагалища нож изощренный,
С левого боку висящий, нож и огромный и тяжкий;
С места, напрягшися, бросился, словно орел небопарный,
Если он вдруг из-за облаков сизых на степь упадает,
Нежного агнца иль зайца пугливого жадный похитить, -
Гектор таков устремился, махая ножом смертоносным.
Прянул и быстрый Пелид, и наполнился дух его гнева
Бурного; он перед грудью уставил свой щит велелепный,
Дивно украшенный; шлем на главе его четверобляшный
Зыблется светлый, волнуется пышная грива златая,
Густо Гефестом разлитая окрест высокого гребня.
Но, как звезда меж звездами в сумраке ночи сияет,
Геспер, который на небе прекраснее всех и светлее, -
Так у Пелида сверкало копье изощренное, коим
В правой руке потрясал он, на Гектора жизнь умышляя,
Места на теле прекрасном ища для верных ударов.
Но у героя все тело доспех покрывал медноковый,
Пышный, который похитил он, мощь одолевши Патрокла.
Там лишь, где выю ключи с раменами связуют, гортани
Часть обнажалася, место, где гибель душе неизбежна:
Там, налетевши, копьем Ахиллес поразил Приамида;
Прямо сквозь белую выю прошло смертоносное жало;
Только гортани ему не рассек сокрушительный ясень
Вовсе, чтоб мог, умирающий, несколько слов он промолвить;
Грянулся в прах он, - и громко вскричал Ахиллес, торжествуя:
"Гектор, Патрокла убил ты - и думал живым оставаться!
Ты и меня не страшился, когда я от битв удалялся,
Враг безрассудный! Но мститель его, несравненно сильнейший,
Нежели ты, за судами ахейскими я оставался,
Я, и колена тебе сокрушивший! Тебя для позора
Птицы и псы разорвут, а его погребут аргивяне".

Дышащий томно, ему отвечал шлемоблещущий Гектор:
"Жизнью тебя и твоими родными у ног заклинаю.
О! не давай ты меня на терзание псам мирмидонским;
Меди, ценного злата, сколько желаешь ты, требуй;
Вышлют тебе искупленье отец и почтенная матерь;
Тело лишь в дом возврати, чтоб трояне меня и троянки,
Честь воздавая последнюю, в доме огню приобщили".

Мрачно смотря на него, говорил Ахиллес быстроногий:
"Тщетно ты, пес, обнимаешь мне ноги и молишь родными!
Сам я, коль слушал бы гнева, тебя растерзал бы на части,
Тело сырое твое пожирал бы я, - то ты мне сделал!
Нет, человеческий сын от твоей головы не отгонит
Псов пожирающих! Если и в десять, и в двадцать крат мне
Пышных даров привезут и столько ж еще обещают;
Если тебя самого прикажет на золото взвесить
Царь Илиона Приам, и тогда - на одре погребальном
Матерь Гекуба тебя, своего не оплачет рожденья;
Птицы твой труп и псы мирмидонские весь растерзают!"

Дух испуская, к нему провещал шлемоблещущий Гектор:
"Знал я тебя; предчувствовал я, что моим ты моленьем
Тронут не будешь: в груди у тебя железное сердце.
Но трепещи, да не буду тебе я божиим гневом
В оный день, когда Александр и Феб стреловержец,
Как ни могучего, в Скейских воротах тебя ниспровергнут!"

Так говорящего, Гектора мрачная Смерть осеняет:
Тихо душа, из уст излетевши, нисходит к Аиду,
Плачась на долю свою, оставляя и младость и крепость.

Но к нему, и к умершему, сын быстроногий Пелеев
Крикнул еще: "Умирай! а мою неизбежную смерть я
Встречу, когда ни пошлет громовержец и вечные боги!"
(Илиада, ХХ, 273 - 366.)

Привязав тело Гектора за ноги к своей колеснице, Ахилл волочит его по полю боя. Троянцы видят это с городской стены. Вопли отца и матери героя достигают слуха Андромахи. Песнь заканчивается ее плачем, сценой тоже достаточно распространенной в мировой литературе (вспомним хотя бы знаменитый плач Ярославны из нашего "Слова о полку Игореве"). Вот этот знаменитый плач Андромахи.

Гектор, о горе мне, бедной! Мы с одинакою долей
Оба родилися: ты в Илионе, в Приамовом доме,
Я, злополучная, в Фивах, при скатах лесистого Плака,
В доме царя Этиноя; меня возрастил он от детства,
Смертный несчастный несчастную. О, для чего я родилась!
Ты, о супруг мой, в Аидовы домы, в подземные бездны
Сходишь навек и меня к неутешной тоске покидаешь
В доме вдовою; а сын, злополучными нами рожденный,
Бедный и сирый младенец! Увы, ни ему ты не будешь
В жизни отрадою, Гектор, - ты пал! - ни тебе он не будет!
Ежели он и спасется в погибельной брани ахейской,
Труд беспрерывный его, бесконечное горе в грядущем
Ждут беспокровного: чуждый захватит сиротские нивы.
С днем сиротства сирота и товарищей детства теряет;
Бродит один с головою пониклой, с заплаканным взором.
В нужде приходит ли он к отцовым друзьям и, просящий,
То одного, то другого смиренно касается ризы, -
Сжалясь, иной сиротливому чару едва наклоняет,
Только уста омочает и нёба в устах не омочит.
Чаще ж его от трапезы счастливец семейственный гонит,
И толкая рукой, и обидной преследуя речью:
- Прочь ты исчезни! не твой здесь отец пирует с друзьями! -
Плачущий к матери, к бедной вдовице дитя возвратится,
Астианакс мой, который всегда у отца на коленях
Мозгом лишь агнцев питался и туком овец среброрунных;
Если же сон обнимал, утомленного играми детства,
Сладостно спал он на ложе при лоне кормилицы нежном,
В мягкой постели своей, удовольствием сердца блистая.
Что же теперь испытает, лишенный родителя, бедный
Астианакс наш, которого так называют трояне,
Ибо один защищал ты врата и троянские стены,
Гектор; а ныне у вражьих судов, далеко от родимых,
Черви тебя пожирают, раздранного псами, нагого!
Наг ты лежишь! а тебе одеяния столько в чертогах,
Риз и прекрасных и тонких, сотканных руками троянок!
Все их теперь я, несчастная, в огненный пламень повергну!
Сделал ты их бесполезными, в них и лежать ты не будешь!
В сонме троян и троянок сожгу их, тебе я во славу!"

Так говорила, рыдая; и с нею стенали троянки.

(Илиада, XXII, 477-515.)

По существу, здесь конец поэмы. Но перед нами - эпос, свод народных песен. И значит, полагается эпилог. Что же сталось с телом Гектора? Как закончилась война? На первый вопрос "Илиада" отвечает. На второй, как ни странно, нет. Ответ на него - в следующей поэме, в "Одиссее".
В двадцать третьей песни "Илиады" к Ахиллу во сне является тень Патрокла и просит о погребении. Эта песнь и описывает погребение Патрокла с жертвоприношением троянских пленников и спортивными состязаниями в память погибшего.
Наконец двадцать четвертая песнь поэмы. Приам, отец Гектора, наущаемый богами и в сопровождении самого Гермеса, отправляется ночью в ахейский лагерь, чтобы выкупить тело сына. Сцена свидания Приама с Ахиллом требует цитирования, поскольку относится к сильнейшим в мировой литературе.

Старец, никем не примеченный, входит в покой и, Пелиду
В ноги упав, обымает колена и руки целует, -
Страшные руки, детей у него погубившие многих!
Так, если муж, преступлением тяжким покрытый в отчизне,
Мужа убивший, бежит и к другому народу приходит,
К сильному в дом, - с изумлением все на пришельца взирают, -
Так изумился Пелид, боговидного старца увидев;
Так изумилися все, и один на другого смотрели.
Старец же речи такие вещал, умоляя героя:
"Вспомни отца своего, Ахиллес, бессмертным подобный,
Старца, такого ж, как я, на пороге старости скорбной!
Может быть, в самый сей миг и его, окруживши, соседи
Ратью теснят, и некому старца от горя избавить.
Но, по крайней он мере, что жив ты, и зная и слыша,
Сердце тобой веселит и вседневно льстится надеждой
Милого сына узреть, возвратившегось в дом из-под Трои.
Я же, несчастнейший смертный, сынов возрастил браноносных
В Трое святой, и из них ни единого мне не осталось!
Я пятьдесят их имел при нашествии рати ахейской:
Их девятнадцать братьев от матери было единой;
Прочих родили другие любезные жены в чертогах;
Многим Арей истребитель сломил им несчастным колена.
Сын оставался один, защищал он и град наш и граждан;
Ты умертвил и его, за отчизну сражавшегось храбро,
Гектора! Я для него прихожу к кораблям мирмидонским;
Выкупить тело его приношу драгоценный я выкуп.
Храбрый! почти ты богов! над моим злополучием сжалься,
Вспомни Пелея отца: несравненно я жальче Пелея!
Я испытую, чего на земле не испытывал смертный:
Мужа, убийцы детей моих, руки к устам прижимаю!"
(Илиада, XXIV, 477 - 506.)

Гнев Ахилла смиряется. Он отдает Приаму труп Гектора и обещает троянцам перемирие на двенадцать дней для того, чтобы они могли достойно похоронить своего героя. Поэма заканчивается сценой погребения Гектора.

Рано, едва розоперстая вестница утра явилась,
К срубу великого Гектора начал народ собираться.
И, лишь собралися все (неисчетное множество было),
Сруб угасили, багряным вином оросивши пространство
Всё, где огонь разливался пылающий; после на пепле
Белые кости героя собрали и братья и други,
Горько рыдая, обильные слезы струя по ланитам.
Прах драгоценный собравши, в ковчег золотой положили,
Тонким обвивши покровом, блистающим пурпуром свежим.
Так опустили в могилу глубокую и, заложивши,
Сверху огромными частыми камнями плотно устлали;
После курган насыпали; а около стражи сидели,
Смотря, дабы не ударила рать меднолатных данаев.
Скоро насыпав могилу, они разошлись; напоследок
Все собралися вновь и блистательный пир пировали
В доме великом Приама, любезного Зевсу владыки.

Так погребали они конеборного Гектора тело.

(Илиада, XXIV, 788 - 804.)

ВОПРОСЫ И ЗАДАНИЯ
1. Каков зачин "Илиады"? Подумайте, встречались ли вам подобные зачины в произведениях других авторов.
2. Вспомните, каковы "земная" и "небесная" мотивировки поражения ахейцев, предшествовавшего основным событиям "Илиады" (по Ф.Ф. Зелинскому).
3. Кто и когда осуществил разбивку поэмы на песни (главы)?
4. Сколько лет длилась осада Трои?
5. Какова роль Одиссея в "Илиаде"?
6. Что такое апофеоз?
7. Чем отличается поведение Гектора от поведения Ахилла? Какой из героев ближе лично вам?
8. Из какой песни мы узнаём о высоком личном благородстве противоборствующих воинов?
9. В первой и второй книжках "Очерков..." мы не раз говорили о сходстве Гильгамеша и Ахилла. Какие сцены "О все видавшем" и "Илиады" особенно это сходство подчеркивают?
10. В каком произведении русской литературы вы встречались с мотивом коня, предвещающего своему хозяину смерть?
11. Есть ли, по вашему мнению, что-то общее между "Илиадой" и "Словом о полку Игореве"?

Люди как боги. От Сократа до Александра. Разговоры Сократа

Люди как боги. От Сократа до Александра. Большая энциклопедия Аристотеля и малая - Феофраста

Люди как боги. От Сократа до Александра. Три историка и один врач

Люди как боги. От Сократа до Александра. Идеи и утопии Платона

«Литература Древней Греции. Очерки истории зарубежной литературы»

Образы богов в поэмах Гомера

Происхождение греческой трагедии

Вопрос о происхождении древнегреческой трагедии принадлежит к числу наиболее сложных вопросов в истории античной литературы. Одна из причин этого состоит в том, что сочинения античных ученых, живших в V в. до н. э. и, вероятно, располагавших какими-то еще более древними документами, в частности произведениями первых трагических поэтов, до нас не дошли. Наиболее раннее свидетельство принадлежит Аристотелю и содержится в главе IV его «Поэтики».

Греки считали, что эпические поэмы «Илиада» и «Одиссея» были сложены слепым поэтом Гомером. Семь греческих городов претендовали на то, чтобы считаться родиной поэта. В то же время не существует никаких достоверных свидетельств о Гомере, и вообще нельзя считать доказанным, что обе поэмы были созданы одним и тем же человеком. В обеих поэмах собраны древние легенды, «рассказы путников» и свидетельства микенской эпохи, и в то же время четкость сюжета и рельефность характеров героев делает «Илиаду» и «Одиссею» непохожими на устные эпические поэмы. Во времена Писистрата обе поэмы были уже известны в своем окончательном виде. По-видимому, автор «Илиады» был ионийцем и написал поэму около 700 года до н.э. на богатом материале троянских сражений. Все события «Илиады» происходят в течение нескольких недель, однако предполагается, что читатель знает всю предысторию троянской войны. Возможно, что «Одиссея» была написана позднее тем же автором. Отношения героев «Одиссеи» более запутанные, их характеры менее «героические» и более утонченные; автор показывает свое глубокое знание стран восточного Средиземноморья. Между поэмами весьма тесная логическая связь, и возможно, что «Одиссея» была задумана как продолжение «Илиады».

Запись поэм Гомера была произведена не позднее VI века до н.э. и имела государственное значение. Для всех древних греков «Илиада» и «Одиссея» являлись не только излюбленным чтением. По ним велось обучение в школах. Подростки и юноши учились в доблести на примерах героев древних сказаний. Насколько широко были известны стихи Гомера, можно судить по интересной находке, сделанной в Северном Причерноморье, где в античную эпоху находились процветающие греческие колонии. Это обломок камня, на котором вырезано начало гомеровского стиха из «Илиады» – «Продвинулись звезды...». Поскольку надпись не закончена и сделана с ошибками, то ученые предполагают, что высекал ее либо начинающий камнерез, либо ученик резчика, выполнявший упражнение. Но этот обломок камня с незаконченным стихом, вырезанным во II веке до н.э., ценен как свидетельство того, сколь велика была слава Гомера.

Поэмы «Илиада» и «Одиссея», приписываемые слепому старцу Гомеру, оказали огромнейшее, ни с чем несравнимое влияние на всю историю античной культуры, а позже и на культуру нового времени. Долгое время события, описываемые в поэмах Гомера, считались вымыслом, красивыми легендами, облеченными в прекрасные стихи, не имеющие под собой никакой реальной основы. Однако археологу любителю Генриху Шлиману посчастливилось после многих неудач раскрыть напластования древних городов на холме Гиссарлык в Малой Азии (на территории современной Турции), где некогда стояла «Священная Троя» Гомера. После этого успеха Шлиман приступил к раскопкам Микен и Тиринфа, древних городов, упоминавшихся в поэмах Гомера.

По-видимому, героический эпос древних греков складывался постепенно. На основе исторической реальности нескольких эпох и окончательно оформился в VIII веке до н.э. Среди многочисленных литературных произведений древности, дошедших до нашего времени, ни одно из них не оказало такого сильного влияния на дальнейшее развитие общечеловеческой культуры, как «Илиада» и «Одиссея».

Обе поэмы принадлежат к жанру героического эпоса, где рядом с известными историческими фигурами обрисован легендарный и мифологический герой, полубоги и боги. Почтительное отношение к богам, любовь и уважение к родителям, защита отчизны – вот основные заповеди греков, воспроизведенные в поэмах Гомера. Поэма «Илиада» является непревзойденной энциклопедией социальной жизни Давней Греции, моральных устоев, обычаев, культуры античного мира. Поэмы состояли из песен, каждую из которых можно было исполнять отдельно, как самостоятельный рассказ о том или ином событии из жизни ее героев. Все они, так или иначе, участвуют в троянской войне. Как в «Илиаде» для повествования выбран только один эпизод, «гнев Ахилла», так и в «Одиссее» - только самый конец его странствий, последние два перегона, с дальнего западного края земли дородной Итаки.

Огромное мастерство слагателя этих поэм, их эпохальность, красочность, колорит привлекает читателя и поныне, несмотря на огромную временную пропасть, лежащую между ними.

Гомэровский эпос – черты жанра и его становление

Миф рождается стихией самой первобытной жизни, обоснованной через самое себя. Мифология всегда играла в культуре античности огромную роль. Ее понимание менялось, она по-разному трактовалась, но все же оставалась проявлением античного мировоззрения.

Греческая мифология существовала в далеких тысячелетиях до новой эры и закончила свое развитие с концом общинно-родового строя. Она существенно отличается от ранних форм устного народного творчества, где всегда ощущается стремление к фантазии и поучению. В мифе живут особой жизнью и природа, и сами общественные формы, переработанные художественным образом, наделенные эстетической направленностью, отражающие мифологическую картину всего космоса, богов, героев, которая принимает законченно-систематический вид. В греческих мифах действуют боги, герои (потомки богов и смертных), гиганты (мифологические чудовища), обычные земные люди, персонифицированные образы судьбы (Мойра), мудрости (Мать-Земля), времени (Кронос), добра, радости (Грации) и т. д., определяются стихии (огонь, вода, воздух) и духи стихии (Океаниды, Гарпии, Нимфы, Нереиды, Дриады, Сирены), подземное и надземное царства (Олимп и Тартар). Греческая мифология - это красота героических подвигов, поэтическое определение мирового порядка, Космоса, его внутренняя жизнь, описание мироустройства, сложных взаимоотношений, освоение духовного опыта. Поэмы Гомера представляют целую галерею индивидуально обрисованных типических образов. Люди и боги в поэмах Гомера: «человеческое» в богах и «божественное» в героях. В обеих поэмах много религиозно – мифологических противоречий. Образы гомеровских поэм отличаются цельностью, простотой, во многих случаях даже наивностью, которая характерна для эпохи «детства человеческого общества». Они обрисованы с замечательной силой и жизненностью и отмечены глубочайшей человеческой правдой. Олимпийские, до олимпийские боги были для древнего грека мифом. Каждое существо имело свою священную биографию, своё развернутое магическое имя, силой которого оно повелевало и совершало чудеса. Миф оказывался чудом и реальным предметом веры.

Зевс – верховный бог, но он многого не знает, что творится в его царстве, его легко обмануть; в решительные моменты он не знает, как поступить. Порой невозможно понять, кого он защищает, греков или троянцев. Вокруг него ведется постоянная интрига, причем часто совсем не принципиального характера, какие-то домашние и семейные ссоры. Зевс – весьма колеблющийся правитель мира, иногда даже глуповатый. Вот типичное обращение к Зевсу:

С переходом от матриархата к патриархату развивается новая ступень мифологии, которую можно назвать героической, олимпийской или классической мифологией. Вместо мелких божков появляется один главный, верховный бог Зевс, патриархальная община появляется теперь и на горе Олимпе. Зевс – главный бог «дальновержец», который по сути дела решает все самые важные вопросы, а также борется с разного рода чудовищами, заточает их под землю или даже в Тартар. Каждое божество в греческом пантеоне выполняло строго определенные функции:

Зевс - главный бог, властитель неба, громовержец, олицетворял силу и власть.

Гера - жена Зевса, богиня брака, покровительница семьи.

Посейдон - бог моря, брат Зевса.

Афина - богиня мудрости, справедливой войны.

Афродита - богиня любви и красоты, рожденная из морской пены.

Арес - бог войны.

Артемида - богиня охоты.

Аполлон - бог солнечного света, светлого начала, покровитель искусств.

Гермес - бог красноречия, торговли и воровства, вестник богов, проводник душ умерших в царство Аида - бога подземного царства.

Гефест - бог огня, покровитель ремесленников и особенно кузнецов.

Деметра - богиня плодородия, покровительница земледелия.

Гестия - богиня домашнего очага.

Древнегреческие боги жили на заснеженной горе Олимп.

Теперь всем правит Зевс, все стихийные силы в его подчинении, теперь он не только гром и молния, которых так боятся люди, теперь к нему также можно обратиться за помощью В принципе как во всей древне Греческой, так и отдельно в гомеровском эпосе существует изображения множество богов, но образы их меняются переходя из произведения в произведения. Роль божественного вмешательства (бог из машины), играет тут так же немаловажную роль. О божественном вмешательстве можного говорить на примере Илиады. Там оно происходит повсеместно.

Ты не обетам богов, а ширяющим в воздухе птицам

Верить велишь? Презираю я птиц и о том не забочусь,

Вправо ли птицы несутся, к востоку денницы и солнца,

Или налево пернатые к мрачному западу мчатся.

Верить должны мы единому, Зевса великого воле,

Зевса, который и смертных и вечных богов повелитель!

Главная > Документ

1. Образы богов: Зевса, Аполлона, Геры, Афины, Афродиты, Ареса в «Илиаде» (положение, функции и участие в действиях поэмы, внешность, мощность, эпитеты).

17. Роль и образы богов в «Одиссее»: Зевса, Афины, Посейдона, и так же низших богов и богинь. Бори бессмертны, а люди - смертны. Понятие героя - родство или близость к богам. Боги блаженны, они наслаждаются счастьем и вечной жизнью. Герои несчастны, им предназначено прожить жизнь в страданиях и сражениях. Гомер - не религиозный поэт, гомеровские боги похожи на людей. Боги- олицетворение природы. Боги - не всесильны, у их силы есть предел. У богов есть тело, кровь, они могут страдать. Отличаются от человека размером. Люди не очень-то боятся богов. Спорят с богами. Поражают богов. В лице богов каждый герой ощущает не только поддержку, но и противодействие. У героев отсутствует страх перед богами. Боги и герои - странное единство. Боги очеловечены, герои обожествлены. Олимпийские и доолимпийские боги были для древнего грека мифом. Каждое существо имело свою священную биографию, свое развернутое магическое имя, силой которого оно повелевало и совершало чудеса. Миф оказывался чудом и реальным предметом веры. Таковы были Зевс и Гера, Деметра и Посейдон, Афина и Гефест, Аполлон и Артемида. Греческие мифы рассказывают, что Земля, отягощенная разросшимся населением, просила Зевса пощадить ее и уменьшить число людей, живущих на ней. Ради просьбы Земли по воле Зевса и начинается Троянская война. Земной причиной этой войны было похищение царицы Елены троянским царевичем Парисом. Однако это похищение обосновывалось чисто мифологически. Один из греческих царей, Пелей, женился на морской царевне Фетиде, дочери морского царя Нерея. На свадьбе присутствовали все боги, кроме Эриды, богини раздора, замыслившей поэтому отомстить богам и бросившей богиням золотое яблоко с надписью "Прекраснейшей". Миф повествовал, что претендентами на обладание этим яблоком явились Гера (супруга Зевса), Афина (дочь Зевса и богиня войны и ремесел) и Афродита (дочь Зевса, богиня любви и красоты). И когда спор богинь дошел до Зевса, он приказал разрешить его Парису, сыну троянского царя Приама. Эти мифологические мотивы весьма позднего происхождения. Все три богини имели долгую мифологическую историю и представлялись в древности суровыми существами. Человек уже считает себя настолько сильным и мудрым, что может даже творить суд над богами. Дальнейшее развитие данного мифа только усугубляет этот мотив относительного бесстрашия человека перед богами и демонами: Парис присуждает яблоко Афродите, и та помогает ему похитить спартанскую царицу Елену. Хочу привести мнение А.Ф. Лосева о мифологии в "Илиаде" и "Одиссее": "можно сказать, у Гомера нет никакой мифологии. Правда, вера в богов и демонов здесь не отрицается, но они даны в такой форме, которая имеет мало общего и с примитивной народной религией. Гера, Кирка и Калипсо - это женщины в роскошных одеждах, утопающие в наслаждениях, ....Привлечение образов богов ничем не отличается от использования им всех прочих ресурсов. Это совершенно такие же персонажи его художественного произведения, как и самые обыкновенные герои и люди." Стоит обратить внимание на два вида мифологического у Гомера, а именно на хтонизм и героизм. Под хтонизмом понимают ту мифологию, которая строится по типу стихийных и беспорядочных явлений природы, беспринципных и анархических, иногда просто звериных, а зачастую дисгармонических (керы, гарпии, эринии, доолимпийские божества). Героическая мифология, наоборот, оперирует уже с образами чисто человеческими, более или менее уравновешенными или гармоническими, содержащими в себе установку на определенные принципы и мораль. Олимпийские боги являются скорее героическими, но и хтоническое начало сильно в большинстве из них. Действие "Илиады" протекает в двух планах - человеческом - под троей - и божественном - на Олимпе. Боги разделены на два враждебных лагеря. Однако мать Ахилла Фетида получает от Зевса обещание, что ахейцы будут терпеть поражения, пока не загладят обиду, нанесенную ее сыну. Исполняя это обещание, Зевс посылает Агамемнону обманчивый сон, предвещающий близкое падение Трои, и Агамемнон решается дать бой троянцам.Далее боги постоянно вмешиваются в жизнь героев. Когда Менелай уже почти оказывается победителем, но покровительствующая Парису Афродита похищает его с поля боя, Афина наущает союзника троянцев Пандара пустить стрелу в Менелая. В пятой книге Диомед ранит Ареса и Афродиту, следовательно, иногда люди и боги показаны сражающимися как равные - очеловечивание богов и обожествление героев . От "Илиады" вторая гомеровская поэма отличается обилием авантюрных и фантастических, сказочных мотивов.В обеих поэмах много религиозно-мифологических противоречий. Зевс - верховный бог, но он многого не знает, что творится в его царстве, его легко обмануть; в решительные моменты он не знает, как поступить; и, в конце концов, невозможно понять, кого он защищает, греков или троянцев. Вокруг него ведется постоянная интрига, причем часто совсем не принципиального характера, какие-то домашние и семейные ссоры. Зевс - весьма колеблющийся правитель мира, иногда даже глуповатый. В "Илиаде" Зевс в прямой речи посылает Аполлона привести в сознание Гектора, лежащего на поле сражения в бессознательном состоянии, а далее сам поэт говорит, что Гектора пробудил разум Зевса. По мнению Гектора, Зевс собирается помочь троянцам овладеть кораблями; однако, из картины, рисуемой здесь самим поэтом, этого не видно. Зевс предлагает богам сражаться по их собственному выбору, потому что иначе Ахилл сразу победит всех троянцев, но река Ксанф направляет Ахилла на бой с троянцами в предположении, что Зевс уже решил вопрос о поражении троянцев Ахиллом.Боги постоянно вздорят между собой, вредят друг другу, обманывают друг друга; одни из них почему-то стоят за троянцев, другие за греков. Не видно, чтобы Зевс имел какой-либо моральный авторитет. Внешний облик богов изображается также противоречиво. Афина в пятой песни "Илиады" такая огромная, что от нее трещит колесница Диомеда, на которую она вступила, а в "Одиссее" это какая-то заботливая тетушка для Одиссея, с которой он сам обращается без особого почтения. В изображении общего хода действий, в сцеплении эпизодов и отдельных сцен огромную роль играет "божественное вмешательство". Сюжетное движение определяется необходимостью, лежащей вне характера изображаемых героев, волею богов, "судьбою". Мифологический момент создает то единство в картине мира, которое эпос не в состоянии охватить рационально. Для гомеровской трактовки богов характерны два обстоятельства: боги Гомера гораздо более очеловечены, чем это имело место в действительной греческой религии, где еще сохранялся культ фетишей, почитание животным и т.д.; им полностью приписан не только человеческий облик, но и человеческие страсти, и эпос индивидуализирует божественные характеры так же ярко, как человеческие. Затем, боги наделены - особенно в "Илиаде" - многочисленными отрицательными чертами: они мелочны, капризны, жестоки, несправедливы. В обращении между собой боги зачастую даже грубы: на Олимпе происходит постоянная перебранка, и Зевс нередко угрожает побоями Гере и прочим строптивым богам. Никаким иллюзий "благости" божественного управления миром "Илиада" не создает. Иначе в "Одиссее" : там, наряду с чертами, напоминающими богов "Илиады" , встречается и концепция богов как блюстителей справедливости и нравственности. Зевс - тучеводец, громовержец. Светлоокая Афина, Арес меднобронный, Дерзославная Гера, Феб/Апполон сребролукий.«О.» начинается с совета богов. Афина убеждает Зевса в том, что надо освободить Одиссея. Зевс говорит о гневе Посейдона. Гермес по приказу Афины летит освобождать Одиссея. Афина в течение всей поэмы покровительствует Одиссею. Она сопровождает его везде, превращаясь в ласточку. А. является в образе старца к Телемаху, побуждая его снарядить экспедицию для поисков отца и посылает попутный ветер. Афина в образе дочери Диаманта является Навсикае и просит её пойти стирать на берег моря. Богиня внушает (божественное внушение) Навсикае смелость. Афина продлевает ночь для О. и Пенелопы. Гермес спасает О. от чар Кирки. Здесь, в отличие от «Илиады», встречается концепция богов как блюстителей справедливости и нравственности. Образ Одиссея (боги разгневаны на него...) + сюжет + боги в "Илиаде". 2. Образ Ахиллеса, Гектора, Агамемнона, Одиссея, Диомеда, Патрокла и их участие в событиях "Илиады". 16. Ахиллес и Гектор – сравнительная характеристика. Ахиллес - одна из самых сложных фигур всей античной литературы. В первой стадии своей трагедии, когда он находится в ссоре с Агамемноном, он ведет себя довольно пассивно. Его действие тут главным образом "гнев" против своего оскорбителя. (...Гнев, богиня, воспой Ахиллеса...). В первой строке становится ясно, о чём пойдёт повествование. Первые 17 глав А. не участвовал в сражениях из-за обиды, «гнева». Образ сильного, неуязвимого (рассказать легенду) человека, героя. В Ахилле прежде всего с самого начала - огромная разрушающая сила, звериная месть, жажда крови и жестокость (Привязал тело Гектора к лошадям - жестокость. Но, видимо, традиция). Но, с другой стороны, весь смысл этой крови, этого зверства заключается в дружбе с Патроклом, из-за которого он и затевает всю эту бойню. Образ любимого друга живет вместе с звериной яростью и бесчеловечностью. Для Ахилла весьма характерно, например, что после появления рва в диком и свирепом виде и после паники, вызванной у его врагов его страшным криком, он проливает "горячие слезы" над трупом своего верного товарища. Кроме того, Ахиллу у Гомера вообще свойственны мягкие и нежные черты, которые нельзя забывать при его характеристике. Он благочестив и часто обращается к богам(возлияние и моление Зевсу за вступающего в бой Патрокла),он сдержан, например, когда имеет дело с вестниками Агамемнона, считая их совершенно ни в чем не повинными, его поражает начавшийся на греческих кораблях пожар, он любящий сын, часто обращающийся к своей матери и около нее плачущий, как, например, после оскорбления, полученного от Агамемнона или после извещения о смерти Патрокла. Эта антитеза - самая характерная особенность Ахилла. С одной стороны, он гневлив, вспыльчив, злопамятен, беспощаден на войне, это - зверь, а не человек, так что Патрокл вполне прав, говоря ему Сердцем жесток ты. Отец тебе был не Пелей конеборец, Мать - не Фетида богиня. Рожден ты сверкающим морем. Твердой скалою, - от них у тебя жестокое сердце. Однако вот как он реагирует на гибель своего друга: Черное облако скорби покрыло Пелеева сына. В горсти руками обеими взяв закоптелого пепла, Голову им он посыпал, прекрасный свой вид безобразя. Весь благовонный хитон свой испачкал он черной золою, Сам же - большой, на пространстве большом растянувшись, -лежал он В серой пыли и терзал себе волосы, их безобразя. Эта антитеза сурового бойца и нежного сердца - основное, что мы находим у Ахиллеса. В опыте Ахилла совпадает веление рока и собственное бушевание жизни. Он знает, что ему не вернуться из-под Трои, и тем не менее, предпринимает сложный и опасный поход. Перед решительным боем кони предсказывают ему близкую кончину, назначенную роком, но это его нисколько не останавливает: Что ты, Ксанф, пророчишь мне смерть? Не твоя забота! Знаю я сам хорошо, что судьбой суждено мне погибнуть Здесь, далеко от отца и от матери. Но не сойду я С боя, доколе войны не вкусят троянцы досыта! У Ахилла тайное знание, тайное видение своей судьбы. Гектор - герой Трои. Если имя Ахилла открывает поэму, имя Гектора её заканчивает. «Так погребли они конеборного Гектора тело». Характер Гектора поражает своей глубокой принципиальностью, для него самым важным является сражаться за родину и за свой народ. При всей своей религиозности, которую Гомер подчеркивает у него не раз, он предпочитает военные подвиги. Ему нестерпим стыд между троянцами и троянками за плохое проведение на войне. Он не боится признавать своих военных ошибок и покрывает их своим героизмом. пылая страстью к военным подвигам, он, вопреки советам старших, выставил свои войска против Ахилла и не увел их в Трою, хотя его собственная гибель и гибель множества троянцев была очевидна. Сознание своего долга, стыд перед соотечественниками в случае своей измены, привычка сражаться в первых рядах, - эти мысли приходят ему даже при расставании с Андромахой (он пылко любит её, но долг для него превыше всего).. При появлении великолепно вооруженного Аякса у Гектора дрожит сердце. Но у него не возникает и мысли о том, чтобы уклониться от боя или вести бой каким-нибудь нечестным способом, не нападая открыто и благородно. Ранение в шею и в колени не только его не останавливает, но и раззадоривает еще больше. Однако при всем своем героизме и при всей своей принципиальности Гектор изображен у Гомера со всеми психологическими слабостями, колебаниями и неуверенностью. Гектор думает, что ничего не стоит захватить золотой щит Нестора и пестрый панцирь Диомеда, сделанный самим Гефестом. Но, конечно, из этого ничего не выходит. Он настолько уверен в своей победе над ахейцами, что готов сравнивать себя с Аполлоном и Афиной Палладой, хотя сам прекрасно знает, что должны погибнуть не ахейцы, но Троя. Странно, что завидевши Ахилла он вдруг стал убегать так, что трижды оббегает трою.(внутренние колебания). Трагедия Гектора ужасная. Встретившись с Ахиллом после погони, он нисколько не теряется и мужественно вступает в поединок. Однако он очень быстро убеждается в том, что его обманула Афина Паллада и что его оставил одного Дефиоб, в образе которого и являлась богиня. Впрочем, еще раньше Гомер возвещает: "Гектора ж гибельный рок оковал, и остался один он там же, близ Скейских ворот, перед крепкой стеной городскою." Он, всегда так надеявшийся на богов, убеждается теперь в их коварстве и вероломстве и произносит слова, которые полны одновременно мужества и отчаяния: Горе мне! К смерти, как вижу я, боги меня призывают! Я полагал, что герой Деифоб близ меня находился, Он же внутри, за стеной, а меня обманула Афина! Близко теперь предо мною зловещая смерть, недалеко! Но если судьба Гектора трогательна, то его конец наполнен жалостью и состраданием. Просьба, направленная к озверевшему противнику о том, чтобы его, Гектора, не отдавать после смерти псам на съеденье, но похоронить по обычаям старины, и затем девятидневное надругательство Ахилла над трупом Гектора. Итак, Гектор у Гомера: беззаветно своему народу его вождь, пламенный патриот и бесстрашный солдат, наивный, нерешительный и не всегда удачливый полководец, излишне самонадеянный, хвастливый человек, нежнейший семьянин, герой, знающий свое роковое предназначение и тем не менее открыто идущий в бой, волевой и обреченный, обманутый богами, жалкая и скорбная жертва неприятельского зверства и человек, потерявший решительно все: и родину, и семью, и собственную жизнь. 18. Образ Одиссея в «Илиаде» и «Одиссее» - его качества и черты, деяния и эпитеты. 19. Отношения Одиссея с богами в «Одиссее». 25. В каких отношениях с другими героями «Одиссеи» показан главный герой поэмы? Одиссей - самая яркая фигура ионийского эпоса. Это не просто дипломат и практик, и уж совсем не просто хитрец, лицемер. Практическая и деловая склонность его натуры приобретает свое настоящее значение только в связи с его самоотверженной любовью к родному очагу и ждущей его жене, а также его постоянно тяжелая участь, заставляющая его непрерывно страдать и проливать слезы вдали от своей родины. Одиссей - это по преимуществу страдалец. Его постоянный эпитет в "Одиссее" "многострадальный". О его постоянных страданиях Афина с большим чувством говорит Зевсу. На него постоянно злится Посейдон, и он об этом прекрасно знает. Если не Посейдон, то Зевс и Гелиос разбивают его корабль и оставляют его одного среди моря. Его няня удивляется, за что на него постоянно негодуют боги при его постоянном благочестии и покорности воле богов. Его дед дал ему имя именно как "человеку божеского гнева". Мотив любви к родине. В "Илиаде" в 10 песне прославляется Одиссей на войне. В "Илиаде" он храбро сражается и даже получает ранение, но Диомед пытается удержать его от бегства и укоряет в трусости. Хитрость, фантастика хитрости. То он выбирается из пещеры под брюхом барана, схватившись за его шерсть, и тем обманывает бдительность слепого Полифема. То он опаивает циклопа и людоеда и выкалывает у него единственный глаз. То он проскакивает мимо сирен, где никто и никогда не проезжал живым и здоровым, то он пробирается в собственный дворец и им овладевает. Он сам говорит о своей тонкой хитрости, да и Полифем догадался, что его погубила не сила, но хитрость Одиссея. Одиссей - сплошная авантюра, изворотливость. Он лжет даже тогда, когда в этом нет никакой надобности, но за это покровительствующая Афина его хвалит: Был бы весьма вороват и лукав, кто с тобой состязаться Мог бы в хитростях всяких; то было бы трудно и богу. Вечно все тот же: хитрец, ненасытный в коварствах! Ужели, Даже в родной очутившись земле, прекратить ты не можешь Лживых речей и обманов, любимых тобою сызмальства? Представляясь Ахиллесу, он сам о себе докладывает: Я - Одиссей Лаэртид. Измышленьями хитрыми славен Я между всеми людьми. До небес моя слава доходит. Все восхваляют любовь Одиссея к Пенелопе. Был он и супругом Калипсо, и притом не менее семи лет, и супругом Кирки, а по другим источникам, даже имел от них детей. Однако бессмертью он предпочитает возвращение к родному очагу. Ночи он проводил с Калипсо, а днем плакал на берегу моря. Одиссей еще любит принимать вид купца и предпринимателя: он очень расчетливый хозяин. Прибывши на Итаку, он прежде всего бросается считать подарки, которые были оставлены для него феаками. Наконец, прибавим ко всему сказанному зверскую жестокость, которую проявляет этот гуманный и чувствительный человек. Выслеживая женихов, он выбирает удобный момент, чтобы расправится с ними и их трупами наполняет целый дворец. Жертвогадатель Леод пытается просит его о помиловании, но тот сносит ему голову. Мелантия разрубили на куски и отдали на съедение собакам, неверных служанок Телемах по приказу отца повесил на канате. После этой дикой расправы Одиссей как ни в чем не бывало обнимается со служанками и даже проливает слезы, а затем - счастливая встреча с супругой. Итак, Одиссей у Гомера - глубочайший патриот, храбрейший воин, страдалец, дипломат, купец, предприниматель, изворотливый авантюрист, женолюб, прекрасный семьянин и жестокий палач. 28. Чем отличается характеристика героев «Илиады» и «Одиссеи»? На примере Ахилла и Одиссея. Для Ахилла главное - сила и борьба с врагами. Одиссей же проявляет смекалку, умеет ориентироваться в сложных обстоятельствах, крепко и красиво говорить. Недаром его называют «хитроумным», «многоумным» и «богоравным». Одиссей противопоставляет свой опыт и знания Ахилловой славе и храбрости. Ахилл, признавая себя первым на войне, уступает первенство на совещаниях. Образ Одиссея нельзя понимать элементарно. Это не просто дипломат или хитрец. Его черты приобретают настоящее значение только в связи с самоотверженной любовью к родному очагу и ждущей его жене. Одиссей - это про преимуществу страдалец, причём страдалец он больше, чем хитрец. Его постоянный эпитет - «многострадальный». Посейдон, Зевс и Гермес разбивают его корабль и оставляют его одного посреди моря. Нянька Евриклея удивляется, за что негодуют на него боги, при его постоянном благочестии и покорности воли богов. Подвиги Одиссея. Изначально не был героем Троянского цикла. Только в развитом обществе мог возникнуть мотив участия Одиссея во взятии Трои, его идея деревянного коня. Его (не коня) участие в войне могло сводиться только на хитрость). Полифем, Сцилла и Харибда, проход в собственный дворец - всё с помощью хитрости. Наконец, прибавим ко всему сказанному зверскую жестокость, которую проявляет этот гуманный и чувствительный человек. Выслеживая женихов, он выбирает удобный момент, чтобы расправится. Жертвогадатель Леод просит его о помиловании, но тот сносит ему голову. Мелантия разрубили на куски и отдали на съедение собакам, неверных служанок Телемах по приказу отца повесил на канате. После этой дикой расправы Одиссей как ни в чем не бывало обнимается со служанками и даже проливает слезы, а затем - счастливая встреча с супругой. Итак, Одиссей у Гомера - глубочайший патриот, храбрейший воин, страдалец, дипломат, купец, предприниматель, изворотливый авантюрист, женолюб, прекрасный семьянин и жестокий палач. 32. Тематика и сюжеты дидактической поэмы Гесиода «Труды и дни». Родовая община быстро разлагалась, и если Гомер был кануном классового общества, то Гесиод отражает уже ориентацию человека в пределах классового общества. Гесиод (8-7 вв. до н.э.) - младший современник Гомера. Реально существовавшая личность. Был небольшим земледельцем в Беотии. Дидактизм его сочинений вызван потребностями времени, конца эпической эпохи, когда героические идеалы иссякали и превращались в поучение, наставление, мораль. Классовое общество разделило людей на имущих и неимущих. Гесиод является певцом населения разорившегося, не наживающегося на распаде древней общины. Отсюда обилие мрачных красок. «Труды и дни» написаны в наставление брату Персу, который через неправедных судей отнял у Гесиода принадлежавшую ему землю, но в дальнейшем разорился. Поэма - образец дидактического эпоса, развивает несколько тем. Первая тема построена на проповеди правды, со вставными эпизодами о Прометее и мифе о пяти веках. Вторая посвящена полевым работам, земледельческому орудию, скоту, одежде, пище и пр. атрибутам быта. Поэма пересыпана разнообразными наставлениями, рисующими образ крестьянина, знающего как и когда можно выгодно устроить свои дела, сметливого, дальновидного и расчетливого. Гесиоду тоже хочется быть богатым, т.к. «взоры богатого смелы». Мораль Гесиода всегда сводится к божественным авторитетам и не идет дальше устроения хозяйственных дел. Спасение Гесиод видит в труде. Гесиод очень консервативен и по своему умственному горизонту весьма узок. Стиль Гесиода - противоположность роскоши, многословию и широте гомеровского эпоса. Он поражает своей сухостью и краткостью. Вообще по стилю - эпос со всеми его отличительными чертами (гекзаметр, стандартные выражения, ионийский диалект). Но эпос не героический, а дидактический, ровное эпическое повествование прерывается неведомым Гомеру драматизмом мифологических эпизодов, а язык пестрит простонародными выражениями, традиционными формулами оракулов и вполне прозаичной моралью. Моралистика настолько сильна и интенсивна, что производит очень скучное и монотонное впечатление. Но Гесиод наблюдателен и порой рисует очень живые картинки древнего быта. На примере его творчества можно наблюдать общественные сдвиги и противоречия.

39. Поэзия Архилоха.

Со словом «ямб» у древних греков соединялось представление о шуточном характере произведения. Ямбическая поэзия генетически связана с земледельческой культовой поэзией, отличается язвительным, даже издевательским характером и субъективно-личным отношением к изображаемому. Ямбическая поэзия не есть изобретение Архилоха, возникла значительно раньше в связи с культом Деметры (служанка элевсинского царя по имени Ямба решила рассмешить скорбящую Деметру непристойными шутками). Ямб родился из инвективы - обряда критики. В наиболее откровенной, можно сказать, нарочито подчеркнутой форме индивидуалистические веяния эпохи воплотились в творчестве такого замечательного поэта-лирика, как Архилох. Как бы ни понимать его стихи, ясно одно: индивид, сбросивший тесные узы древней родовой морали, здесь явно противопоставляет себя коллективу как самодовлеющая свободная личность, не подвластная ничьим мнениям и никаким законам. Архилох жил в начале 7 века, прославился своими ямбами. В своих ямбах он рассказал нам о том, как в качестве наемника бросил щит в сражении с фракийскими варварами От него сохранились только обрывки, но даже они дают представление о яркой индивидуальности. Известен его роман с Необулой, дочерью Ликамба, который воспротивился этому браку. Архилох мстил ему ямбами и довел до самоубийства. В своих ямбах Архилох также выражал свою любовь к Необуле, есть также ямбы посвященные друзьям, обсуждающие жизненную философию Архилоха (философия оптимизма). В ямбах Архилоха мы находим мораль, лишенную всякой скуки, ясное, спокойное доверие потоку жизни, начиная от Ареса, бога войны, и заканчивая музами, богинями искусства, начиная с юмора по поводу собственной измены и кончая грозным проклятием другу-изменнику. Архилох-воин, любитель вина, женолюб и женоненавистник, поэт, «гуляка праздный», морально неустойчивый и страстный жизнелюбец, даже философ, напоминающий о быстротечности жизни, но и утешающий нас учением о ее вечном возвращении.

Очередной фрагмент статьи профессора Тахо-Годи, написанной в виде вступления к изданию книг Гомера «Илиада» и «Одиссея». В отрывке показана роль богов в мифологии, в Троянской войне и жизни главных персонажей, героев книг Гомера. Начало статьи .

Роль богов и героев в поэмах Гомера «Илиада» и «Одиссея»

Правда, героям гомеровских поэм помогают олимпийские боги, ибо Олимп и земля живут в единении. В поэмах Гомера в мифологическом виде мир предстает как единая родовая община во главе с Зевсом.

Ведь поколения героев ведут свой род от Зевса (недаром он именуется у Гомера «отцом людей и богов») или его родичей, поэтому боги озабочены судьбой героев, а смертные люди со вздохами и мольбами обращаются к своим бессмертным покровителям. Так, богиня мудрости и войны Афина побуждает к решительным действиям воина Диомеда. Она стоит рядом с ним на колеснице и бросает его против ненавистных ей богов - Ареса и Афродиты. Гера и Афина спасают Ахилла от разгневанных волн Скамандра, посылая на помощь огонь Гефеста. Сам бог-кузнец по просьбе Фетиды выковывает Ахиллу великолепные доспехи. Чтобы помочь ахейцам, Гера, супруга Зевса, хитроумно усыпляет своего мужа на горе Иде. Аполлон помогает Гектору сразить Патрокла. По решению олимпийцев бог Гермес сопровождает Приама в стан Ахилла.

В «Одиссее» мудрая богиня Афина и мудрый герой Одиссей - неразлучны. Богиня незаметно следит за ним и всегда вовремя попадается ему на пути - и на острове феаков, принимая образ прекрасной девы, и на Итаке в виде юного пастуха. Она помогает Одиссею и Телемаку спрятать оружие; она наблюдает за побоищем женихов, обратившись в ласточку и сидя на потолочной балке; она устанавливает мир на Итаке. И это она, многомудрая дочь Зевса, на совете богов решительно вступается за Одиссея.

Боги «вкладывают» в сердце человека печаль, «вбрасывают» в него мысль, «вынимают» у него разум, «отнимают» страх, так что множество психических актов представлены у Гомера веществспно-физически. Иной раз зависимость поступка человека от воли божества рисуется поэтом удивительно зримо. Так, в I песне «Илиады» в сцене ссоры Ахилла и Агамемнона разгневанный Ахилл уже готов вытащить меч из ножен и напасть на противника, но в этот момент стоящая за спиной героя богиня Афина сильно дергает его за русые кудри и он мгновенно меняет свое намерение.

Но эта непосредственная связь с божеством отнюдь не мешает гомеровскому человеку действовать самостоятельно и творить своими руками жизнь. Более того, в ряде случаев даже боги колеблются, принимая важное решение, так как им неведомо слово судьбы, от которой зависят и смертные и бессмертные. Тогда Зевс достает золотые весы и на них взвешивает жребии героев, как это происходит, например, перед поединком Ахилла и Гектора. Чаша весов с жребием Гектора склоняется к Аиду, т. е. к смерти. Таким образом участь его становится известной Зевсу - Гектор должен погибнуть, а богиня Афина готова прийти на помощь Ахиллу, получив на это милостивое соизволение Зевса. «Священные весы Зевса», т. е. решение Зевса, вспоминается Гектору, когда он в битве поворачивает вспять от Патрокла. Но это временное отступление, так как Патрокла боги уже призвали к смерти и он вскоре будет убит Гектором.

Иной раз самостоятельность человека вселяет страх в богов. Поэтому, когда боги советуются о будущности Одиссея, Зевс произносит примечательные слова о том, что люди напрасно во всем обвиняют богов. Люди сами на себя навлекают несчастья, поступая вопреки судьбе. Именно на этом основании олимпийцы прекращают скитания Одиссея и помогают ему вернуться домой. Иначе они не могут поступить, так как Одиссей, проявляя свою независимость, тогда сам, против воли богов, вернется на Итаку.

Отчаянная храбрость героев Гомера рисуется в «Илиаде». Диомед ранит своим копьем богиню Афродиту и бога Ареса. В ярости Диомед бросается на троянца Энея, хотя знает, что за ним стоит сам могучий бог Аполлон. Диомед не страшится даже его и трижды ударяет копьем в щит, которым божество прикрывает Энея. Только в четвертый раз, когда Диомед, сам похожий на бога, устремился к цели, дальновержец Аполлон загремел страшным голосом, приказывая герою образумиться, не равняться с богами и немедленно отступить.

В «Одиссее», в сцене морской бури, когда плот Одиссея разбит, герой борется за свою жизнь, вступает в поединок не столько с бушующими волнами, сколько с самим богом морской стихии Посейдоном. Одиссей настолько силен, что Посейдону не стыдно с ним тягаться и он считает этого героя своим личным врагом.

Героев Гомера отличает особое, исполненное творческой радости, отношение к жизни. Ни война, ни бесчисленные смерти не могут поколебать в них желания насладиться дружеской беседой, прекрасной песнью, вкусной едой, роскошным одеянием, великолепным оружием. И вся эта красота зависит от человека, делается с помощью его рук, одинаково умелых и в ремесле, и в искусстве, причем наставниками людей зачастую являются боги, такие, как кузнец Гефест или знаменитая в ткацком мастерстве Афина, и даже нежная нимфа Калипсо, ткацкий станок которой стоит среди деревьев на лужайке, покрытой фиалками.

Образы богов в поэмах Гомера

Происхождение греческой трагедии

Вопрос о происхождении древнегреческой трагедии принадлежит к числу наиболее сложных вопросов в истории античной литературы. Одна из причин этого состоит в том, что сочинения античных ученых, живших в V в. до н. э. и, вероятно, располагавших какими-то еще более древними документами, в частности произведениями первых трагических поэтов, до нас не дошли. Наиболее раннее свидетельство принадлежит Аристотелю и содержится в главе IV его «Поэтики».

Греки считали, что эпические поэмы «Илиада» и «Одиссея» были сложены слепым поэтом Гомером. Семь греческих городов претендовали на то, чтобы считаться родиной поэта. В то же время не существует никаких достоверных свидетельств о Гомере, и вообще нельзя считать доказанным, что обе поэмы были созданы одним и тем же человеком. В обеих поэмах собраны древние легенды, «рассказы путников» и свидетельства микенской эпохи, и в то же время четкость сюжета и рельефность характеров героев делает «Илиаду» и «Одиссею» непохожими на устные эпические поэмы. Во времена Писистрата обе поэмы были уже известны в своем окончательном виде. По-видимому, автор «Илиады» был ионийцем и написал поэму около 700 года до н.э. на богатом материале троянских сражений. Все события «Илиады» происходят в течение нескольких недель, однако предполагается, что читатель знает всю предысторию троянской войны. Возможно, что «Одиссея» была написана позднее тем же автором. Отношения героев «Одиссеи» более запутанные, их характеры менее «героические» и более утонченные; автор показывает свое глубокое знание стран восточного Средиземноморья. Между поэмами весьма тесная логическая связь, и возможно, что «Одиссея» была задумана как продолжение «Илиады».

Запись поэм Гомера была произведена не позднее VI века до н.э. и имела государственное значение. Для всех древних греков «Илиада» и «Одиссея» являлись не только излюбленным чтением. По ним велось обучение в школах. Подростки и юноши учились в доблести на примерах героев древних сказаний. Насколько широко были известны стихи Гомера, можно судить по интересной находке, сделанной в Северном Причерноморье, где в античную эпоху находились процветающие греческие колонии. Это обломок камня, на котором вырезано начало гомеровского стиха из «Илиады» – «Продвинулись звезды...». Поскольку надпись не закончена и сделана с ошибками, то ученые предполагают, что высекал ее либо начинающий камнерез, либо ученик резчика, выполнявший упражнение. Но этот обломок камня с незаконченным стихом, вырезанным во II веке до н.э., ценен как свидетельство того, сколь велика была слава Гомера.

Поэмы «Илиада» и «Одиссея», приписываемые слепому старцу Гомеру, оказали огромнейшее, ни с чем несравнимое влияние на всю историю античной культуры, а позже и на культуру нового времени. Долгое время события, описываемые в поэмах Гомера, считались вымыслом, красивыми легендами, облеченными в прекрасные стихи, не имеющие под собой никакой реальной основы. Однако археологу любителю Генриху Шлиману посчастливилось после многих неудач раскрыть напластования древних городов на холме Гиссарлык в Малой Азии (на территории современной Турции), где некогда стояла «Священная Троя» Гомера. После этого успеха Шлиман приступил к раскопкам Микен и Тиринфа, древних городов, упоминавшихся в поэмах Гомера.

По-видимому, героический эпос древних греков складывался постепенно. На основе исторической реальности нескольких эпох и окончательно оформился в VIII веке до н.э. Среди многочисленных литературных произведений древности, дошедших до нашего времени, ни одно из них не оказало такого сильного влияния на дальнейшее развитие общечеловеческой культуры, как «Илиада» и «Одиссея».

Обе поэмы принадлежат к жанру героического эпоса, где рядом с известными историческими фигурами обрисован легендарный и мифологический герой, полубоги и боги. Почтительное отношение к богам, любовь и уважение к родителям, защита отчизны – вот основные заповеди греков, воспроизведенные в поэмах Гомера. Поэма «Илиада» является непревзойденной энциклопедией социальной жизни Давней Греции, моральных устоев, обычаев, культуры античного мира. Поэмы состояли из песен, каждую из которых можно было исполнять отдельно, как самостоятельный рассказ о том или ином событии из жизни ее героев. Все они, так или иначе, участвуют в троянской войне. Как в «Илиаде» для повествования выбран только один эпизод, «гнев Ахилла», так и в «Одиссее» - только самый конец его странствий, последние два перегона, с дальнего западного края земли дородной Итаки.

Огромное мастерство слагателя этих поэм, их эпохальность, красочность, колорит привлекает читателя и поныне, несмотря на огромную временную пропасть, лежащую между ними.

Гомэровский эпос – черты жанра и его становление

Миф рождается стихией самой первобытной жизни, обоснованной через самое себя. Мифология всегда играла в культуре античности огромную роль. Ее понимание менялось, она по-разному трактовалась, но все же оставалась проявлением античного мировоззрения.

Греческая мифология существовала в далеких тысячелетиях до новой эры и закончила свое развитие с концом общинно-родового строя. Она существенно отличается от ранних форм устного народного творчества, где всегда ощущается стремление к фантазии и поучению. В мифе живут особой жизнью и природа, и сами общественные формы, переработанные художественным образом, наделенные эстетической направленностью, отражающие мифологическую картину всего космоса, богов, героев, которая принимает законченно-систематический вид. В греческих мифах действуют боги, герои (потомки богов и смертных), гиганты (мифологические чудовища), обычные земные люди, персонифицированные образы судьбы (Мойра), мудрости (Мать-Земля), времени (Кронос), добра, радости (Грации) и т. д., определяются стихии (огонь, вода, воздух) и духи стихии (Океаниды, Гарпии, Нимфы, Нереиды, Дриады, Сирены), подземное и надземное царства (Олимп и Тартар). Греческая мифология - это красота героических подвигов, поэтическое определение мирового порядка, Космоса, его внутренняя жизнь, описание мироустройства, сложных взаимоотношений, освоение духовного опыта. Поэмы Гомера представляют целую галерею индивидуально обрисованных типических образов. Люди и боги в поэмах Гомера: «человеческое» в богах и «божественное» в героях. В обеих поэмах много религиозно – мифологических противоречий. Образы гомеровских поэм отличаются цельностью, простотой, во многих случаях даже наивностью, которая характерна для эпохи «детства человеческого общества». Они обрисованы с замечательной силой и жизненностью и отмечены глубочайшей человеческой правдой. Олимпийские, до олимпийские боги были для древнего грека мифом. Каждое существо имело свою священную биографию, своё развернутое магическое имя, силой которого оно повелевало и совершало чудеса. Миф оказывался чудом и реальным предметом веры.

Зевс – верховный бог, но он многого не знает, что творится в его царстве, его легко обмануть; в решительные моменты он не знает, как поступить. Порой невозможно понять, кого он защищает, греков или троянцев. Вокруг него ведется постоянная интрига, причем часто совсем не принципиального характера, какие-то домашние и семейные ссоры. Зевс – весьма колеблющийся правитель мира, иногда даже глуповатый. Вот типичное обращение к Зевсу:

С переходом от матриархата к патриархату развивается новая ступень мифологии, которую можно назвать героической, олимпийской или классической мифологией. Вместо мелких божков появляется один главный, верховный бог Зевс, патриархальная община появляется теперь и на горе Олимпе. Зевс – главный бог «дальновержец», который по сути дела решает все самые важные вопросы, а также борется с разного рода чудовищами, заточает их под землю или даже в Тартар. Каждое божество в греческом пантеоне выполняло строго определенные функции:

Зевс - главный бог, властитель неба, громовержец, олицетворял силу и власть.

Гера - жена Зевса, богиня брака, покровительница семьи.

Посейдон - бог моря, брат Зевса.

Афина - богиня мудрости, справедливой войны.

Афродита - богиня любви и красоты, рожденная из морской пены.

Арес - бог войны.

Артемида - богиня охоты.

Аполлон - бог солнечного света, светлого начала, покровитель искусств.

Гермес - бог красноречия, торговли и воровства, вестник богов, проводник душ умерших в царство Аида - бога подземного царства.

Гефест - бог огня, покровитель ремесленников и особенно кузнецов.

Деметра - богиня плодородия, покровительница земледелия.

Гестия - богиня домашнего очага.

Древнегреческие боги жили на заснеженной горе Олимп.

Теперь всем правит Зевс, все стихийные силы в его подчинении, теперь он не только гром и молния, которых так боятся люди, теперь к нему также можно обратиться за помощью В принципе как во всей древне Греческой, так и отдельно в гомеровском эпосе существует изображения множество богов, но образы их меняются переходя из произведения в произведения. Роль божественного вмешательства (бог из машины), играет тут так же немаловажную роль. О божественном вмешательстве можного говорить на примере Илиады. Там оно происходит повсеместно.

Ты не обетам богов, а ширяющим в воздухе птицам

Верить велишь? Презираю я птиц и о том не забочусь,

Вправо ли птицы несутся, к востоку денницы и солнца,

Или налево пернатые к мрачному западу мчатся.

Верить должны мы единому, Зевса великого воле,

Зевса, который и смертных и вечных богов повелитель!

Знаменье лучшее всех - за отечество храбро сражаться!

Что ты страшишься войны и опасностей ратного боя?

Ежели Трои сыны при ахейских судах мореходных

Все мы падем умерщвленные, ты умереть не страшися

Кроме богов существовал культ героев - полубожеств, родившихся от брака богов и смертных. Гермес, Тезей, Ясон, Орфей являются героями многих древнегреческих поэм и мифов. Сами боги поделились на два противоборствующих лагеря: одни поддерживают Афродиту, которая на стороне троянцев, другие за Афину, которая помогает ахейцам (грекам).

В «Илиаде» олимпийские боги являются такими же действующими лицами, как и люди. Их заоблачный мир, изображенный в поэме, создан по образу и подобию земного мира. Богов от обычных людей отличали лишь божественная красота, необычайная сила, дар превращаться в любое существо и бессмертие. Подобно людям, верховные божества нередко ссорились между собой и даже враждовали. Описание одной из таких ссор дано в самом начале "Илиады", когда Зевс, сидя во главе пиршествующего стола, угрожает побоями своей ревнивой и раздражительной супруге Гере за то, что она осмелилась ему возражать. Хромой Гефест уговаривает мать смириться и не ссориться с Зевсом из-за смертных. Благодаря его усилиям вновь воцаряется мир и веселье. Златокудрый Апполон играет на лире, аккомпонируя хору прекрасных муз. С заходом солнца пир заканчивается и боги расходятся по своим чертогам, воздвигнутым для них на Олимпе искусным Гефестом. Боги как люди они имеют свои предпочтения и симпатии. Богиня Афина, покровительница греков, больше всего из них любила Одиссея и помогала ему на каждом шагу. Зато бог Посейдон его ненавидел - мы скоро узнаем почему, - и это Посейдон своими бурями десять лет не давал ему добраться до родины. Десять лет под Троей, десять лет в странствиях, и только на двадцатый год его испытаний начинается действие «Одиссеи». Начинается оно, как и в «Илиаде», «Зевсовой волей» боги держат совет, и Афина заступается пред Зевсом за Одиссея.

Несмотря на то, что боги все время появляются в "Илиаде" и помогают направить действие в нужную поэту сторону, по сути дела интересы и поэта, и его героев сосредоточены на посюстороннем человеческом мире. От богов, как они изображены в "Илиаде", очевидно в духе эпической традиции, человеку не приходится ждать справедливости или утешения в жизненных горестях; они поглощены своими интересами и предстают перед нами существами с нравственным уровнем, соответствующим отнюдь не лучшим представителям человеческого рода. Один единственный раз говорится в "Илиаде" о том, что Зевс карает людей за несправедливость, и при этом за неправосудие власть имущих он обрушивает губительный ливень на весь город ("Илиада", ХV, 384 - 392).

Так устремились трояне с неистовым воплем за стену;

Коней пригнали туда ж и у корм в рукопашную битву

С копьями острыми стали; они с высоты колесниц их, (385)

Те же с высоты кораблей своих черных, на оных держася,

Бились шестами огромными, кои в судах сохранялись

К бою морскому, сплоченные, сверху набитые медью.

Храбрый Патрокл, доколе ахейцы с троянскою силой

Бились еще пред стеною, вдали от судов мореходных, (390)

В куще сидел у высокого духом вождя Эврипила,

Душу ему услаждал разговором и тяжкую рану

Так, Зевс угрожает Гере, ненавидящей троянцев, тем, что разрушит город людей, любезных ей, и Гера предлагает ему, если он того захочет, разрушить три самых любезных ей города - Аргос, Спарту и Микены с их ни в чем не повинными жителями ("Илиада", IV, 30 - 54). Эпические герои, имеющие свои человеческие недостатки, выглядят в нравственном отношении явно выше богов.

Ей негодующей сердцем ответствовал Зевс тучеводец: (30)

"Злобная; старец Приам и Приамовы чада какое

Зло пред тобой сотворили, что ты непрестанно пылаешь

Град Илион истребить, благолепную смертных обитель?

Если б могла ты, войдя во врата и троянские стены,

Ты бы пожрала живых и Приама, и всех Приамидов, (35)

И троянский народ, и тогда б лишь насытила злобу!

Делай, что сердцу угодно; да горький сей спор напоследок

Грозной вражды навсегда между мной и тобой не положит.

Слово еще изреку я, а ты впечатлей его в сердце:

Если и я, пылающий гневом, когда возжелаю (40)

Град ниспровергнуть, отчизну любезных тебе человеков, -

Гнева и ты моего не обуздывай, дай мне свободу!

Град сей тебе я предать соглашаюсь, душой несогласный.

Так, под сияющим солнцем и твердью небесною звездной

Сколько ни зрится градов, населенных сынами земными, (45)

Сердцем моим наиболее чтима священная Троя,

Трои владыка Приам и народ копьеносца Приама.

Там никогда мой алтарь не лишался ни жертвенных пиршеств,

Ни возлияний, ни дыма: сия бо нам честь подобает".

Вновь провещала к нему волоокая Гера богиня: (50)

"Три для меня наипаче любезны ахейские града:

Аргос, холмистая Спарта и град многолюдный Микена.

Их истреби ты, когда для тебя ненавистными будут;

Я не вступаюсь за них и отнюдь на тебя не враждую.

Однако современные Гомеру представления о божестве как блюстителе нравственного порядка, которые в развернутом виде предстанут перед нами в поэмах Гесиода, прокладывают себе дорогу и в "Илиаду", причем по большей части в прямой речи действующих лиц. Любопытно, что боги чаще фигурируют в таких высказываниях безымянно или под обобщенным именем Зевса. Еще большие уступки складывающимся представлениям о божестве - поборнике справедливости делаются в "Одиссее". Гомер даже вкладывает в уста Зевсу в самом начале поэмы полемику с людьми, которые обвиняют богов в своих несчастьях (I, 32 -43).

Рек он; и старец трепещет и, слову царя покоряся,

Идет, безмолвный, по брегу немолчношумящей пучины.

Там, от судов удалившися, старец взмолился печальный (35)

Фебу царю, лепокудрыя Леты могущему сыну:

"Бог сребролукий, внемли мне: о ты, что, хранящий, обходишь

Хрису, священную Киллу и мощно царишь в Тенедосе,

Сминфей! если когда я храм твой священный украсил,

Если когда пред тобой возжигал я тучные бедра (40)

Коз и тельцов, - услышь и исполни одно мне желанье:

Слезы мои отомсти аргивянам стрелами твоими!"

Боги Гомера бессмертны, вечно юны, лишены серьезных забот, и все предметы обихода у них золотые. И в "Илиаде", и в "Одиссее" поэт развлекает свою аудиторию рассказами о богах, и нередко боги выступают в ролях, каких постыдился бы любой смертный. Так, в "Одиссее" рассказывается о том, как бог Гефест хитро поймал на месте преступления с прелюбодеем богом Аресом свою жену Афродиту (VIII, 266 - 366). В "Илиаде" Гера бьет по щекам свою падчерицу Артемиду ее собственным луком (ХХI, 479 - 49б),

Но раздражилася Гера, супруга почтенная Зевса,

И словами жестокими так Артемиду язвила: (480)

"Как, бесстыдная псица, и мне уже ныне ты смеешь

Противостать? Но тебе я тяжелой противницей буду,

Гордая луком! Тебя лишь над смертными женами львицей

Зевс поставил, над ними свирепствовать дал тебе волю.

Лучше и легче тебе поражать по горам и долинам (485)

Ланей и диких зверей, чем с сильнейшими в крепости спорить.

Если ж ты хочешь изведать и брани, теперь же узнаешь,

Сколько тебя я сильнее, когда на меня ты дерзаешь!"

Так лишь сказала и руки богини своею рукою

Левой хватает, а правою, лук за плечами сорвавши, (490)

Луком, с усмешкою горькою, бьет вкруг ушей Артемиду:

Быстро она отвращаясь, рассыпала звонкие стрелы

И, наконец, убежала в слезах. Такова голубица,

Ястреба, робкая, взвидя, в расселину камня влетает,

В темную нору, когда ей не сужено быть уловленной,- (495)

Так Артемида в слезах убежала и лук свой забыла.

Афродита плачет, жалуясь на раны, которые нанес ей смертный Диомед (V, 370 - 380),

Но Киприда стенящая пала к коленам Дионы, (370)

Матери милой, и матерь в объятия дочь заключила,

Нежно ласкала рукой, вопрошала и так говорила:

"Дочь моя милая, кто из бессмертных с тобой дерзновенно

Так поступил, как бы явно какое ты зло сотворила?"

Ей, восстенав, отвечала владычица смехов Киприда: (375)

"Ранил меня Диомед, предводитель аргосцев надменный,

Ранил за то, что Энея хотела я вынесть из боя,

Милого сына, который всего мне любезнее в мире.

Ныне уже не троян и ахеян свирепствует битва;

Ныне с богами сражаются гордые мужи данаи!" (380)

а ее мать Диона утешает ее рассказом о том, что смертные гиганты От и Эфиальт засадили как-то в медную бочку самого бога войны Ареса, так что он едва не погиб там (V, 383 - 391).

Много уже от людей, на Олимпе живущие боги,

Мы пострадали, взаимно друг другу беды устрояя.

Так пострадал и Арей, как его Эфиальтес и Отос, (385)

Два Алоида огромные, страшною цепью сковали:

Скован, тринадцать он месяцев в медной темнице томился.

Верно бы там и погибнул Арей, ненасытимый бранью,

Если бы мачеха их, Эрибея прекрасная, тайно

Гермесу не дала вести: Гермес Арея похитил, (390)

Силы лишенного: страшные цепи его одолели.

С полной серьезностью говорит всегда Гомер о наполовину персонифицированной судьбе - Мойре. Над ней не властны сами боги, и в ее руках находятся, в конечном счете, жизнь и смерть человека, победа и поражение в сражении. Мойра неумолима, к ней бессмысленно обращаться с молитвами и совершать жертвоприношения. Как это и естественно при таких религиозных воззрениях, мрачны и представления о загробной жизни, отражающиеся в гомеровских поэмах, они не оставляют человеку надежды на лучшее будущее после смерти. Души умерших, подобные теням, обитают в преисподней, в царстве Аида. Они лишены сознания и сравниваются поэтом с летучими мышами. Только испив крови жертвенного животного, обретают они на время сознание и память. Сам Ахилл, которого Одиссей встречает во время своего путешествия в царство мертвых, заявляет ему, что он лучше хотел бы быть на земле поденщиком у бедняка, чем царствовать над тенями в подземном мире. Души умерших отделены от мира живых неодолимой преградой: они не могут ни помочь оставшимся на земле своим близким, ни причинить зло своим врагам. Но даже этот жалкий удел бессмысленного существования в преисподней недоступен для душ, тело которых не было погребено надлежащим образом. Душа Патрокла осит о погребении Ахилла ("Илиада", ХХIII, 65 - 92),

Так устремился от них Посидаон, колеблющий землю. (65)

Первый бога постиг Оилеев Аякс быстроногий;

Первый он взговорил к Теламонову сыну Аяксу:

"Храбрый Аякс! без сомнения, бог, обитатель Олимпа,

Образ пророка приняв, корабли защищать повелел нам.

Нет, то не Калхас, вещатель оракулов, птицегадатель; (70)

Нет, по следам и по голеням мощным сзади познал я

Вспять отходящего бога: легко познаваемы боги.

Ныне, я чую, в груди у меня ободренное сердце

Пламенней прежнего рвется на брань и кровавую битву;

В битву горят у меня и могучие руки, и ноги". (75)

Быстро ему отвечал Теламонид, мужества полный:

"Так, Оилид! и мои на копье несмиримые руки

В битву горят, возвышается дух, и стопы подо мною,

Чувствую, движутся сами; один я, один я пылаю

С Гектором, сыном Приама, неистовым в битвах, сразиться". (80)

Так меж собой говорили владыки народов Аяксы,

Жаром веселые бранным, ниспосланным в сердце их богом.

Тою порой возбуждал Посидаон задних данаев,

Кои у черных судов оживляли унылые души:

Воины, коих и силы под тяжким трудом изнурились, (85)

И жестокая грусть налегла на сердца их, при виде

Гордых троян, за высокую стену толпой перешедших:

Смотря на их торжествующих, слезы они проливали,

Смерти позорной избегнуть не чаяли. Но Посидаон,

Вдруг посреди их явившися, сильные поднял фаланги. (90)

Первому Тевкру и Леиту он предстал, убеждая,

Там Пенелею царю, Деипиру, Фоасу герою,

душа спутника Одиссея Эльпенора обращается с аналогичной просьбой к Одиссею ("Одиссея", ХI, 51 - 80),

Прежде других предо мною явилась душа Ельпенора;

Бедный, еще не зарытый, лежал на земле путеносной.

Не был он нами оплакан; ему не свершив погребенья,

В доме Цирцеи его мы оставили: в путь мы спешили.

Слезы я пролил, увидя его; состраданье мне душу проникло.

"Скоро же, друг Ельпенор, очутился ты в царстве Аида!

Пеший проворнее был ты, чем мы в корабле быстроходном".

Так я сказал; простонавши печально, мне так отвечал он:

"О Лаэртид, многохитростный муж, Одиссей многославный,

Демоном злым погублен я и силой вина несказанной;

Крепко на кровле заснув, я забыл, что назад надлежало

Прежде пойти, чтоб по лестнице с кровли высокой спуститься;

Бросясь вперед, я упал и, затылком ударившись оземь,

Кость изломал позвоночную; в область Аида мгновенно

Дух отлетел мой. Тебя же любовью к отсутственным милым,

Верной женою, отцом, воспитавшим тебя, и цветущим

Сыном, тобой во младенческих летах оставленным дома,

Ныне молю (мне известно, что, область Аида покинув,

Ты в корабле возвратишься на остров Цирцеи) - о! вспомни,

Вспомни тогда обо мне, Одиссей благородный, чтоб не был

Там не оплаканный я и безгробный оставлен, чтоб гнева

Мстящих богов на себя не навлек ты моею бедою.

Бросивши труп мой со всеми моими доспехами в пламень,

Холм гробовой надо мною насыпьте близ моря седого;

В памятный знак же о гибели мужа для поздних потомков

В землю на холме моем то весло водрузите, которым

Некогда в жизни, ваш верный товарищ, я волны тревожил".

Так говорил Ельпенор, и, ему ечая, сказал я:

"Все, злополучный, как требуешь, мною исполнено будет".

ибо в противном случае их ждет еще более тяжкая участь - скитаться, не находя себе даже того горестного успокоения, которое ждет их в царстве мертвых.

Надо сказать, что как в вопросе о вмешательстве богов в земную жизнь людей, так и в том, что касается загробной жизни, в "Одиссее" заметнее отразились новые тенденции в верованиях греков VIII в. до н. э. Отражением этих тенденций являются и стихи ХI, 576 - 600, где говорится, что совершившие при жизни преступления против богов Титий и Сизиф несут наказание в преисподней, и стихи ХI, 568 - 571, согласно которым Минос – царь Крита, «славный сын Зевса» – и на том свете творит суд над тенями.

Сюжетно-композиционные особенности и образная система поэм Гомера

Греческие мифы рассказывают, что Земля, отягощенная разросшимся населением, просила Зевса пощадить ее и уменьшить число людей, живущих на ней. Ради просьбы Земли по воле Зевса и начинается Троянская война. Елена исполнена презрения к Парису, но богиня Афродита снова властно бросает ее в объятия этого человека (III, 390-420) .

"В дом возвратится, Елена; тебя Александр призывает.

Он уже дома, сидит в почивальне, на ложе точеном,

Светел красой и одеждой; не скажешь, что юный супруг твой

С мужем сражался и с боя пришел, но что он к хороводу

Хочет идти иль воссел опочить, хоровод лишь оставив".

Так говорила, - и душу Елены в груди взволновала:

Но, лишь узрела Елена прекрасную выю Киприды,

Прелести полные перси и страстно блестящие очи,

В ужас пришла, обратилась к богине и так говорила:

"Ах, жестокая! снова меня обольстить ты пылаешь?

Фригии град иль Меонии радостной хочешь увлечь ты,

Если и там обитает любезный тебе земнородный?

Ныне, когда Менелай, на бою победив Александра,

Снова в семейство меня возвратить, ненавистную, хочет,

Что ты являешься мне, с злонамеренным в сердце коварством?

Шествуй к любимцу сама, от путей отрекися бессмертных

И, стопою твоей никогда не касаясь Олимпа,

Вечно при нем изнывай и ласкай властелина, доколе

Будешь им названа или супругою, или рабою!

Я же к нему не пойду, к беглецу; и позорно бы было

Ложе его украшать; надо мною троянские жены

Все посмеются; довольно и так мне для сердца страданий!"

гомер поэма греческий трагедия

Ей, раздраженная Зевсова дочь, отвечала Киприда:

"Смолкни, несчастная! Или, во гневе тебя я оставив,

Так же могу ненавидеть, как прежде безмерно любила.

Вместе обоих народов, троян и ахеян, свирепство

Я на тебя обращу, и погибнешь ты бедственной смертью!"

Так изрекла, - и трепещет Елена, рожденная Зевсом,

И, закрывшись покровом сребристоблестящим, безмолвно,

Сонму троянок невидимо, шествует вслед за богиней.

Скоро достигли они Александрова пышного дома;

Обе служебницы бросились быстро к домашним работам.

Тихо на терем высокий жена благородная всходит.

Там для нее, улыбаясь пленительно, кресло Киприда,

Земной причиной этой войны было похищение царицы Елены троянским царевичем Парисом. Однако это похищение обосновывалось чисто мифологически. Один из греческих царей, Пелей, женился на морской царевне Фетиде, дочери морского царя Нерея. На свадьбе присутствовали все боги, кроме Эриды, богини раздора, замыслившей, поэтому отомстить богам и бросившей богиням золотое яблоко с надписью «Прекраснейшей». Миф повествовал, что претендентами на обладание этим яблоком явились Гера (супруга Зевса), Афина (дочь Зевса и богиня войны и ремесел) и Афродита (дочь Зевса, богиня любви и красоты). И когда спор богинь дошел до Зевса, он приказал разрешить его Парису, сыну троянского царя Приама. Эти мифологические мотивы весьма позднего происхождения. Все три богини имели долгую мифологическую историю и представлялись в древности суровыми существами. Человек уже считает себя настолько сильным и мудрым, что может даже творить суд над богами.

Боги постоянно вздорят между собой, вредят друг другу, обманывают друг друга; одни из них почему-то стоят за троянцев, другие за греков. Не видно, чтобы Зевс имел какой-либо моральный авторитет. Внешний облик богов изображается также противоречиво. Афина в пятой песни "Илиады" такая огромная, что от нее трещит колесница Диомеда, на которую она вступила, а в "Одиссее" это какая-то заботливая тетушка для Одиссея, с которой он сам обращается без особого почтения. Вместе с тем появляются и боги нового типа. Женские божества: Гера, главная богиня на Олимпе, жена и сестра Зевса, Гера совоокая, она становится покровительницей брака и семьи. Деметра, покровительница земледелия, с ней будут связаны Элисифнские мистерии. Афина, богиня честной, открытой войны (в отличие от Ареса), Афродита – богиня любви и красоты, Гестия – домашнего очага, Артемида – приобрела красивый стройный вид, и стала образцом милого и дружелюбного отношения к людям. Возросшее ремесло потребовало для себя бога – Гефеста. Богами специального патриархального уклада жизни стали Афина Паллада и Аполлон, которые славятся красотой и мудростью. Гермес из прежнего примитивного существа стал покровителем торговли, скотоводства, искусства и всякого рода человеческого мероприятия. Теперь всем правит Зевс, все стихийные силы в его подчинении, теперь он не только гром и молния, которых так боятся люди, теперь к нему также можно обратиться за помощью. В принципе как во всей древне Греческой, так и отдельно в гомеровском эпосе существует изображения множество богов, но образы их меняются, переходя из произведения в произведения. Роль божественного вмешательства (бог из машины), играет тут так же немаловажную роль. О божественном вмешательстве можно говорить на примере Илиады. Там оно происходит повсеместно.

Мифологический момент создает то единство в картине мира, которое эпос не в состоянии охватить рационально. Для гомеровской трактовки богов характерны два обстоятельства: боги Гомера очеловечены: им приписан не только человеческий облик, но и человеческие страсти, эпос индивидуализирует божественные характеры так же ярко, как человеческие. Затем, боги наделены многочисленными отрицательными чертами: они мелочны, капризны, жестоки, несправедливы. В обращении между собой боги зачастую даже грубы: на Олимпе происходит постоянная перебранка, и Зевс нередко угрожает побоями Гере и прочим строптивым богам. В «Илиаде» люди и боги показаны сражающимися как равные. От «Илиады» вторая гомеровская поэма отличается обилием авантюрных и фантастических, сказочных мотивов.

В изображении общего хода действий, в сцеплении эпизодов и отдельных сцен огромную роль играет «божественное вмешательство». Сюжетное движение определяется необходимостью, лежащей вне характера изображаемых героев, волею богов, «судьбою». Мифологический момент создает то единство в картине мира, которое эпос не в состоянии охватить рационально. Для гомеровской трактовки богов характерны два обстоятельства: боги Гомера гораздо более очеловечены, чем это имело место в действительной греческой религии, где еще сохранялся культ фетишей, почитание животным. Им полностью приписан не только человеческий облик, но и человеческие страсти, и эпос индивидуализирует божественные характеры так же ярко, как человеческие. В «Илиаде» – Боги наделены многочисленными отрицательными чертами: они мелочны, капризны, жестоки, несправедливы. В обращении между собой боги зачастую даже грубы: на Олимпе происходит постоянная перебранка, и Зевс нередко угрожает побоями Гере и прочим строптивым богам. Никаким иллюзий «благости» божественного управления миром "Илиада" не создает. Иначе в «Одиссее» встречается и концепция богов как блюстителей справедливости и нравственности Олимпийские боги являются скорее героическими, но и хтоническое начало сильно в большинстве из них. Под хтонизмом понимают ту мифологию, которая строится по типу стихийных и беспорядочных явлений природы.

«Одиссея» рисует более позднюю эпоху, чем «Илиада» – в первой показана более развитая рабовладельческая система. Вместе с тем обе поэмы отмечены единством стиля и композиционных принципов, что делает их своего рода дилогией и диптихом. В обоих сюжет строится на фольклорно-сказочном мотиве «недостачи» (Ахилл хочет вернуть отобранную у него Бризеиду, Одиссей стремится к Пенелопе и мстит женихам, пытающимся отобрать ее у него), действие связано с великими испытаниями и утратами (Ахилл теряет друга и свои доспехи, оружие; Одиссей лишается всех своих спутников и кораблей, а в финале главный герой воссоединяется с любимой, хотя это торжество отмечено и печалью (похороны Патрокла, предчувствие близкой гибели Ахилла; новые тревоги Одиссея, которому судьба посылает очередные испытания) по воле богов.

В «Одиссее» начало, и конец поэмы посвящены эпизодам на Итаке, а композиционный центр отдан рассказу Одиссея о его странствиях, в которых главное место занимает его спуск в Аид, непосредственно перекликающийся с «Илиадой» (беседа Одиссея с душами Ахилла и Агамемнона). Эта симметрия имеет большую смысловую нагрузку, образно воплощая мифологические представления поэта о цикличном движении времени и о сферическом устройстве гомеровского космоса. Ритмическая упорядоченность помогает Гомеру как-то согласовывать и сглаживать многочисленные противоречия, неувязки в тексте его поэм, служившие издавна аргументом многих противников авторства Гомера. Эти неувязки в основном сюжетные: в «Илиаде» один эпизодический персонаж убит (царь Пилемен)

Там Пилемена повергли, Арею подобного мужа,

Бранных народов вождя, щитоносных мужей пафлагонян,

Мужа сего Атрейон Менелай, знаменитый копейщик,

Длинным копьем, сопротиву стоящего, в выю уметил;

а в песни 13 он оказывается жив и прочие.

Там на него налетел Гарпалион, царя Пилемена

Доблестный сын: за отцом он любезным последовал к брани

В «Одиссее главный герой только ослепил Полифема,

Ближе к циклопу его из огня подтащил я. Кругом же

Стали товарищи. Бог великую дерзость вдохнул в них.

Взяли обрубок из дикой оливы с концом заостренным,

В глаз вонзили циклопу. А я, упираяся сверху,

Начал обрубок вертеть, как в бревне корабельном вращает

Плотник сверло, а другие ремнем его двигают снизу,

Взявшись с обеих сторон; и вертится оно непрерывно.

Так мы в глазу великана обрубок с концом раскаленным

Быстро вертели. Ворочался глаз, обливаемый кровью:

Жаром спалило ему целиком и ресницы и брови;

Лопнуло яблоко, влага его под огнем зашипела.

Так же, как если кузнец топор иль большую секиру

Сунет в холодную воду, они же шипят, закаляясь,

И от холодной воды становится крепче железо, -

Так зашипел его глаз вкруг оливковой этой дубины.

Страшно и громко завыл он, завыла ответно пещера.

В ужасе бросились в стороны мы от циклопа. Из глаза

Быстро он вырвал обрубок, облитый обильною кровью,

В бешенстве прочь от себя отшвырнул его мощной рукою

И завопил, призывая циклопов, которые жили

С ним по соседству средь горных лесистых вершин по пещерам.

Громкие вопли услышав, сбежались они отовсюду,

Вход обступили в пещеру и спрашивать начали, что с ним:

Что за беда приключилась с тобой, Полифем, что кричишь ты

Чрез амвросийную ночь и сладкого сна нас лишаешь?

Иль кто из смертных людей насильно угнал твое стадо?

Иль самого тебя кто-нибудь губит обманом иль силой? -

Им из пещеры в ответ закричал Полифем многомощный:

Други, Никто! Не насилье меня убивает, а хитрость! -

Те, отвечая, к нему обратились со словом крылатым:

Раз ты один и насилья никто над тобой не свершает,

Кто тебя может спасти от болезни великого Зевса?

Тут уж родителю только молись, Посейдону-владыке! -

Так сказавши, ушли. И мое рассмеялося сердце,

Как обманули его мое имя и тонкая хитрость.

Афина же говорит Одиссею: ты разгневал Посейдона «умерщвлением милого сына». Но большинство авторитетных гомероведов признает теперь, что древний поэт, комбинируя различные мифы, мог не заботиться о согласовании всех мелких деталей друг с другом. Тем более что и литераторы нового времени, замечая противоречия в своих печатных произведениях, не всегда хотят исправлять их, как об этом с улыбкой говорит Теккерей, как и для Шекспира, Сервантеса, Бальзака и др. великих авторов, допускавших те или иные несогласованности в своих произведениях, куда важнее была забота о единстве целого.

Никаким иллюзий "благости" божественного управления миром «Илиада» не создает. Иначе в «Одиссее» там наряду с чертами, напоминающими богов «Илиада», встречается и концепция богов как блюстителей справедливости и нравственности

Греческие мифы рассказывают, что Земля, отягощенная разросшимся населением, просила Зевса пощадить ее и уменьшить число людей, живущих на ней. Ради просьбы Земли по воле Зевса и начинается Троянская война. Земной причиной этой войны было похищение царицы Елены троянским царевичем Парисом. Однако это похищение обосновывалось чисто мифологически. Один из греческих царей, Пелей, женился на морской царевне Фетиде, дочери морского царя Нерея. На свадьбе присутствовали все боги, кроме Эриды, богини раздора, замыслившей, поэтому отомстить богам и бросившей богиням золотое яблоко с надписью «Прекраснейшей». Миф повествовал, что претендентами на обладание этим яблоком явились Гера (супруга Зевса), Афина (дочь Зевса и богиня войны и ремесел) и Афродита (дочь Зевса, богиня любви и красоты). И когда спор богинь дошел до Зевса, он приказал разрешить его Парису, сыну троянского царя Приама. Эти мифологические мотивы весьма позднего происхождения. Все три богини имели долгую мифологическую историю и представлялись в древности суровыми существами. Человек уже считает себя настолько сильным и мудрым, что может даже творить суд над богами. Дальнейшее развитие данного мифа только усугубляет этот мотив относительного бесстрашия человека перед богами и демонами: Парис присуждает яблоко Афродите, и та помогает ему похитить спартанскую царицу Елену.

Гомеру приписывали разнообразнейшие познания во всех сторонах жизни – от военного искусства до земледелия и искали в его произведениях советы на любой случай, хотя ученый-энциклопедист эллинистической эпохи Эратосфен и пытался напоминать, что главной целью Гомера было не поучение, а развлечение.

Гомер – это начало начал всей литературы, и успехи в изучении его творчества могут рассматриваться как символ движения вперед всей филологической науки, а интерес к поэмам Гомера и их эмоциональное восприятие должны рассматриваться как надежный признак здоровья всей человеческой культуры.

Величайшим новаторством Гомера, которое и выдвигает его в статус создателя всей европейской литературы, является принцип синекдохи (часть вместо целого). Взятый им как основа сюжет строения "Илиады" и "Одиссеи", - не все десять лет Троянской войны (как то предполагалось мифом), а всего лишь 51 день. Из них полно освещены события девяти дней. Не десять лет возвращения Одиссея, а всего 40 дней, из которых наполнены важными событиями опять-таки девять дней. Такая концентрированность действия позволила Гомеру создать «оптимальные» объемы поэм (15 693 стихотворные строки в "Илиаде", 12 110 строк в "Одиссее"), которые, с одной стороны, создают впечатление эпического размаха, с другой же - не превышают размеры среднего европейского романа. Предвосхитил Гомер и ту традицию в прозе XX в., которая побуждает романистов ограничивать действие больших романов одним или несколькими днями (Дж. Джойс, Э. Хемингуэй, У. Фолкнер).

При написании этой работы мы не ставили себе цель ответить на какие-либо вопросы, а просто попытались сделать некий небольшой общий обзор на тему образ богов в поэмах Гомера.

Переводы Гомера Древнерусский читатель мог найти упоминания о Гомере (Омире, как его называли на Руси, следуя византийскому произношению) уже в "Житии" первоучителя Кирилла, а о троянской войне прочесть в переведенных уже в киевскую эпоху византийских всемирных хрониках. Первая попытка стихотворного приложения небольших фрагментов гомеровских поэм принадлежит Ломоносову. Тредиаковский перевел гекзаметром - тем же стихотворным размером, которым писал Гомер роман французского писателя Фенелона "Приключения Телемаха", написанный по мотивам "Одиссеи", а точнее "Телемахии", о которой упоминалось выше. "Телемахия" Тредиаковского содержала ряд вставок - прямых переводов с греческого. Во второй половине XVIII века поэмы Гомера переводил Ермил Костров. В XIX веке были сделаны ставшие классическими переводы "Илиады" Гнедичем и "Одиссеи" Жуковским. По поводу перевода Гнедича Пушкин написал гекзаметром сначала такую эпиграмму: "Крив был Гнедич поэт, преложитель слепого Гомера Боком одним с образцом схож и его перевод". Потом Пушкин тщательно вымарал эту эпиграмму и написал следующую: "Слышу умолкнувший звук божественной эллинской речи Старца великого тень чую смущенной душой". После Гнедича перевод "Илиады" был осуществлен еще и Минским, а затем, уже в советское время - Вересаевым, однако эти переводы были не столь удачны. Переводом же "Одиссеи" после Жуковского долгое время никто не занимался и все же через почти 100 лет после Жуковского "Одиссею" перевел Шуйский, а затем и Вересаев, но опять же, эти переводы не получили столь широкого распространения и признания.

Ярко выражено стремление поэта придать этим объемным произведениям определенную связность (через организацию фабулы вокруг одного основного стержня, сходного построения первой и последней песен, благодаря параллелям, связывающим отдельные песни, воссозданию предшествующих событий и предсказанию будущих). Но более всего о единстве плана эпопеи свидетельствуют логичное, последовательное развитие действия и цельные образы главных героев.

Стоит обратить внимание на два вида мифологического у Гомера, а именно на хтонизм и героизм. Под хтонизмом понимают ту мифологию,которая строится по типу стихийных и беспорядочных явлений природы, беспринципных и анархических, иногда просто звериных, а зачастую дисгармонических(керы, гарпии, эринии, доолимпийские божества). Героическая мифология, наоборот, оперирует уже с образами чисто человеческими, более или менее уравновешенными или гармоническими, содержащими в себе установку на определенные принципы и мораль. Олимпийские боги являются скорее героическими, но и хтоническое начало сильно в большинстве из них.

Литература

1. Гомер "Илиада", М., "Правда", 1984.

2. Гомер "Одиссея", М., "Правда", 1984.

3. Лосев А. Ф. "Гомер", М., 1960.

4. Шестаков С. "О происхождении поэм Гомера", Казань, 1892.

5. Шталь И. В. "Одиссея" героическая поэма странствий", М., "Наука", 1978