Описание осени в произведениях г. колесникова. Cочинение «Национальный быт и описание донской природы в прозе Шолохова

Тонко и проникновенно, во всей своей живой и трепетной достоверности изображает Шолохов родную природу. Пейзаж у него всегда одухотворен. Он соотнесен с человеком, с течением жизни, то своей красотой и величием оттеняя несовершенство человеческого бытия, жестокость людскую, то гармонически сливаясь с душевным миром человека, охваченного высокими стремлениями, светлыми чувствами.

В романе «Тихий Дон» шолоховские картины природы приобретают особое идейно-эстетическое наполнение. Тоска Григория, все сужающийся черный круг его жизни даны на фоне победной донской весны - с буйным разливом Дона, со сказочным цветением степи, сплошь покрывающейся фиалками и тюльпанами, с перелетными стаями птиц, с неутихающим шумом привольного ветра в затопленном талой водой обдонском лесу, с лебедями, которых видит Григорий на восходе солнца. В описаниях природы Шолохов достиг высокой степени совершенства. Описанная Шолоховым картина зримо встает перед читателем, так как строится на выразительной силе восприятия. Его образы многогранны. «Золотая дрема лунного света...» - чарующее сияние луны воспринимает Григорий, упоенный молодой радостью жизни, любви. В этом образе и живописная красота, и лирика, и психология.

Шолохов наделен поразительной способностью видеть мир, и одновременно через субъективное восприятие этого мира его героями он раскрывает во всей полноте их богатый внутренний мир. Вспомним сцену в весеннем лесу. Уставшая Аксинья решила отдохнуть: «Ненасытно вдыхала многообразные запахи леса сидевшая неподвижно Аксинья, ее глаза терялись в этом чудеснейшем сплетении цветов и трав...» Томительный аромат ландыша пробуждает в Аксинье мысли о прошедшей молодости: «И почему-то за этот короткий миг, когда сквозь слезы рассматривала цветок и вдыхала грустный его запах вспомнилась Аксинье молодость и вся ее долгая и бедная радостями жизнь... Словно в чистой воде лесного родника увидела вдруг Аксинья свое отражение - так много сказал ее наболевшему сердцу этот цветок, неожиданно привлекший своим грустным и сладостным запахом»

Писатель подмечает моменты, когда восприятие природы становится особенно острым и впечатлительным, как бы увиденным впервые. Достаточно вспомнить самые трагические эпизоды романа: зверское убийство казаками красного командира Лихачева. Идя на смерть, он видит красоту весеннего леса. Проходя мимо березки, сорвал ветку. «На ней уже набухали мартовским сладостным соком бурые почки; сулил их тонкий, чуть внятный аромат весенний расцвет, жизнь, повторяющуюся под солнечным кругом... Лихачев совал пухлые почки в рот, жевал их, затуманенными глазами глядел ка отходившие от мороза, посветлевшие деревья и улыбался уголком небритых губ». Можно ли представить ситуацию трагичнее этой, когда человек с такой привязанностью к естественной прелести жизни должен покинуть ее навсегда. Картины расправы над коммунистами, красноармейцами, попавшими к белым, были во многих книгах Но там обычно изображался сам акт насилия. Шолохов же подошел к этому как психолог. Картины природы освобождают писателя от необходимости давать прямые авторские характеристики героев.

Впечатления окружающего мира, вступающие в сознание и героя, и читателя, разряжают крайнее напряжение. Писатель как бы широко распахивает душу читателя для восприятия огромного мира природы, человеческих чувств после сосредоточенного нагнетания художественных средств, устремляющих все внимание к одному необычайно напряженному событию. Вспомним эпизод, когда в степи работают Наталья и Ильинична. Последняя измена Григория окончательно надломила Наталью. На фоне надвигающейся грозы она проклинает Григория. Эта сцена предшествует ее смерти. Природа вначале безразлична к тому, что должно случиться. Пейзаж нейтрален, ничто не предвещает бури, только на миг набегает тучка. Пейзаж меняется вместе с настроением самой Натальи. «Все, что так долго копилось у Натальи на сердце, вдруг прорвалось в судорожном припадке рыдания. Она со стоном сорвала с головы платок, упала лицом на сухую, неласковую землю и, прижимаясь к ней грудью, рыдала без слез». И наконец, когда Наталья, обратившись на восток, требует от Бога, чтобы наказал, сразил Григория там, на фронте, «черная клубящаяся туча ползла с востока. Глухо грохотал гром...». С ужасом смотрела Ильинична на Наталью. «На фоне вставшей в полнеба черной грозовой тучи она казалась ей незнакомой и страшной».

Природа движется сама по себе. Люди страдают и радуются своими радостями и печалями. Но вот на миг оба движения совпадают, и проклятье Натальи, усиленное метафоричностью грозовой тучи, звучит необычайно выразительным трагическим взрывом. Здесь параллелизм перестает быть одним из приемов введения пейзажа и вырастает в существенную особенность композиции и характерную черту стиля.

О том, что пейзаж в романе Шолохова не безразличен человеку и может служить для выражения определенных символов, свидетельствуют многие сцены. Приведем несколько примеров. Отправляясь на побывку домой, Григорий заметил в степи диких гусей. Далее Шолохов рисует красочную картину охоты. Здесь тонко передан охотничий азарт, почти зримая панорама степных далей и на фоне степи - охотник, подкрадывающийся к осторожным птицам. Безразличная, казалось бы, к Григорию природа вдруг освещает его трагедию. Судьба сбитого гуся напоминает и человеческие судьбы вообще, и особенно горькую долю самого стрелка: «.. .один гусь, отделившись от уже построившейся гусиной станицы, резко шел на снижение... Гусь летел в сторону от встревоженно вскричавшей стаи, медленно снижаясь, слабея в полете, и вдруг с большой высоты камнем ринулся вниз, только белый подбой крыла ослепительно сверкнул на солнце». Так образ сбитой птицы символически обобщает в сюжете природы судьбу Григория.

К концу «Тихого Дона» символические образы природы встречаются все чаще. После одной из стычек бандитов с красноармейцами Григорий лежит в степи, испытывая странное чувство отрешенности и успокоения. С восхищением он любуется цветком, росшим совсем рядом. С интересом следил он «...за легким покачиванием багряно- черного тюльпана, чуть колеблемого ветром, блистающего яркой девичьей красотой». Вряд ли случайно засияла красота тюльпана, напоминающая о жизни над «мертвым городищем». Вряд ли случайно остановил на ней взор человек, сеющий смерть. Снова возникают тюльпаны, когда Григорий уходит с бандой от красноармейских разъездов. «Срезанные лошадиными копытами, во все стороны летели, словно крупные капли крови, пунцовые головки тюльпанов. Григорий, скакавший позади Фомина, посмотрел на эти красные брызги и закрыл глаза...» Прекрасный цветок над мертвым городищем и тюльпаны, брызги крови, это единые звенья иносказания и символики, обращающие нас ко всему пройденному Григорием пути, наполненном страданиями и человеческими жертвами.

Сходен поэтический строй удивительного и загадочного своей силой образа черного солнца. Черным оно показалось Григорию потому, что в час Аксиньиной смерти физические силы оставили его -свет померк в очах. Смерть коснулась его, виновника смерти Аксиньи и многих других людей, потребовала к себе - вот что значил для него ужас черного солнца. Не случайно он прощался с Аксиньей, «твердо веря в то, что они расстаются ненадолго».

Между тем природа в «Тихом Доне» не только противостоит Григорию и осуждает его, по и призывает к пониманию и сочувствию. Когда Григорий отверг предложение бывшего фоминца Чумакова вновь поискать легкой бандитской жизни, когда решил вернуться к людям, когда впервые за долгое время своего пребывания в лесу чуть заметно улыбнулся- начала оттаивать и природа. Светлая нота в эмоциональной окраске шального пейзажа романа вполне гармонирует с финалом трагедии. Путь Григория завершается окончательным крушением ложной идеи. Но трагедия разрешима, имеет выход.

Глубокий психологизм, детализация человеческого чувства, соединившись у Шолохова с первозданно-свежим, наивно-поэтическим восприятием мира, дали нам неповторимое сияние, радость того, что мы с полным правом называем шолоховской образностью. Весь окружающий человека мир - в движении, в работе... Все одушевлено, пережито, воспринято чувством. Многообразный мир природа и мир человека соединяются как проявление единого, вечно сущего - матери-жизни.

Ранний Шолохов гиперболизировал не только внутрисемейную вражду. Некоторые его натуралистические описания ужасов, например, в «Нахаленке», «Алешкином сердце», «Лазоревой степи», едва ли не превосходят описания Бабеля, чей гиперболизм отмечался критикой как главная его черта. Этого потом, в больших произведениях, пропорционально их объему будет гораздо меньше, а в трагической «Судьбе человека» не будет совсем; впрочем, до «Судьбы человека» несколько ослабнет и тема страданий ни в чем не повинных детей. Ужасы голода, голодной смерти в «Алешкином сердце» заострены в результате умолчания и домысла. Семья прототипа Алешки Попова, А. Крамскова, погибла «не потому, что два года (на самом деле один год) подряд была засуха, а потому, что отец-кормилец в самое трудное время для семьи ушел в отступление, мать умерла от тифа...», старшую сестру А. Крамскова, по словам его первой жены, злобная соседка «Макаруха не убивала - это придумал Мишка Шолохов». «Вынести убитую Польку из своего дома светлым днем, принести ее через проулок и бросить в Алешкин колодец Макаруха тоже вряд ли могла решиться.

Всей своей жизнью и воспитанием Алешка Крамсков не был подготовлен к совершению подвига, ценой собственной жизни спасая женщину и ребенка. Крамсков комсомольцем не был, и вряд ли в обход секретаря ячейки РКСМ политком Заготзерно мог вручить на «поле боя» комсомольский билет». Подобные натяжки есть и в других рассказах. Слишком патетическая любовь маленького «нахаленка» Миньки к товарищу Ленину отмечалась даже в советское время.

Из ранних рассказов своим общечеловеческим содержанием выделяется «Чужая кровь» (1926), в какой-то мере идейно предваряющая начатый тогда же « », хотя сюжет рассказа - исключительный: потерявшие единственного сына, белого казака, дед Гаврила и его старуха выхаживают израненного продотрядника Николая, приходившего их обирать, привязываются к нему как к сыну и даже зовут его Петром по имени убитого, а он, коммунист, рабочий, не только не может остаться с ними жить, но и, как понимает дед, не откликнется на его просьбу вернуться. Образ деда Гаврилы демонстрирует неабсолютность разграничения «белых» и «красных» для Шолохова. Эпизод гибели Петра, не вовремя отпустившего подпругу на седле, будет перенесен в «Тихий Дон» как сцена гибели Алексея Шамиля; пуховые перчатки - прикрытие от ударов, присохшие к окровавленной голове пленного Данилы, сына Микишары, из «Семейного человека» (1925) также перейдут в роман-эпопею: пленный Иван Алексеевич Котляров на этапе будет прикрывать шерстяными перчатками голову от палящего солнца, мух и мошкары, и они присохнут к ране. Деталь, которая могла бы быть комической, резко повышает драматизм: черта, свойственная уже зрелому мастерству М. А. Шолохова.

В 1925 г. Шолохов создает первый набросок под названием «Тихий Дон» - действительно о корниловском мятеже и действительно без Григория Мелехова, как предполагал Л. Г. Якименко, но главного героя сохранившегося и найденного отрывка зовут Абрам Ермаков, а прототипом Григория был офицер из простых казаков Харлампий Ермаков, расстрелянный в 1927 г. за старые провинности перед красными; его участие в Верхнедонском восстании подробно показано в «Тихом Доне», где он действует наряду с Григорием Мелеховым как его товарищ и подчиненный. С 1923 г. Шолохов неоднократно встречался с ним и, очевидно, получил от него ценнейшую информацию. X. Ермаков немного не дожил до первой книги эпопеи.

В отрывке 1925 г. рядовой, но давно воюющий казак Абрам Ермаков убивает из винтовки немца, после чего вахмистр, недовольный последствиями Февральской революции и тем, что «обмужичились казаки», замечает, что Ермаков «будто с лица сошел». В тексте романа подобные переживания будут - что более убедительно - переданы новобранцу Григорию, только начавшему убивать, но в отрывке они нужны как одна из мотивировок неповиновения Ермакова и его товарищей полковому начальству. Они навоевались и не хотят идти с офицерами на Петроград. В романе показ корниловского мятежа обошелся без Григория, а его усталость от крови отразилась в ряде эпизодов, особенно в сцене его истерики после того, как он порубил (подвергнув себя огромному риску!) красных матросов, - когда он молит друзей предать его смерти.

В 1925 г. Шолохов быстро понял, что взялся за дело не по силам. Но уже осенью 1926 г. он начал «Тихий Дон» заново - с описания довоенной жизни донского казачества. Когда само слово «казак» вызывало ожесточение, и мало кто представлял себе, какие они, эти казаки, Шолохов решил показать их всем не как полицейскую силу царизма, а как целый мир, мир особых привычек, норм поведения и психологии, мир интереснейших личностей и сложнейших человеческих отношений.

Ближайший аналог «Тихого Дона» «Война и мир»

В свете всего содержания эпопеи ее заглавие звучит как бы скорбной иронией, и, наверно, Шолохов это учитывал, хотя вообще «тихий Дон» - народная речевая идиома, неоднократно встречавшаяся и в печати; так, в 1914 г. И. А. Родионов выпустил под этим названием книгу очерков по истории казачества. В романе-эпопее насчитывают более шестисот персонажей, многие описаны подробно или так, что запоминаются и благодаря одному-двум эпизодам (например, зверски изрубленный Лихачев, умирающий «с черными лепестками почек на губах»), и почти все эти персонажи гибнут - от руки подобных себе или от горя, лишений, нелепости и неустроенности жизни. Такого в столь масштабных произведениях еще не было. Ближайший аналог - «Война и мир» Л. Н. Толстого, где при всем драматизме происходящих событий картина мира все же не трагична, скорее даже «идиллична».

В «Тихом Доне» и довоенная жизнь далека от идилличности, а мировая и гражданская войны приводят к поистине катастрофическим последствиям. создавался как бы в свете фольклорной песни о Тихом Доне, которую Шолохов не смог использовать непосредственно на его страницах, «В песне Тихий Дон изображается осиротевшим, оставшимся без „ясных соколов - донских казаков“». И это уже не было гиперболой. В 1932 г. Шолохов писал Е. Г. Левицкой: «Доведется Вам быть в Вешенской - непременно съездим на один из хуторов, там есть немолодой казачок, один из немногих уцелевших за эти годы. Поет он диковинно!».

Хотя в «Тихом Доне» поначалу к гражданской войне казаки-фронтовики «относились пренебрежительно: и размах, и силы, и потери - все в сравнении с германской войной было игрушечно» (т. 3, ч. 6, гл. X), жертвы мировой войны в нашем художественном восприятии предстают как бы меньшими: там гибли те, к кому читатель еще не успел привыкнуть, или вовсе безымянные персонажи, а во время гражданской войны или из-за ее последствий уходят из жизни большинство Мелеховых, старшие Коршуновы, Наталья, Аксинья, родные Михаила Кошевого, Валет, Котляров, двое братьев Шамилей (в германскую - один), Аникушка, Христоня и многие, многие другие, даже если говорить только о татарцах. Среди тех убитых и умерших, кто не жил постоянно в одном хуторе с Мелеховыми, отец и сын Листницкие и их слуга дед Сашка, Штокман, Анна Погудко и Бунчук, Платон Рябчиков и т. д., включая персонажи реальные, исторические: Подтелкова, Кривошлыкова и членов их экспедиции, Чернецова, Фомина и т. д. - белых и красных, повстанцев и воевавших в «бандах». Степан Астахов благополучно вернулся из германского плена, хотя очень боялся попасться: казаков немцы в плен не брали; притом он недурно устроился в Германии благодаря женщине, - а из «отступа» после поражения восстания в хутор уже не возвратился. Во время германской войны Григорий потрясен коллективным изнасилованием Франи, а во время гражданской вспоминает это событие, предполагая, что, уйди он из хутора, та же учесть могла бы постигнуть его Наталью. Да и смерть приходит к женщинам и детям гораздо чаще тогда, когда воюют «классы», а не армии разных народов.

Обнаруженные журналистом Л. Е. Колодным рукописные оригиналы первых частей «Тихого Дона» делают основания для сомнений в авторстве Шолохова, возникших сразу после появления в печати первых двух книг романа-эпопеи, крайне зыбкими. Сомнения вызывала способность 22-летнего провинциала с четырехклассным образованием (что, впрочем, больше, чем у первого русского нобелевского лауреата Бунина, не говоря уже о Горьком) написать столь масштабное произведение, требовавшее, помимо всего прочего, широчайших и разносторонних познаний. Но Шолохов действительно вырос - колоссально и стремительно. В то время были доступны многие источники, включая мемуары белоэмигрантов. Во всяком случае, до коллективизации можно было выспрашивать оставшихся участников первой мировой и гражданской войн, Верхнедонского восстания. Известный курьез - наличие, согласно роману, в Восточной Пруссии «города Столыпина», - использовавшийся как аргумент против авторства Шолохова, может говорить и в пользу такового: это типичный случай народной этимологии, какой-нибудь неграмотный казак переиначил на привычный лад непонятное название и так сообщил его любознательному юноше. Что же касается быта и нравов казаков, то до Шолохова просто не было писателя, который бы их так хорошо знал и понимал.

При этом писатель отдавал себе отчет в том, какую задачу он перед собой ставил, - в отличие даже от лучших критиков тех лет, как Д. А. Горбов, который оказал предпочтение «Разгрому» Фадеева перед «Тихим Доном» и усомнился в том, что Шолохов сможет реализовать свой слишком громадный замысел. Часто его слово, писал Горбов, не раскрывает положение или характер, «но живет само по себе», как и многие описания, не участвующие в движении романа; присутствие многих фигур «не совсем обязательно«, бытовой материал «своим натуралистическим полнокровием подавляет человеческую сторону замысла...» Эти особенности манеры Шолохова объясняются «его молодой жадностью к показу возможно большего, тогда как подлинное искусство стремится не вширь, а вглубь...». Наблюдения (кроме сказанного о «подавлении» человеческих отношений бытом) верные, интерпретация и оценка - нет: Горбов видит в первых двух книгах «Тихого Дона» роман и соответственно о них судит, Шолохов же, настольной книгой которого в то время была «Война и мир», с самого начала строил свое произведение как роман-эпопею, в которой «ширь» и «глубь» не исключает друг друга, а взаимосвязаны и взаимозависимы.

Эпическое приятие мира в романе «Тихий Дон»

Эпическое приятие мира неизбирательно, субстанциональные начала жизни устойчивы и проявляются во всем - в большом и в малом. Жизнь ценна сама по себе, вне проекции на какие-то отвлеченные идеалы. Связь событий в эпосе осуществляется не сюжетом, а всем мироотношением, в котором выражается примат общего над индивидуальным. И быт, и каждое событие здесь, в отличие от романа с концентрическим сюжетом, нужны не только для чего-то последующего, но и в его собственном, самодостаточном содержании.

В первой части «Тихого Дона» действие разворачивается неторопливо.

По романным меркам действительно необязательны две сцены рыбалки, поездка казаков на лагерные сборы, во всяком случае произошедшая там ссора Петра Мелехова и Степана Астахова (правда, драка братьев Мелеховых со Степаном, избивающим Аксинью, получит тем самым двойную мотивировку, но для Петра она останется в сюжете без последствий) и беда с охромевшим конем Степана, оставленным на лечение у горбатой старухи, да так и забытым автором, и эпизод со скачкой, когда Митька Коршунов обогнал Евгения Листницкого. Вторая часть (после женитьбы Григория - его уход с Аксиньей в Ягодное и призыв на службу) наиболее «романна», но и в ней эпизод принесения присяги молодыми казаками, когда сапог жмет ногу Митьке Коршунову и он возвращается в хутор из станицы в чулке, во много самоценен, как и сцена, когда «племенной бугай Мирона Григорьевича распорол рогом лучшей кобылице-матке шею». В третьей части вставка, не имеющая никакого отношения к героям (там действует какой-то другой Астахов, Митька Коршунов попутно «привязан» к предыдущему эпизоду), показывает бой нескольких казаков с немцами и официальное выдвижение в герои только одного его участника - известного Кузьмы Крючкова, любимца командира сотни (хотя перед этим показывалось столкновение Крючкова с сотенным - есаулом Поповым, произношение которого тот передразнивал: «Я кэго в прошлом гэду учил? Об чью мэрду этот нэготь сломал?..» - говорил есаул тому, кого через полтора десятка страниц Шолохов вдруг объявил его любимцем). Глава о прославлении Крючкова с участием «рыжеватого сонного императора» определенно написана в подражание разоблачительным главам «Войны и мира»: «А было так: столкнулись на поле смерти люди, еще не успевшие наломать рук на уничтожении себе подобных, в объявшем их животном ужасе натыкались, сшибались, наносили слепые удары, уродовали себя и лошадей и разбежались, вспугнутые выстрелом, убившим человека, разъехались, нравственно искалеченные.

Это назвали подвигом» (кн. 1, ч. 3, гл. IX).

Другая вставка - дневник Тимофея, любовника Елизаветы Моховой, убитого на войне, - дневник саморазоблачительный и разоблачающий московскую интеллигентскую молодежь. Сюжетная привязка - то, что дневник, в котором говорилось о его хуторянке, нашел, зачем-то обыскивая разлагающийся труп, Григорий Мелехов (читал ли эту книжку малограмотный казак, остается неизвестным). Дальше не только в убитом Тимофее, но и в Елизавете надобности не будет. А после измены Аксиньи Григорию с Листницким и разрыва главного героя и героини в ноябре 1914 г. до их встречи у Дона («- Здравствуй, Аксинья дорогая!») и возобновления отношений в апреле 1919-го пройдет четыре с половиной года из десяти, охваченных действием произведения, и займут они весь второй том и большую часть третьего. Настолько задержано основное романное действие событиями эпоса.

Подробное описание мирной жизни на Дону сменяется показом «германской» войны. Ей уделено главное внимание автора: в хуторе, пока молодые казаки воюют, ничего нового не происходит. Чем ближе к концу, тем больше смертей главных персонажей, и обычно говорится об этом (тоже как в «Войне и мире») лаконично, менее подробно, чем прежде говорилось о тех или иных случаях из их жизни: чувства героев переутомлены (так, Григорий в «отступе» боялся, что его детишек не уберегут от тифа, «и в то же время чувствовал, что, при всей его любви к детям, после смерти Натальи уже никакое горе не сможет потрясти его с такой силой...»), и автор словно щадит сопереживающих им читателей, хотя, например, в отсутствии реакции Григория в финале на известие о смерти маленькой Полюшки - последней смерти, о которой говорится в произведении, - трагизма, по сути, не меньше, чем в его воспоминаниях о детстве и брате Петре перед трупом убитого Петра. Всеобщие бедствия как бы умаляют горе отдельных людей, но на самом деле именно из их страданий и складываются.

Любовные и прочие страсти кипели в мирное время. На войне Петро прощает блудную Дарью, как только она приехала к нему на фронт, вернувшийся из плена Степан Астахов прощает Аксинье и Григория, и молодого пана и потом, когда она вновь сошлась с Григорием, ведет себя великодушно; прощает и Григорий измену Аксиньи: для простых казаков в этом нет трагедии жизни, в то время как Листницкий, женившийся на вдове друга по его завещанию в начале третьей книги и не появлявшийся почти до конца четвертой, вспоминается в рассказе балагура Прохора Зыкова как застрелившийся «от неудовольствия» после внезапной измены Ольги, а старый пан - как умерший от тифа. «- Ну и черт с ними, - равнодушно сказал Григорий. - Жалко добрых людей, какие пропали, а об этих горевать некому» (кн. 4, ч. 8, гл. VII). Между тем от генерала Листницкого, потерявшего жену в результате террористического акта против него, Григорий не видел ничего плохого, а Евгений, которому умирающий друг, «истекая кровью и мочой», говорил: «Ты - честный и славный» (кн. 3, ч. 6, гл. V), - в произведении не позволяет себе ничего хуже, чем соблазнение Аксиньи, откликнувшейся на ласку, и суровое обращение с нижними чинами, забывшими о дисциплине (раньше он мог отдать казакам, страдавшим без курева, весь свой запас папирос). Не раз раненный, потерявший руку, женившийся на вдове убитого Горчакова, Евгений по возвращении в Ягодное соблазнен уже Аксиньей и выглядит комично (выйдя из-за куста, «пыхая папироской, долго тер носовым платком брюки, обзелененные в коленях сочной травой»), а Аксинья, добившаяся своего «напоследок», опоэтизирована: «...закинув руки, Аксинья поправляла волосы, смотрела на огонь, улыбалась...»

Смерть Листницких даже не показана непосредственно автором. В третьей же части (конце первой книги) Шолохов с удовольствием описывает избиение молодого барина кнутом - месть Григория и за себя, и за Аксинью, хотя ей тоже досталось кнутом по лицу. Вообще история Аксиньи с Листницким дает как бы сниженную, огрубленную, с реальной изменой параллель истории Наташи Ростовой с Анатолем, но не имеет, как она, «узлового» сюжетного значения для романной линии: простой человек, по мысли Шолохова, может превозмочь обиду естественным, добрым, глубоким чувством.

Историческое и вымышленное сопряжены у Шолохова иначе, чем в «Войне и мире», где князь Андрей служит адъютантом у Кутузова и видит на аустерлицком поле Наполеона, Пьер попадает к маршалу Даву, а Николай и Петя Ростовы лицезреют обожаемого ими Александра I. В «Тихом Доне» «верхушечная» история гораздо резче отделена от истории народной. Лишь упоминается о встрече Григория и Буденного, высший генералитет белой армии действует в отдельных главах (особа императорской фамилии, посещающая глазную больницу, по имени не названа), только Подтелков, который социально, интеллектуально и психологически ближе Григорию, чем образованные офицеры, да реальные лица второго плана, сохраняющие свои подлинные имена и фамилии, выступают вместе с героями главными, вымышленными. Никакого соответствия паре «Наполеон и Кутузов» в «Тихом Доне» нет.

Если домашнее задание на тему: » Герои произведений Шолохова оказалось вам полезным, то мы будем вам признательны, если вы разместите ссылку на эту сообщение у себя на страничке в вашей социальной сети.

 

Сколько же обличий у этой своенравной степной осени? Вот обернулась она злой ненавистной тещей, покрылась серым старушечьим платком и ну хлопать дверями во всем холодном неуютном доме. И все ей не так, и все не на месте. Злобно гоняет она по степи пучки спутанной травы, треплет за колючие косы молоденькую гледичию – нелюбимую невестку свою. А то вдруг завоет, запричитает, и зальется холодными слезами, и плачет, плачет, ничем не успокоишь растревоженную старуху. Но вдруг выглянет она из-за серой тучи краешком теплого мягкого солнца. И вспыхнут в его животворных лучах веселые озими, и заулыбаются всему свету зелеными улыбками. Как ласково, с какой материнской заботой лелеет осень своих зеленых младенцев в черной пушистой колыбели. А бывает, что обернется она богатой красавицей-невестой. Тогда нарядит осень своих подружек в лесных полосках в самые нарядные сарафаны: и светло-желтые, как листья у клена, и пунцово-красные, как у дикой степной вишни, и коричневые, как у молоденьких дубков, и фиолетовые, как у бирючины и бересклета. Сколько нарядов у ее подружек! И каких! И надо всем этим веселым и пестрым богатством раскинулся высокий и по-осеннему посветлевший купол прозрачного голубого неба. И на тонких паутинках повисли и летят неведомо куда маленькие паучки…

Колесников Г. Немые крики. Ростов н/Д, 1991. С. 327.

Описание поздней осени

Как резко отличается поздняя осень от той «осени первоначальной», о которой с прозрачной нежностью сказал Федор Тютчев. Самые яркие и чистые краски вспыхивают на полотнах художников, изображающих раннюю пору вечера года. И, может быть, лучшее из этих полотен – левитановская «Золотая осень».

Но когда опадут с деревьев листья, пожухнет в степи трава, побледнеет голубизна неба тогда осень становится достоянием графики. Причудливая вязь ветвей обнаженных деревьев лучше всего ложится черной тушью на белый лист бумаги. И чем тоньше и острое перо в руках художника, тем задушевнее передаст он грустное очарование поздней осени.

Колесников Г. Графика осени // Тайны степного леса / Г. Колесников. Ростов н/Д, 1987. С. 340.

Яркая палитра

Осень – великолепная художница. Спокойно и нежно желтеют березы и липы. Желтеют и клены, но уже по-своему – ярко, сильно. Густо-пунцовой становится листва рябины и вишни. Чеканной медью и старой бронзой украшает осень яблони и груши степных садов. Тяжелая коричневая ржа съедает зелень дубрав. Густо-фиолетовым тоном заливает октябрь кусты бересклета и бирючины. До снежного ноября простоят в своей коричневато-желтой листве каштаны. А на опушках лесных полос холодными кострами вспыхивают жерделы. Нет, наверное, ни одного оттенка желтого, оранжевого, красного, фиолетового который осень не бросила бы на наши степные сады, леса и перелески. И только серебристые тополя, так и не поддавшись очарованию осени, сбрасывают на землю свои узорные листы в летнем зеленом уборе…

Не от русской ли осени пошла на Руси огневая роспись Хохломы?!

Колесников Г. Яркая палитра // Тайны степного леса / Г. Колесников. Ростов н/Д, 1987. С. 339

Описание донской степи осенью

Сколько дум навевает осенняя дорога…

Вдоль Дона, покрытого свинцовой осенней рябью, до самого Семикаракорска, бежит гибкая лента асфальтового шоссе дорога окаймлена полосами разгорающегося октябрьским огнем степного леса, она пролегает полями озимей, пересекает красновато-бурые полотнища пойменных низин… промелькнул городок застекленных теплиц. Покачивают широко распростертыми крыльями дождевальные машины. Невозможно оторвать глаз от милых сердцу картин донской осени.

Коренному степняку нет ничего милей и краше осеннего золота донского приволья. Да и в самом деле – красоте своей, в своенравной неповторимости ни с чем не сравнима наша донская степь! Сколько у нее сказочных обличий, нежданных-негаданных превращений.

Вот обернулась она злой свекровью, покрылась серым старушечьим платком и ну хлопать дверями в своем холодном неуютном доме. Все ей не так, все у нее не на месте. Злобно гоняет она по полю пучки спутанной травы, треплет за колючие косы молоденькую гледичию, как нелюбимую невестку. И вдруг запричитает, завоет, зальется холодными слезами – ничем не успокоишь растревоженную старуху.

Внезапно выглянет осень из-за серой тучки краешком мягкого теплого солнца – и вспыхнут в его животных лучах веселые озими, и заулыбаются всему свету зелеными улыбками. Как ласково, с какой материнской заботой лелеет степная осень своих зеленых младенцев в черной пушистой колыбели!

А бывает, что обернется она богатой красавицей-невестой. Тогда нарядит своих подружек в лесных полосах в цветастые сарафаны: и светло-желтые, как листья у клена, и пунцово-красные, как у дикой вишни, и коричневые, как у молоденьких дубков, и фиолетовые, как у бирючины и бересклета. Сколько нарядов у ее подружек! И над все этим веселым и пестрым богатством раскинулся высокий и по-осеннему просторный и просветленный купол прозрачно-голубого неба. А на тонких паутинках повисли и летят неведомо куда маленькие паучки парашютисты. То обернется осень щедрой, не знающей и счета богатствам своим хозяйкой и начнет метать несметные сокровища в закрома земли нашей, в амбары и элеваторы, на колхозные базары и ярмарки.

Вот какая она многообразная, наша великолепная степная осень!

Колесников Г. Многоликая осень // Тайны степного леса / Г. Колесников. Ростов н/Д, 1987. С. 334-335

Ноябрь

Хороша наша донская степь! Тонкие серые тучки медленно плывут по голубому, с прозеленью, небу. Раскустившиеся озими горят и переливаются зеленым огнем в рыже пунцовых рамках лесных полос. Свежие пласты зяби под прохладным осенним небом кажутся залитыми черной, как ночь, тушью. Описав плавную дугу, через лесную полосу перелетела крикливая стая грачей. Медленно опускается она на вспаханное поле и начинает свою работу.

Очень хорош степной сад в пору предзимнего покоя. Под сероватым осенним небом тускло тлеет бронзовая листва яблоневых и вишневых деревьев. Стоят они тихие, печальные, и на душе становится грустно. Воздух в лесных полосах насыщен крепким, с кислинкой, запахом опавшей листвы. Ни с чем не сравним и неповторим этот запах осени…

Колесников Г. Решено: обязательно стану виноградарем // Тайны степного леса / Г. Колесников. Ростов н/Д,1987. С. 159-160

Осень на Севере (северная осень)

Осень на Севере очень красива, и наступает она стремительно, но длится недолго. Лимонно-вишневые огоньки березок гаснут. Быстро желтеют и опадают иглы лиственниц. Сопки становятся тускло коричневыми. Начинаются холодные затяжные дожди. Скоро упадет снег на мокрую землю. Он падает и тает. А вершины сопок уже устойчиво белые до нового лета.

Колесников Г. Бурый мишка возит воду // Тайны степного леса. Ростов н/Д, 1987. С. 265-268.

Природа. Поэтика и смысловая роль пейзажа. Традиции классики.

Критика с самого начала обратила внимание на взаимодействие между природой и человеком в эпосе Шолохова. В постоянном соотнесении, сопоставлении жизни людей и природы находит свое выражение одна из самых важных и существенных особенностей художественного мышления Шолохова. Мир людей и мир природы даны как единый поток вечно творящей жизни.

Жизнь людей и жизнь природы тесно связаны между собой. «Люди, как реки» - утверждал Лев Николаевич Толстой. И Шолохов продолжает его традиции, уподобляя и судьбу человеческую, и судьбу народную течению реки по извилистому руслу: «Выметываясь из русла, разбивается жизнь на множество рукавов. Трудно предопределить, по какому она устремит свой вероломный и лукавый ход. Там, где нынче мельчает жизнь, как речка на перекате, мельчает настолько, что видно поганенькую россыпь, - завтра идет она полноводная, богатая... »

В шолоховский пейзаж органически вписываются не только люди, но и исторические события. Шолохову свойственно пантеистическое представление о природе, как о великой животворящей силе. Природа у Шолохова - независимая от человека и его желаний, его психологического состояния, сила.

Шолоховские самодовлеющие пейзажи критика связывала с традициями классики. Они, по мнению А. Бритикова, противопоставлены людям с их постоянной борьбой.

В композиции «Тихого Дона» пейзаж играет существенную роль. Пейзажные картины способствуют эпизации событий, помогают проследить последовательность событий. Изображение трудовых процессов (в I-й книге) дано на фоне периоды. Эпическая картина складывается из пейзажных картин, чередующихся с картинами быта и труда казаков.

В развитии сюжета романа многие пейзажные картины выполняют функцию художественного предварения. Прием этот гармонирует с эпико-трагедийным содержанием романа, выступает как смысловая и лирическая прелюдия к драматическим событиям. В них звучит намек на грядущие страдания, кровь, жертвы. Перед описанием начала первой мировой войны писатель дает развернутую картину природы, в которой, по народным приметам, много недоброго, предвещающего смерти, тяжелые утраты.

«Стояло необычайно сухое лето. Мелел Дон…Ночами густели за Доном тучи, лопались сухо и раскатисто громовые удары, но не падал на землю, пышащую горячечным жаром, дождь, вхолостую палила молния. По ночам на колокольне ревел сыч…Худому быть, пророчили старики, заслышав с кладбища сычиные выголоски…» (т.2, С.242-243).

В описании гражданской войны прием предварения событий имеет важное значение: пейзажи предваряют собой вереницу кровавых человеческих дел. Гибель отряда Подтелкова предваряет пейзажная зарисовка, которая содержит предчувствие беды: «На западе густели тучи. Темнело…блекло светилось зарево, принакрытое черной пленой тучи…Даже травы, еще не давшие цветы, излучали непередаваемый запах тлена» (т. 3, с. 367).

В композиции романа пейзажи способствуют эпизации событий. Они часто выполняют роль эпического параллелизма, который включается в те моменты развития действия, когда повествование достигает своей кульминации. В эпических параллелизмах образ природы развертывается очень широко, чем и достигается писателем самоценность и художественная значимость образа природы.. Образы природы в эпических параллелизмах самостоятельны. В такой полноте, как у Шолохова, эпические параллелизмы не встречаются ни у одного из писателей ХХ века. В них прослежена неотделимость судеб людей, хода исторических событий от вечного движения природы.

В 3-й книге образ бурного течения Дона, вливающегося из широкого русла в узкое горло, дан как параллель нарастающему возмущению хуторов и станиц при известии о расстреле арестованных казаков.

«Из глубины затихших омутов сваливается Дон на россыпь. Кучеряво вьется там течение. Дон идет вразвалку, мирным тихим разливом. Но там, где узко русло, взятый в неволю, Дон прогрызает в теклине глубокую прорезь, с придушенным ревом стремительно гонит одетую пеной белогривую волну…в котлованах течение образует коловерть. Завораживающим страшным кругом ходит там вода. Второй член параллелизма: « С россыпи спокойных дней свалилась жизнь в прорезь. Закипел Верхнее-Донской округ. Толканулись два течения, пошли вразброд казаки, и понесла завертела коловерть…» (т.3, С. 147).

В эпических параллелизмах образ природы развертывается очень широко, как бы безотносительно ко второму члену. Это делает образ природы как бы самоценным и художественно значимым, безотносительно к его сюжетно-смысловой функции.

Как отмечает А. Бритиков, «эпический параллелизм означает как бы сплошной поток образов природы, сливающихся в цельный пейзажный фон, со своим самостоятельным сюжетом, и этот природный сюжет движется параллельно эпическому действию. Это, с одной стороны, подчеркивает самоценность природы, а с другой - делает пейзаж своеобразным зеркалом всего сложного сюжетно- композиционного движения романа» 1 .

В композиционно-сюжетной структуре "Тихого Дона" велика роль философских пейзажей, которые адекватны трагическому состоянию мира. В сцене гибели и захоронения Валета природа выступает как активное действующее лицо.

"Через полмесяца зарос махонький холмик подорожником и молодой полынью, заколосился на нем овсюг, пышным цветом выжелтилась сбоку сурепка<...>запахло чобором, молочаем. Вскоре приехал с ближнего хутора какой-то старик, вырыл в головах могилы яму, поставил на свежевыструганном дубовом устое часовню. Старик уехал, а в степи осталась часовня, горюнить глаза прохожих унылым видом, будить в сердцах непонятную тоску" (т. 3, С. 392).

В этом пейзаже содержится мотив братоубийственной войны, которая разгорится в последующих книгах, как и мысль о неумираемости жизни, торжествующей наперекор, казалось бы, смерти: "И еще, в мае бились стрепета за самку, за право на жизнь, на любовь, на размножение<...>" (3, 397).

Шолохов- пейзажист постоянно соотносит мир человеческих чувств с жизнью природы. К аналогиям с жизнью природы писатель прибегает особенно часто в периоды духовного кризиса героев. Взаимоотношения человека и природы даны в эволюции. Они ярче всего прослеживаются на образах женщин (Аксиньи, Натальи, Дарьи, Ильиничны), а также - Григория.

В поэтике образа Аксиньи преобладает мотив цветения, мотив весны; в образе Натальи - мотив холода, льда, снега. Детали природного мира, окружающего Наталью, грустные: это тоскливо, мертвенно пахнущие травы.

Масштабам чувства Аксиньи и Григория соответствуют такие образы природы, как ветер, лес, степь, Дон, ароматы цветов.

Картины природы, связанные в конце с Григорием, его судьбой, обретают трагический смысл: выжженная палами степь, черное солнце, символизирующее всю глубину горя Григория.

Шолоховские пейзажи открывали эстетическое и эмоциональное богатство донской природы. В описании природы уделено внимание цвету, звукам, температурным ощущениям, что помогает писателю создать пластически осязательные образы. Критика насчитывает в "Тихом Доне" около 250 описаний природы.

В поэтике пейзажей широко использована фольклорная символика. Для поэтики пейзажей, связанных с судьбой главных героев, характерен темный, черный цвет , свидетельствующий о печали, утратах. Это образы черной тучи, черной тишины, черной полыни, темного леса, черной, выжженной палами степи, черного неба и черного диска солнца.

Черный цвет от обозначения определенного конкретного явления и предмета вырастает до философского обобщения, символа.

Многозначен образ Тихого Дона - и как реки (воды) и как донской земли, казачьего края.

Уже само название романа обращает внимание чи-тателя на образ природы. «Тихий Дон» — звучит многозначно и символично. Дон-батюшка — вечный, гра-циозный. Эта река, подобно человеческой истории, полна изгибов и водоворотов: как бы ни менялась жизнь, в какие бы тупики ни заходила, она бесконеч-на, ней есть нечто бессмертное. Каждый год разлива-ется Дон, цветет степь, происходит солнцеворот, на-ливаются спелостью колосья. Не один раз писатель рисует смену времен года, но тем не менее похожие картины природы все же не повторяют друг друга, они только пробуждают мысль о вечности бытия, о по-вторяемости жизни и ее неиссякаемой вечности.

Не раз в пейзажном описании возникает образ сте-пи. Он занимает в романе особое место и воплощает народное представление о степи-матушке, матуш-ке-кормилице. Зацветает и увядает степь. Этот образ, как и образ Дона несет в себе идею вечности, бесконеч-ного обновления жизни.

Писатель одухотворяет степь: она одевается колы-шущимся серебром, ковыль ее молитвенно клонит-ся, земля тоскует о прохладе. Автор подчеркивает единство животного и растительного мира. Здесь и суслики, и сурки, и коршун, и кони, и полынь, и ко-выль. Этот пейзаж поражает своей метафоричностью (пшеничная россыпь звезд, сизо-опаловые волны ко-выля).

Один из сложнейших образов природы в "Тихом Доне" - это образ Солнца, который обладает и философско-историческим и психологическим содержанием. Показателен в этом отно-шении также эпизод гибели Аксиньи Похоронив ее, Григорий увидел над собой «черное небо и ослепитель-но сияющий черный диск солнца». Черный диск солнца — образ необычный, он передает трагическое состояние героя, для которого со смертью возлюблен-ной действительно померк дневной свет.

Картины природы в романе "Тихий Дон" точные, в мельчайших подробностях передающие особенности природы Верхнего Дона, выразительные благодаря яркой метафоричности и колоритному языку, имеют самостоятельную художественную ценность. Но они всегда связаны или с сюжетным движением романа, или с внутренним состоянием героя. При изображении природы автор использовал принцип эпического параллелизма. Пограничное состояние природы, замершей в ожидании грандиозных перемен, - параллель состоянию казачьих хуторов, затаивших дыхание накануне Верхнедонского восстания. Пейзажи придают событиям романа эпический размах и вместе с тем наполнены лиризмом. Иногда лирическое начало выходит на первый план и тогда со страниц романа начинает звучать голос самого автора: «Степь родимая! <...> Низко кланяюсь и по-сыновьи целую твою пресную землю, донской, казачьей, не ржавеющей кровью политая степь!»

Писатель подмечает моменты, когда восприятие природы героями становится особенно острым. Примером этого могут служить трагические эпизоды романа, в частности зверское убийство казаками красного командира Лихачева. Идя на смерть, он словно впервые видит красоту весеннего леса, останавливает взгляд на березке: «На ней уже набухали мартовским сладостным соком бурые почки; сулил их тонкий, чуть внятный аромат весенний рассвет, жизнь повторяющуюся под солнечным кругом... Лихачев совал пухлые почки в рот, жевал их, затуманенными глазами глядел на отходившие от мороза, посветлевшие деревья и улыбался уголком небритых губ ». И человек с такой естественной привязанностью к жизни должен уйти из нее.

Пейзажи в романе - не застывшие картины, они полны динамики. Автор фиксирует изменения, происходящие в природе, переходы от дня к ночи, от зимы к весне. Показательным примером этого может служить описание потаенной жизни степи, ожидающей прихода весны: «Казакует по родимой степи восточный ветер. Лога занесло снегом. Падины и яры сравняло. Нет ни дорог, ни тропок. Кругом, наперекрест, прилизанная ветрами, голая белая равнина. Будто мертва степь. Изредка пролетит в вышине ворон, древний, как эта степь, как курган над летником в снежной шапке с бобровой княжеской опушкой чернобыла. Пролетит ворон, со свистом разрубая крыльями воздух, роняя горловой стонущий клекот. Ветром далеко пронесет его крик, и долго и грустно будет звучать он над степью, как ночью в тишине нечаянно тронутая басовая струна. Но под снегом все же живет степь. Там, где, как замерзшие волны, бугрится серебряная от снега пахота, где мертвой зыбью лежит заборонованная с осени земля, - там, вцепившись в почву жадными, живучими корнями, лежит поваленное морозом озимое жито. Шелковисто-зеленое, все в слезинках застывшей росы, оно зябко жмется к хрупкому чернозему, кормится его живительной черной кровью и ждет весны, солнца, чтоб встать, ломая стаявший паутинно-тонкий алмазный наст, чтобы буйно зеленеть в мае. И оно встанет, выждав время! Будет бить в нем перепела, будет звенеть над ним апрельский жаворонок. И так же будет светить ему солнце, и тот же будет баюкать его ветер. До поры, пока вызревший, полнозерный колос, мятый ливнями и лютыми ветрами, не поникнет усатой головой, не ляжет под косой хозяина и покорно уронит на току литые, тяжеловесные зерна. Все Обдонье жило потаенной, придавленной жизнью. Жухлые подходили дни. События стояли на грани».

Однозначно определить общее настроение этого отрывка нелегко, так как оно несколько раз меняется. Пейзаж начинается с описания «мертвой» зимней степи: здесь нет движения (многие предложения лишены глаголов), нет звуков, даже полет и «стонущий клекот» ворона не оживляют картину, а делают ее еще более зловещей. Но когда взгляд писателя-художника более внимательно всматривается в эту картину и проникает в потаенную жизнь степи, возникают краски, появляется движение, едва ощутимое движение природы к весне. И, наконец, финальные строки с их почти стихотворным ритмом, создаваемые синтаксическим параллелизмом и анафорическими повторами («Будут бить в нем перепела, будет звенеть над ним апрельский жаворонок... будет светить ему солнце... будет баюкать его ветер...»), с выразительным рядом аллитераций звучат как торжественный гимн весне.

Включая в повествование пейзажные зарисовки, автор как бы широко распахивает душу читателя для восприятия мира природы после нагнетания художественных средств, привлекающих все внимание к напряженным событиям. Достаточно вспомнить эпизод работы Натальи и Ильиничны в степи. Последняя измена Григория надломила Наталью, и на фоне надвигающейся грозы она проклинает его. Эта сцена предшествует смерти героини. Вначале природа вполне безразлична к тому, что должно случиться - ничто не предвещает бури, лишь на мгновение набегает тучка. Но с настроением Натальи в природе происходят заметные изменения: «Все, что так долго копилось у Натальи на сердце, вдруг прорвалось в судорожном припадке рыдания. Она со стоном сорвала с головы платок, упала лицом на сухую, неласковую землю и, прижимаясь к ней грудью, рыдала без слез». Когда Наталья, обращаясь на восток, просила Бога, чтобы он наказал Григория там, на фронте, «черная клубящаяся туча ползла с востока. Глухо грохотал гром...» . Ильинична с ужасом смотрела на Наталью: «На фоне вставшей в полнеба черной грозовой тучи она казалась ей незнакомой и страшной». В один момент движения природы и чувства Натальи совпадают, и проклятие Натальи, усиленное метафоричностью грозовой тучи, звучит необычайно выразительно. В этом эпизоде параллелизм перестает быть одним из приемов изображения пейзажа и превращается в важную особенность композиции и характерную черту авторского стиля.

О том, что пейзажные зарисовки в романе служат выражением чувств героев, свидетельствует пейзаж, прерывающий авторский рассказ о возвращении Григория домой на побывку. Возвращению Григория в родной дом предшествует красочная картина охоты, в которой писатель с большим мастерством передал охотничий азарт, изобразил панораму степных далей. Безразличная на первый взгляд к Григорию природа новым светом освещает его трагедию. Судьба сбитого гуся напоминает человеческую судьбу и в особенности самого стрелка: «...один гусь, отделившись от уже построившейся гусиной станицы, резко пошел на снижение... Гусь летел в сторону от встревоженно вскричавшей стаи, медленно снижаясь, слабея в полете, и вдруг с большой высоты камнем ринулся вниз, только белый подбой крыла ослепительно сверкнул на солнце». Образом сбитой птицы автор подчеркивает трагичность судьбы Григория.

Природа в романе Шолохова вмещает все битвы и успокаивает любое трагическое потрясение. Пейзаж в «Тихом Доне» выражает оптимизм, готовность природы бесконечное количество раз рождать неотвратимое будущее. Чтобы ни делали люди, природа вечна и неизменна. И это прекрасно понимают герои Шолохова, умеющие слушать шум леса, замечать красоту простых луговых цветов, любоваться созвездиями. В самые трудные моменты жизни они припадают к земле и ищут у нее забвения.

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ РЕСПУБЛИКИ САХА (ЯКУТИЯ)

СРЕДНЯЯ ОБЩЕОБРАЗОВАТЕЛЬНАЯ ШКОЛА № 17 г. ЯКУТСКА

ПО ЛИТЕРАТУРЕ

ТЕМА: «СВОЕОБРАЗИЕ ПЕЙЗАЖА В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ М. А. ШОЛОХОВА»

(Экзаменационная работа)

Выполнил:

ученик 11 «А»

Рожин Пётр.

Проверил:

учитель русского языка

и литературы

Васильева М. И.

Якутск - 2004

I. ВВЕДЕНИЕ.

II. СВОЕОБРАЗИЕ ПЕЙЗАЖА В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ М. А. ШОЛОХОВА.

1. ПЕЙЗАЖНЫЕ ОПИСАНИЯ В РОМАНЕ «ТИХИЙ ДОН».

2. ПРИРОДА В РАССКАЗАХ.

III. ЗАКЛЮЧЕНИЕ.

I. ВВЕДЕНИЕ

Целью данной работы является реферативный обзор своеобразия пейзажа в

романе «Тихий Дон» Михаила Александровича Шолохова и рассказах середины

двадцатых годов.

Пейзаж – это вид, изображение какой-либо местности, картина природы. В

литературном произведении пейзаж – это описание, где основной предмет

изображения – природа (2,38).

Реферат – это краткое изложение документа или произведения или их частей,

включающее основные фактические сведения и выводы, необходимые для

ознакомления с ними (2,711; 1,55). Поэтому в работе излагается содержание

прочитанных произведений в русле заданной темы.

По утверждению специалистов, рефераты любого вида «не должны отражать

субъективные взгляды референта на излагаемый вопрос, в реферате не даётся и

оценка реферируемого документа» (1, 57).

Разумеется, рамки реферата не позволяют раскрыть всё многообразие

использования пейзажных описаний в произведениях писателя, но выбранные

эпизоды позволили создать целостную картину пейзажа у Шолохова.

Реферат состоит из введения, где излагается цель работы и её структура,

даются определения основных понятий, необходимых для раскрытия темы. В

основной части сообщается (реферируется) содержание романа «Тихий Дон» и

произведения малых форм в контексте рассматриваемой темы. Завершает работу

заключительная часть, где кратко делаются выводы по всему реферату.

В данной работе использованы издания романа М. А. Шолохова «Тихий Дон»,

рассказов, статьи И. И. Хаврук, В. А. Чалмаева, А. К. Демидовой, словарь

русского языка под редакцией А. П. Евгеньева.

II. СВОЕОБРАЗИЕ ПЕЙЗАЖА В ПРОИЗВЕДЕНИЯХ М. А. ШОЛОХОВА

1. ПЕЙЗАЖНЫЕ ОПИСАНИЯ В РОМАНЕ «ТИХИЙ ДОН»

Роман начинается с описания Мелеховского двора на самом краю хутора (7,

с Мелеховыми. Тут и «крутой спуск», означающий переломные события в истории

народа, и «россыпь ракушек», символизирующий народ, и «намелованные волнами

гальки», обозначающие тяжёлые испытания, и «вороненые ряби стремени Дона»,

символизирующие события, которые произойдут в жизни казачества. Писатель

использовал иносказание: так, восток олицетворяет появление новой силы,

которая надвигается на Дон с «конскими копытами», а «живущой придорожник»

(живучий подорожник) означает казачество.

Пейзаж в романе не существует отдельно от событий, описанных в нём, а

тесно связан с ними.

Приведем отрывок из главы ХIХ третьей книги: «Казакует по родимой степи

восточный ветер. Лога позанесло снегом. Падины и яры сровняло. Нет ни

дорог, ни тропок. Кругом, наперекрест, прилизанная ветрами, белая голая

равнина. Будто мертвая степь. Изредка пролетит в вышине ворон, древний, как

эта степь, как курган над летником в снежной шапке с бобровой княжеской

опушкой чернобыла. Пролетит ворон, со свистом разрубая крыльями воздух,

роняя горловой стонущий клекот. Ветром далеко пронесет его крик, и долго и

грустно будет звучать он над степью, как ночью в тишине нечаянно тронутая

басовая струна.

Но под снегом всё же живёт степь. Там, где, как замёрзшие волны,

бугрится серебряная от снега пахота, где мертвой зыбью лежит заборонованная

с осени земля, - там, вцепившись в почву жадными, живучими корнями, лежит

поваленное морозом озимое жито. Шелковисто – зелёное, все в слезинках

застывшей росы, оно зябко жмётся к хрушкому чернозёму, кормится его

живительной чёрной кровью и ждет весны, солнца, чтобы встать, ломая

стаявший паутинно-тонкий алмазный наст, чтобы буйно зазеленеть в мае. И оно

встанет, выждав время! Будут биться в нём перепела, будет звенеть над ним

апрельский жаворонок. И так же будет светить ему солнце, и тот же будет

баюкать его ветер. До поры, пока вызревший, полнозёрный колос, мятый

ливнями и лютыми ветрами, не поникнет усатой головой, не ляжет под косой

хозяина и покорно уронит на току литые, тяжеловесные зёрна» (8, 116).

«Небо нахмарилось. Молния наискось распахало взбугренную черноземно-

черную тучу, долго копилась тишина, и где-то далеко предупреждающе громыхал

гром. Ядрёный дождевой сев начал приминать травы… Гром обрушился с

ужасающей силой, молния стремительно шла к земле. После нового удара из

недр тучи потоками прорвался дождь, степь невнятно зароптало…» (8, 31).

В обоих отрывках подразумевается время, которое принесёт много перемен,

отражающихся на судьбах людей. Этими описаниями предваряются трагические

события с приходом красных.

Картины природы означают и символические образы, и описание состояния

героев: «С юга двое суток дул тёплый ветер. Сошёл последний снег на полях.

Отгремели пенистые вешние ручьи, отыграли степные лога и речки. На заре

третьего дня ветер утих, и пали под степью густые туманы, засеребрились

влагой кусты прошлогоднего ковыля, потонули в непроглядной белесой дымке

курганы, буераки, станицы, шпили колоколен, устремлённые ввысь вершины

пирамидальных тополей. Стала над широкой донской степью голубая весна.

Иным, чудесно обновлённым и обольстительным, предстал перед нею мир.

Блестящими глазами она взволнованно смотрела вокруг, по-детски перебирая

складки платья. Повитая туманом даль, затопленные талой водою яблони в

саду, мокрая огорожа и дорога за ней с глубоко промытыми прошлогодними

колеями – всё казалось ей невиданно красивым, всё цвело густыми и нежными

красками, будто осиянное солнцем.

Проглянувший сквозь туман клочок чистого неба ослепил её холодной

синевой; запах прелой соломы и оттаявшего чернозема был так знаком и

приятен, что Аксинья глубоко вздохнула и улыбнулась краешками губ;

незамысловатая песенка жаворонка, донесшаяся откуда-то из туманной степи,

разбудила в ней неосознанную грусть. Это она – услышанная на чужбине

песенка – заставила учащённо забиться Аксинью сердце и выжала из глаз две

скупые слезинки…

Бездумно наслаждаясь вернувшейся к ней жизнью, Аксинья испытывала

огромное желание ко всему прикоснуться руками, всё оглядеть. Ей хотелось

потрогать почерневший от сырости смородиновый куст, прижаться щекой к

ветке яблони, покрытой сизым бархатистым налётом, хотелось перешагнуть

через разрушенное прясло и пойти по грязи, бездорожью, туда, где за широким

логом сказочно зеленело, сливаясь с туманной далью, озимое поле…» (8, 571).

Пейзажные зарисовки говорят о большой любви художника к природе донского

края: «Степь родимая! Горький ветер, оседающий на гривах косячных маток и

жеребцов. На сухом конском храпе от ветра солоно, и конь, вдыхая горько –

соленый запах, жует шелковистыми губами и ржет, чувствуя на них привкус

ветра и солнца. Родимая степь под низким донским небом! Вилюжены балок

суходолов, красноглинистых яров, ковыльный простор с затравевшим

гнездоватым следом конского копыта, курганы, в мудром молчании берегущие

зарытую казачью славу… Низко кланяюсь и по- сыновьи целую твою пресную

землю, донская, казачьей, не ржавеющей кровью политая степь!» (8, 49).

Пейзаж одушевлён, например, «ветер казакует», «вода ворковала», «полая

вода стояла как завороженная», «вода клокотала как бешеная», «степь оделась

серебром» и помогает раскрыть чувства, настроения героев, передать их

отношение к происходящим событиям.

В романе «Тихий Дон» в переломные моменты в судьбах героев Шолохов

сопоставляет их внутреннюю жизнь с природными процессами (3, 27 - 31).

Например, остановимся на главных женских образах.

Жизнь Аксиньи и её внутреннее состояние после разрыва с Григорием автор

сравнивает с вытоптанным табуном полем пшеницы и с чувством его хозяина:

«Всходит остролистая зелёная пшеница, растёт; через полтора месяца грач

хоронится в ней с головой, и не видно; сосёт из земли соки, выколосится;

потом зацветёт, золотая пыль кроет колос; набухнет зерно пахучим и сладким

молоком. Выйдет хозяин в степь – глядит, не нарадуется. Откуда ни возьмись,

забрёл в хлеба табун скота: ископытили, в пахоть затолочили грузные

колосья. Там, где валялись, - круговины примятого хлеба… дико и горько

глядеть».

«В золотом цветенье» чувств Аксиньи наступил, «испепелил, испоганил»

«Встаёт же хлеб, потравленный скотом. От росы, от солнца поднимается

втолоченный в землю стебель; сначала гнётся, как человек, надорвавшийся

непосильной тяжестью, потом прямится, поднимает голову, и так же светит ему

день, и так же качает ветер…».

Особое место в романе занимает душевное состояние Натальи, которое

сравнивается с грозой в природе.

В природе неспокойно: «По синему небу плыли и таяли изорванные ветром

белые облака. Солнечные лучи калили раскалённую землю. С востока находил

дождь». Плохо на душе у Натальи: узнав, что Григорий снова потянулся к

Аксинье, она делается замкнутой и мрачной. Гроза подступает ближе:

«…стремительно ложилась серая тень», «солнце наискось пронзило ослепительно

белую кайму уплывающей на запад тучи», «по голубым отрогам Обдонских гор

ещё царила и пятнала землю провожающая тучку тень».

Наталья уже не в силах справиться со своими чувствами: «Неожиданно

вскочила, оттолкнула Ильиничну, протягивающую ей чашку с водой, и,

повернувшись лицом на восток, молитвенно сложив мокрые от слёз ладони,

скороговоркой, захлёбываясь прокричала:

Господи! Всю душечку мою он вымотал! Нету больше сил так жить! Господи,

накажи его проклятого! Срази его там насмерть! Чтоб больше не жил он, не

мучил меня!»

Природа откликается на её проклятия, бушует стихия: «Чёрная клубящаяся

туча ползла с востока. Глухо грохотал гром. Пронизывая круглые облачные

вершины, извиваясь, скользила по небу жгуче-белая молния. Ветер клонил на

запад рокочущие травы, нёс со шляха горькую пыль, почти до самой земли

пригибал отягощённые семечками шляпки подсолнухов. Над степью с сухим

треском ударил гром». Теперь охвачена страхом и Ильинична:

Становись на колени! Слышь, Наташка!?»

живёт по своим законам, люди – по своим. В какой-то момент эти миры,

сближаясь, пересекаются, и тогда возникает символ, в основе которого

поэтический параллелизм (3, 27 - 28).

Наряду с сопоставлениями природных процессов с духовной жизнью Аксиньи

Писатель сравнивает чувства Натальи к Григорию с «недоступным

звёздным займищем». Он пишет, что «оттуда с чёрно-голубой высшей пустоши

серебряными колокольцами кликали за собой припозднившиеся в полёте журавли.

Тоскливо-мертвенно пахла отжившая трава».

Метафора «серебряными колокольцами кликали за собой», эпитеты

«тоскливо» «мертвенно» и определение «отжившая» наиболее точно передают

душевное состояние героини.

Шолохов использует пейзажное описание при раскрытии им характеров

Аксиньи и Натальи.

Ощущения Натальи и Аксиньи после тифа вначале почти одинаковые:

Наталье «мила… устоявшаяся после орудийного гула тишина», « с жадностью

вслушивалась в бесхитростную песню жаворонков», «вдыхала напитанный

полынной горечью» ветер, «пьянящий запах раскалённого чернозёма»; Аксинья,

перед которой мир предстал «чудесным и обольстительным», опьянена «бражной

сладостью свежего весеннего воздуха», «прелой соломы», «песня жаворонка

разбудила в ней неосознанную грусть».

Шолоховская весна – любовь.

Аксинья всей силой своей чуткой души воспринимает и впитывает красоту

и живительные силы природы, сливающиеся в ней с силами её любви, нежности и

ласки к Григорию. Воспринимает зрением («на венчиках луговых цветов

покачивались смуглые дикие шмели»), слухом («щекотали в камыше дикие утки»,

«хрипотливо кликал подружку селезень», «далеко-далеко, невнятно и грустно

считала кому-то непрожитые годы кукушка»), зрением и слухом («настойчиво

спрашивал летевший над озером чибис: «Чьи вы? Чьи вы?»; «жужжали бархатисто-

пыльные шмели»), ощущает её физически («босые ноги приятно холодила влажная

зелень, оголённые полные икры и шею ищущими губами целовал суховей» –

предельно точна и выразительна эта метафора: неживое (суховей)

персонифицируется и воспринимается как живое, человеческое). Воспринимает

запахи («из-под куста боярышника сочился бражный и терпкий душок гниющей

прошлогодней листвы») (3, 28).

губами, она осторожно перебирала стебельки безмятежных голубеньких,

скромных цветов, потом перегнулась полнеющим станом, чтобы понюхать, и

вдруг уловила томительный и сладкий аромат ландыша. Пошарив руками, она

нашла его. Он рос тут же, под непроницаемо-тенистым кустом. Широкие,

некогда зелёные листья всё ещё ревниво берегли от солнца низкорослый

горбатенький стебелёк, увенчанный снежно-белыми пониклыми чашечками

цветов. Но умирали покрытые росой и жёлтой ржавчиной листья, да самого

цветка уже коснулся смертный тлен: две нижние чашечки сморщились и

почернели, лишь верхушка в искрящихся слезинках росы вдруг вспыхнула под

солнцем слепящей пленительной белизной» (8, 350).

Так, образ ландыша, олицетворяющий гармонию и красоту жизни, и

одновременно начало её увядания, ассоциируясь с жизнью Аксиньи, с её

мыслями и чувствами, приобретает значение символа.

Приведём здесь несколько отрывков, отражающих шолоховское описание

пейзажа в романе.

«Шуршали на кукурузных будыльях сохлые листья. За холмистой равниной

переливами синели отроги гор. Около деревушки по нажитям бродили рыжие

коровы. Ветер клубил за перелеском морозную пыль. Сонлив и мирен был

тусклый октябрьский день; благостным покоем, тишиной веяло от забрызганного

скупым солнцем пейзажа. А неподалёку от дороги в бестолковой злобе

топтались люди, готовились кровью своей травить сытую от дождей,

обсеменённую, тучную землю (8, 490).

Изжелта-белые, грудастые, как струги, тихо проплывали над

Новочеркасском облака. В вышней заоблачной синеве, прямо над сияющим

куполом собора, недвижно висел седой курчавый и розово серебрился где-то

над станицей Кривянской.

Неяркое вставало солнце, но окна атаманского дворца, отражая его,

жгуче светились. На домах блестели покаты железных крыш, сырость вчерашнего

дождя хранил на себе бронзовый Ермак, протянувший на север сибирскую корону

В полуверсте от хутора, с левой стороны Дона, есть прорва, в неё

вёснами на сбыве устремляется полая вода. Около прорвы из супесного берега

бьют ключи – лёд там не смерзается всю зиму, теплится зелёным широким

полудужьем полынья, и дорога по Дону опасливо обегает её, делает крутой

скачок в сторону. Весною, когда через прорву могучим потоком уходит обратно

в Дон сбывающая вода, в этом месте крутит коловерть, ревёт вода, сплетая

разнобоистые струи, вымывая дно; и всё лето на многосаженной глубине

держатся сазаны, прибиваясь к близкому от прорвы дряму, наваленному с

берега (8, 568).

Хмель у него – словно клином вышибло. Он подбежал к полынье. Остро

блестел свежеотломленный лёд. Ветер и стремя гоняли по широкому чёрному

кругу полыньи куски льда, волны трясли зелёными вихрами, шелестели. В

дальнем хуторе желтили темноту огни. Исступлённо горели и дрожали на

плюшевом небе зернистые, как свежеперевеянные, звёзды. Ветерок пушил

позёмкой, она сипела, мучнистой пылью летела в чёрное хайло полыньи. А

полынья чуть дымилась паром и так же радушно и жутко чернела.

Полая вода только что начала сбывать. На лугу, около огородных

плетней, оголилась бурая, илистая земля, каймой лежал наплав: оставшиеся от

разлива обломки сухого камыша, ветки, куга, прошлогодние листья прибитый

волною дрям. Вербы, затопленного обдонского леса чуть приметно зеленели, с

ветвей кисточками свисали серёжки. На тополях вот-вот готовы были

развернуться почки, у самых дворов хутора клонились к воде побеги

окружённого разливом краснотала. Жёлтые пушистые, как неоперённые утята,

почки его ныряли в волнах, раскачиваемые ветром.

На зорях к огородам подплывали в поисках корма дикие гуси, казарки,

было, как по взлохмаченному ветром простору Дона пестает и нянчит волна

белопузых чирков (8, 600).

На западе густели тучи. Темнело. Где-то далеко-далеко, в полосе

Обдонья вилась молния, крылом недобитой птицы трепыхалась оранжевая

зарница. В той стороне блёкло светилось зарево, принакрытое чёрной полою

тучи. Степь, как чаша, до краёв налитая тишиной, таила в складках балок

грустные отсветы дня. Чем-то напоминал этот вечер осеннюю пору. Даже травы,

ещё не давшие цвета, излучали непередаваемый запах тлена» (8, 634).

В приведённых выше отрывках несложно проследить любимые Шолоховым донские

просторы.

Пейзаж в «Тихом Доне» выполняет разные функции: раскрывает характеры и

внутренние состояния героев, поэтизирует события.

2. ПРИРОДА В РАССКАЗАХ

В прочитанных мною рассказах Шолохова, пейзаж занимает мало места. Но и

в кратких описаниях природы, вырисовывается довольно ёмкий смысл,

пронизывающий данные произведения. У них есть общее: пейзаж связан с

настроением героев, с их восприятием окружающего мира и себя.

«Судьба человека» начинается с пейзажных картин весны (6, 5-8), которая у

Шолохова всегда означает даже «в эту недобрую пору бездорожья»

«напористость, тёплые ветра и первый после зимы, по-настоящему, тёплый

день». Дружная весна в рассказе означает непоколебимость человека перед

тяжёлой судьбой. Писатель утверждает через описание природы, что и в судьбе

этих двух людей наступает весна (6, 47).

Писатель видит одну и ту же степь в разных рассказах по-разному, словно

олицетворяя в образе степи казака. Жизнь казаков разная.

Например, в «Алёшкином сердце» (1925) пейзаж «пахнет земляной сыростью,

крапивным цветом и дурманным запахом собачьей бесилы», подтверждая тяжелую

судьбу Алёшки (5, 236 - 350).

В «Кривой стёжке» (1925), несмотря на осеннюю пору, зарождение чувств

Васьки к Нюрке описан красками больше похожими на весенние. Пейзаж полон

картины природы начинают восприниматься безрадостно: «Туман, низко

пригибаясь, вился над скошенной травой, лапал пухлыми седыми щупальцами

колючие стебли, по-бабьи кутал паром копны. За тремя тополями, куда зашло

на ночь солнце, небо увело шиповником и крутые вздыбленные облака казались

увядшими лепестками» (5, 349). Несколько строк такой картины предвещает в

себя трагический конец Нюрки.

В рассказе «Пастух» (1925) степь «выжженная солнцем, обугленная, травы

желтизной покоробились; а хлебный колос… квёло поблёк, завял, к земле

нагнулся, сгорбатившись по-стариковски» (5, 211). Судьба Гриши повторяет

это описание. Гришу убили. А Дуняткина дорога будет иной: «Широка степь и

никем не измерена. Много по ней дорог и проследков» (5, 221). Одна из них,

возможно, Дуняткина.

Другой пейзаж с «обневестившимися садами», зацветшими «цветом молочно-

розовым, пьяным» и с «днями погожими», с «радостью солнечной» в рассказе

«Двухмужняя» (1925). Описание июльского ливня похоже на судьбу Анны,

которая словно «оторванная вихрем ставня» (5, 363) будет маяться между

нелюбимым мужем и Арсением.

Пейзаж в рассказах Шолохова иносказательно вводит читателя в сюжет

повествования.

Особенностью своеобразия пейзажа в произведениях Шолохова является

самоповтор, которого он совершенно не страшился (4, 14): пейзажи у него

часто «казакуют», «вороненая рябь стремени Дона» «кочует» из одного

произведение в другое, восточный ветер во многих произведениях приносит

крутые перемены в судьбах казаков, а степной пейзаж – это всегда главный

образ в описании природы.

III. ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В реферате рассмотрено пейзажное своеобразие в романе М. А. Шолохова

«Тихий Дон» и рассказах «Судьба человека», «Алёшкино сердце», «Кривая

стежка», «Пастух» и «Двухмужняя».

Прочитав произведения и изучив статьи некоторых авторов, можно сделать

следующие выводы:

Своеобразие пейзажа в произведениях Шолохова заключается в

использовании поэтического параллелизма при описании и раскрытии

характеров, внутренних состояний героев;

Писатель использует самоповторы при описании пейзажей в различных

событие, в будущем происходящие в жизни казаков;

В описании пейзажа Шолохов использует различные изобразительно-

выразительные средства языка: эпитеты, метафоры, олицетворения,

сравнения, анафоры.

В заключении можно сказать, что М. А. Шолохов является певцом степи,

который увлекает своего читателя живым описанием природы Дона, читателя,

который никогда не видел её.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Демидова А. К. Пособие по русскому языку. М.: Рус. яз. 1991.

2. Словарь русского языка: В четырех томах. Т. III. П-Р. М.: Рус.яз. 1983.

3. Хаврук И. И. Раскрытие характеров Аксиньи и Натальи в «Тихом Доне»

Михаила Шолохова». / Литература в школе, 2003, № 6.

4. Чалмаев В. А. Новеллистика Михаила Шолохова. «Внутренние сюжеты»,

нравственные проблемы, поэтика. / Литература в школе, 2003, № 6.

5. Шолохов М. А. Собрание сочинений. Т. 7. М.: Худож. Лит. 1986.

6. Шолохов М.А. Судьба человека: М.: Дет. Лит. 1981.

7. Шолохов М. А. Тихий Дон. Кн. 1-2. М.: Худож. лит. 1980.

8. Шолохов М. А. Тихий Дон. Кн. 3-4. М.: Худож. лит. 1980.