Владимир ОдоевскийПёстрые сказки с красным словцом. Идейно-жанровое разнообразие цикла «Пёстрые сказки с красным словцом, собранные Иринеем Модестовичем Гомозейкою, магистром философии и членом разных ученых обществ, изданные В. Безгласым» В.Ф. Одоевского

Пестрые сказки с красным словцом, собранные Иринеем Модестовичем Гомозейкою магистром философии и членом разных ученых обществ, изданные В. Безгласным. Какова История. В иной залетишь за тридевять земель за тридесятое царство. Фон-Визин, Недоросль. Спб., тип. Экспедиции заготовления государственных бумаг, 1833. , XIV, 156, cтр. 12°. Печатные издательские обложки с орнаментом из кружевных узоров. Фронтиспис рисовал П Руссель, резал на дереве Е. Рисс. Титульный лист, в цветной декоративной греческо-византийской рамке и отпечатанный в шесть красок: каждая буковка в слове «сказки» имеет свой цвет. 10 илл. Великолепный подбор шрифтов и подручных средств украшения. Текст на страницах взят в тонкую рамку. В п/к переплете своего времени. Состояние удовлетворительное. Шедевр русского полиграфического искусства!

Библиографическое описание:

1. Смирнов–Сокольский Н. «Моя библиотека», т. 1, М., «Книга» , 1969. №911

2. Обольянинов Н., №2028.

3. Верещагин В. «Русские илл. издания»,Спб., 1898, №42.

4. Материалы, вып. 2, №367.

Одоевский, Владимир Федорович , князь (1804-1869). Писатель и общественный деятель, крупный музыковед и талантливый популяризатор научных знаний. Литературную деятельность начал со статей, навеянных философскими идеями Шеллинга. Вместе с Веневитиновым организовал «Общество любомудрия» и был его председателем. Вместе с В. К. Кюхельбекером издавал альманах «Мнемозина», в котором печатались Грибоедов, Пушкин. Баратынский, Языков. Близко связанный с лучшими литературными силами своего времени, Одоевский был деятельным сотрудником пушкинского «Современника», участвовал в альманахе «Северные цветы», в журнале «Московский наблюдатель» и др. Особенно широкую известность в ряду его произведений получили его «Русские ночи», главный герой которых, Фауст, отождествлялся современниками с личностью самого Одоевского. Он и был «Фаустом» в жизни. Кабинет его, заставленный книгами и ретортами, был приютом Пушкина, Вяземского, Крылова, Гоголя, Жуковского, Глинки. В этом кабинете были написаны его фантастические новеллы, новеллы в реалистическом духе - «Княжна Мими», «Княжна Зизи» и др., прелестные детские сказки, которые с живым интересом читали и взрослые. Особенно сильное впечатление на современников произвели «Русские ночи» - книга в целом и отдельные ее новеллы: «Последний квартет Бетховена», «Себастиян Бах», новелла о Пиранези и др. («Русские ночи»,- записал в своем «Дневнике» Кюхельбекер,- одна из умнейших книг на русском языке... Сколько поднимает он (Одоевский) вопросов! Конечно, ни один почти не разрешен, но спасибо и за то, что они подняты - и в русской книге!» В письме, написанном в том же 1845 г., Кюхельбекер еще раз возвращается к этой книге: «В твоих Русских ночах мыслей множество, много глубины, много отрадного и великого, много совершенно истинного и нового, и притом резко и красноречиво высказанного»). Литературная деятельность Одоевского всегда была связана с жизнью, с действительностью, с современностью. Он жил и работал с непоколебимой верой в науку, искусство, в нравственное развитие человечества. Он говорил: «Не понимаю жизни без науки, как не понимаю и науку без приложения к жизни». В высокой степени примечательно его стремление сделать завоевания науки доступными народу. Напомним только одно из его начинаний в этой области - издание сборника «Сельское чтение», столь высоко оцененное Белинским. За три года до смерти он написал статью «Не довольно», в которой горячо выступил против уныло-пессимистических раздумий Тургенева в его широко известном произведении «Довольно...». Мы ничего не сказали о многообразных связях Одоевского с музыкой, с музыковедением, о неустанной пропаганде им музыкальной культуры. Интересующихся этой стороной его деятельности отсылаем к книге: В. Ф. Одоевский. Музыкально-литературное наследие. Подготовил к печати Г. Б. Бернандт. М., Музгиз, 1956.

Статья знаменитого воронежского библиофила О. Ласунского, Москва, 1989 г.:

«ТАЙНЫ ЛИТЕРАТУРНОЙ МАСКИ»

В мире, как известно, немало чудес, но то, что произошло однажды с неким петербургским сочинителем, просто уму непостижимо. А случилось вот что. Как-то сей сочинитель, поклонник хиромантии и кабалистики, присутствовал на балу. Почувствовав запах серы, он заинтересовался этим обстоятельством и вскоре обнаружил: и зала с танцующими парами, и весь дом, да и он сам странным образом закупорены в большую стеклянную реторту с выгнутым носом. Самое неприятное, впрочем, состояло в том, что под ретортой горел огонь, а сидевший наверху чертенок раздувал мехами адское пламя. Попытки сочинителя выбраться на волю успеха не имели. Напротив, недовольный сатаненок сунул его в претолстый латинский словарь, где бедняга встретился с другими пленниками. Приплюснутые листами, они давно уже превратились из людей... в сказки. Подобная метаморфоза совершается и с нашим героем: глаза его сделались эпиграфом, из головы возникло несколько глав, туловище стало текстом, а ногти и волосы заняли то место, где обычно бывает перечень опечаток. Вся эта дьявольщина кончилась тем, что гости, разъезжаясь с бала, разбили реторту, чертенок бросился наутек и в спешке выронил из словаря несколько страниц с заточенными меж ними узниками. Сочинитель, не успевший еще окончательно пропасть, других людей, обратившихся в сказки, свернул небрежно в комок, сунул в карман и вот сейчас представляет на суд почтеннейшей публики... Какая изощренная фантазия! Какой блистательный каскад воображения, не правда ли? Новелла «Реторта» открывала собою сборник таких же причудливых по сюжету повествований. Он так и назывался - «Пестрые сказки». Сборник явился в свет ранней весною 1833 года на невских берегах. Тираж не залежался в лавках. Любители занимательного чтения торопились приобрести книгу, о которой по Петербургу ходили самые невероятные толки. Издание действительно было со множеством «секретов», над которыми следовало поломать голову. Начать хотя бы с авторства. На титульном листе обозначено: «Пестрые сказки с красным словцом, собранные Иринеем Модестовичем Гомозейкою, магистром философии и членом разных ученых обществ, изданные В.Безгласным...» Не трудитесь напрасно, пытаясь вспомнить, кто же он такой, писатель И.М. Гомозейка! Его никогда не существовало. Это не более, как придуманный персонаж. Да и загадочный издатель В. Безгласный - тоже. ...В 1830-е годы мода на литературные обманы, столь характерная для искусства романтизма, достигла вершины. Авторы старались как бы перещеголять друг друга: кто остроумнее одурачит простодушного читателя? В ход шли всяческие уловки. Сочинители и публика вели своеобразную игру на сообразительность - она, похоже, нравилась обеим сторонам. Мог ли избежать этого соблазна Владимир Федорович Одоевский? Пожалуй, что нет. Человек веселого и беспокойного нрава, он по натуре своей склонен был к различного рода мистификациям. Именно он-то и спрятался под двойной маской псевдонимов - Иринея Модестовича Гомозейки и В. Безгласного. Позднее свои нравоучительные притчи для детей он станет выпускать под именем «дедушки Иринея»... На российском Парнасе эта фигура была одной из самых заметных. Судьба поставила В.Ф.Одоевского в эпицентр многих событий, определявших лицо отечественной культуры в пору ее подъема. Аристократ по происхождению (впрочем, мать его была до замужества «простолюдинкой»), он неизменно тянулся к людям передовых убеждений. Владимир Федорович был двоюродным братом и другом поэта-декабриста А.И.Одоевского, творца легендарной фразы: «Из искры возгорится пламя». На собиравшихся втайне заседаниях московского Общества любомудрия - В.Ф. Одоевский в нем председательствовал - бывали и те, кто вскоре с оружием в руках выйдет на Сенатскую площадь. В.Г. Белинский, которого трудно обвинить в предвзятости оценок, как-то заметил: «Князь Одоевский принадлежит к числу наиболее уважаемых из современных русских писателей». Одоевский близко сошелся с автором «Евгения Онегина», видел в нем первейшего барда России. Еще не стихло эхо рокового выстрела на Черной речке, а в «Литературных прибавлениях к «Русскому инвалиду» появился знаменитый некролог на смерть Пушкина. Он начинался словами, которые теперь знает наизусть каждый школьник: «Солнце русской поэзии закатилось...» Эти строки вышли из-под пера В.Ф. Одоевского. В петербургской квартире князя двери были открыты для всех. Здесь андреевский кавалер учтиво беседовал с чиновником в гороховом пальто, сенатор подавал руку титулярному советнику. Под этой крышей царило равенство, по крайней мере внешнее. Обстановка простоты и нечванливости привлекала в салон Владимира Федоровича и Ольги Степановны литераторов, музыкантов, ученых. Излюбленным их пристанищем стал дряхлый кожаный диван в кабинете князя. По словам мемуариста В.А. Соллогуба, здесь Пушкин слушал благоговейно Жуковского; графиня Ростопчина читала Лермонтову свое последнее стихотворение; Гоголь подслушивал светские речи; Глинка расспрашивал графа Виельгорского про разрешение контрапунктных задач; Даргомыжский замышлял новую оперу и мечтал о либреттисте. Еще определеннее выразился тогдашний профессор С.П. Шевырев: «Вся литература на диване у Одоевского...» ...Приемным днем была суббота. Зала во флигеле заполнялась вечером многочисленными визитерами. Хозяина почитали в городе за незлобивость характера, писательский дар и сверх-энциклопедичность познаний. Пока дамы щебетали о парижских модах, мужчины сходились покурить в кабинет князя. Тут все поражало воображение. Кабинет походил сразу на кунсткамеру древностей и лабораторию средневекового алхимика. На стене - портрет, писанный с Бетховена, под ним фортепьяно. В переднем углу стоял человеческий костяк: череп провалами глазниц философически созерцал происходящее вокруг. В самых неподходящих местах подозрительно булькали химические склянки, колбы, в тигле плавилась селитра с углем. Казалось, что-то сейчас взорвется, обожжет огнем, произойдет какая-нибудь бурная реакция. И всюду книги, книги. Их владелец, в длинном черном сюртуке и свисающем набок черном же шелковом колпаке, в очках, вздетых вместо переносицы на лоб, излучал нескрываемое довольство. Ему нравились эти приятельские сборища. В одну из мартовских суббот 1833 года к Одоевским явились самые ревностные поклонники их салона. Вечер пролетел в оживленных разговорах. Добрейший Владимир Федорович сиял более обычного. И к тому был весьма уважительный повод. Каждому завсегдатаю дряхлого дивана хозяин вручал свое новое издание. То и дело раздавались восторженные восклицания: как все в этом доме, оно отличалось оригинальностью... Да, «Пестрые сказки» В.Ф. Одоевского - любопытнейший памятник отечественной книжной культуры. Беллетристические достоинства удачно соединились с изощренным мастерством типографщиков. Сам автор говорил, что хотел доказать возможность роскошных изданий в России. Помимо уже знакомой нам «Реторты», в сборнике помещены: «Сказка о мертвом теле, неизвестно кому принадлежащем», «Жизнь и похождения одного из здешних обывателей в стеклянной банке...», «Игоша», «Сказка о том, как опасно девушкам ходить толпою по Невскому проспекту», «Та же сказка только наизворот» и др. Эти романтические по своему мировидению произведения в условно-гротескной форме обличали бездуховность современного общества, атмосферу лицемерия и фарисейства, царившую в столичном дворянском быту. Лучшие из сказок предваряли появление гоголевских «петербургских повестей». Другие близки к фантасмагориям Гофмана; они намеренно усложнены, замысловаты: рассказчик и сам признается, что нелегко продраться сквозь тернистую стезю его необъятной учености. Писательское искусство Одоевского порадовало даже опытных литераторов. Чего стоит, к примеру, язык «Пестрых сказок» - сочный, чистый, с какой-то лукавинкой! Недаром им восхищался Владимир Иванович Даль, этот «академик русского слова»... Библиофилов «Пестрые сказки» тотчас заинтриговали своею очаровательной внешностью. Книга завораживала уже обложкой с орнаментом из кружевных узоров. Петр Андреевич Вяземский в письме к Василию Андреевичу Жуковскому, еще не видя самого издания, отозвался о нем, с чужого голоса, как о «кокетном». В этом эпитете много правды. Взять, к примеру, титульный лист - он отпечатан в шесть красок: каждая буковка в слове «сказки» имеет свой цвет. Словно радуга опустилась с влажного небосвода и послушно улеглась на бумагу. Цветовая гамма неподражаема... Радует великолепный подбор шрифтов и подручных средств украшения. Текст на страницах взят в тонкую рамку - это тоже придает нарядность. Впрочем, удивляться едва ли приходится: ведь книга набрана, сверстана и отпечатана в Экспедиции заготовления государственных бумаг, располагавшей образцовой по тем временам типографией. Директор ее технического отдела Яков Яковлевич Рейхель, прославленный медальер и нумизмат, был приятелем автора и, понятно, постарался, чтоб «Пестрые сказки» стали шедевром даже для Экспедиции. За печатанием тиража, по просьбе Одоевского, непосредственно наблюдал Н.В. Гоголь. К одной из сказок он набросал даже рисунок, который, однако, так и остался в черновике. В истории оформления русской книги сочинение «магистра философии Иринея Модестовича Гомозейки» составляет целую эпоху. Это одно из первых в стране светских изданий, где после долгого перерыва происходит возврат к ксилографии, то есть гравюре на дереве (до той поры иллюстраторы обращались к гравюре на металле и литографии). Все тринадцать заставок и фронтиспис резаны на дереве в Петербурге художником П. Русселем по эскизам Ф. Рисса (и тот, и другой - французы по происхождению). Увлекаясь прикладной химией, князь Одоевский не отказал себе в удовольствии провести небольшой опыт. В чем и покаялся в 1844 году перед читателями: «Для истории искусства и ради библиоманов, сохранивших экземпляры «Пестрых сказок», замечу, что на стр. 145 находится политипаж единственный в своем роде». Оказывается, подстрекаемый зудом экспериментаторства, Владимир Федорович решил испытать, а нельзя ли сделать на литографическом камне выпуклость не резцом, но особым химическим составом. Помочь в этом взялся художник А.Ф. Греков. Однако ничего путного не вышло: «единственный в своем роде» оттиск на 145-й странице с изображением деревянного человечка Кивакеля с чубуком в руке, несомненно, грязнее и неудачнее остальных, сделанных с деревянных досок. Дотошный князь, кроме того, позволил себе выкинуть и вовсе проказу: вознамерился пощекотать нервы читателей грамматическими трюками. Переложив всю ответственность за свой поступок на плечи мифического Гомозейки, Владимир Федорович вводит неприемлемую в обиходе пунктуацию. С серьезной миной он уверяет, что знаки препинания расставляются у нас как будто нарочно для того, чтобы книгу нельзя было читать с первого раза. Дабы устранить оный недостаток, автор демонстративно отказывается ставить перед словами «что» и «который» привычную запятую. И вообще со знаками препинания обходится чересчур вольно. Глаз спотыкается буквально на каждом шагу. По примеру испанского языка, как сообщает сочинитель, в начале каждого вопросительного предложения маячит перевернутый вверх ногами второй вопросительный знак. Ириней Модестович протестует против изобилия запятых, зато явно не скупится на тире и многоточия. В довершение всего в целом сборнике не найти ни единой буквы «э» - она почему-то изгнана из российского алфавита.

В Пестрых сказках Одоевский собрал образы и характеры, которые использовал затем в своем более позднем творчестве. Изначальное название с эпитетом «махровые», по мнению автора, более удачно отражало его задумку – изобразить отрицательные качества людей под покровом внешней благопристойности, на манер басни. Окончательный же вариант – пестрые – лишь отразил разнообразие жанров и тем изложения.

Необычные истории чередуются как стеклышки в калейдоскопе, каждый раз выкладывая непредсказуемый фантастический сюжет. Сказки написаны от лица Иринея Модестовича Гомозейки, магистра философии и члена разных обществ. В них - отношение автора к современным проблемам. Словами чертенка он высмеивает светское общество: «день-деньской вас варишь, варишь, жаришь, жаришь, а только и радости, что валит из реторты копоть, да вода…». Сказки написаны совсем не для детей, это ироничные гротескные истории с невозможными ситуациями, которые сказочным образом встречаются в реальной жизни, как, например, сказка о мертвом теле, неизвестно кому принадлежащем – про ловкого чиновника-взяточника, умеющего повернуть любое дело в свою сторону.

Реальна и история о коллежском советнике с говорящем именем Иван Богданович Отношенье. Кому не встречался чиновник, переписывающий бесконечные бумаги, «не обращая внимания ни на дела, ни на просителей»? Или Игошка – сказка в стиле народного фольклора о безногом - безруком Игоше – плодом народного суеверия, на которого люди сваливают свои неудачи и несчастья.

В одной из историй проскальзывает мысль, что люди могут оказаться горсткой насекомых, пойманных в гигантскую банку, за которыми наблюдают исполины. В их воле морить нас голодом, или выбросить весь земной шар за окошко. Через несерьезные сказки до читателя доносится такая мысль, что современный человек впал в заблуждение о том, что он умнее своих предков. Люди престали сомневаться в себе. Предыдущие достижения кажутся случайными, но факт в том, что при таком подходе у человека перестает работать воображение, он существует в собственных рамках возможного и невозможного, а для совершения чего-то действительно нового нужно эти рамки переступить.

Картинка или рисунок Пестрые сказки

Другие пересказы для читательского дневника

• Краткое содержание Гоголь Мертвые души кратко и по главам

  В произведении рассказ идет о господине, личность которого остается тайной. Этот человек приезжает в меленький городок, название которого автор не озвучил, что бы дать волю воображению читателя. Имя персонажа Павел Иванович Чичиков.

• Краткое содержание Горький Дачники

  На одной из летних дач собралась компания русских интеллигентов, уставших от светской жизни, стремящихся к покою и тишине.

• Краткое содержание Сказки матери Цветаева

  Данный рассказ является автобиографичным. Рассказ был написан Мариной Цветаевой спустя три десятка лет после описываемых событий, в то время, когда она была на отдыхе в Германии вместе со своей нуждавшейся мамой

• Краткое содержание Айтматов Пегий пёс, бегущий краем моря

  История рассказа происходит на берегу Охотского моря, когда правила Великая Рыба-женщина, основательница человечества.

• Краткое содержание Вампилов Старший сын

  Вечер. Свежо. Два приятеля с красотками приехали в незнакомый городок. Приятели рассчитывали на гостеприимство девушек, но те оскорбились и закрыли двери перед носом ухажеров.

Разнообразие увлечений князя Владимира Фёдоровича Одоевского (1804 - 1869) не могло не сказаться на его литературном поприще. Занятия философией, естественными науками, музыкой, историей, лингвистикой позволили писателю создать необычный, пёстрый, тематически разносторонний цикл произведений, объединённый под жанром сказки. В связи с разнонаправленностью взглядов писателя, не удивителен тот факт, что его сказки отличаются от традиционных дидактических и нравоучительных. Наряду с этими определениями произведения В.Ф. Одоевского можно назвать научно-фантастическими и социально-философскими. Сказки ориентированы не только на детей, но и на взрослых читателей. В данной главе мы рассмотрим первый подобного рода сборник «Пёстрые сказки с красным словцом…», осветим историю его создания, отзывы литературных критиков и современников писателя, а также состояние вопроса в современном литературоведении.

История создания «Пёстрых сказок» В.Ф. Одоевского

По собственному признанию В.Ф. Одоевского создание «арлекинских» сказок, написанных с доброй грустью и иронией, адресованной современному обществу, вызывающих сочувствие к смешным невзгодам человека, совпало с «самыми горькими минутами» его жизни, связанными с увлечением Н.Н. Ланской. Писатель отмечает, что им руководило «торжество воли», что, возможно, объясняет структурность и формальность цикла, взаимосвязь его компонентов, четкое следование одного за другим без какие-либо авторских отступлений. Приверженность воле относится и к, замеченному многими, отсутствию вдохновения и безжизненности сказок.

«Пёстрые сказки…» Ї один из первых воплощенных замыслов художника, в котором наблюдается возникновение тем и мотивов, характерных для позднего творчества писателя. Сборник демонстрирует нам формирование художественных принципов В.Ф. Одоевского, его философских и эстетических исканий. Он содержит «образцы философского гротеска, социально-нравоучительного рассказа, фольклорной, «бытовой» и «психологической» фантастики» .

Окончательному названию цикла предшествовало иное - «Махровые сказки». Так именовался сборник на протяжении всего этапа работы над ним. За несколько дней до выхода сказок из печати, 12 февраля 1833 г., А.И. Кошелев передал В.Ф. Одоевскому в письме мнение И.В. Киреевского. Он жалел о замене «оригинального названия «Махровые сказки» заглавием «Пестрые сказки», которое напоминает Бальзаковы «Contes bruns» («Озорные рассказы») . Возможно, В.Ф. Одоевский изначально предполагал в содержании цикла отдать предпочтение изображению отрицательных качеств людей, их истинной сути, под прикрытием благоприятного внешнего вида. В эпитете «махровый» также видна дань традиционной, закоренелой сказке, ориентированной на фольклор и нравоучение. Переосмыслив поставленные перед собой задачи, писатель решил оставить только указание на неоднородность сказок, на их пёстроту, отразившуюся в тематическом разнообразии. Вывод о преобладании отрицательного или положительного начала в героях сказок, он позволяет сделать самому читателю, не давая прямых наставлений.

Замысел цикла рождался в новой литературной атмосфере. В Москве писатель являлся председателем «Общества любомудрия» (1823 - 1825 гг.), которое было создано для обсуждения философских вопросов и изучения трудов западных философов, характеризующееся приверженностью немецкому идеализму. «До сих пор философа не могут себе представить иначе, как в образе французского говоруна XVIII века; посему-то мы для отличия и называем истинных философов любомудрами», - писал В.Ф. Одоевский . Отсюда философская направленность ранних сказок, обличение социальных пороков. В это же время происходит сотрудничество с В.К. Кюхельбекером - издание альманаха «Мнемозина». Переехав из Москвы в 1826 г. в Петербург, автору «Пёстрых сказок» входит в иную литературную среду. В.Ф. Одоевский начинает увлекаться мистической философией Сен-Мартена, средневековой магией и алхимией, но наряду с этим прочно закрепляется среди писателей «пушкинского круга», а характерный дух «интеллектуального артистизма» начинает влиять на него и отражается на сказочном творчестве.

Прежде всего, он усваивает традиции А.С. Пушкина. В 1831 г. в свет выходят «Повести покойного Ивана Петровича Белкина», изданные под псевдонимом «А.П.», сыгравшие в формировании цикла одну из главных ролей. На родство произведений указывают уже с самого начала эпиграфы как А.С. Пушкина, так и В.Ф. Одоевского, взятые из «Недоросля» Д.И. Фонвизина. «То, мой батюшка, он еще сызмала к историям охотник» А.С. Пушкина и «Какова история. В иной залетишь за тридевять земель за тридесятое царство» В.Ф. Одоевского указывают нам на содержание циклов - на «истории». «Истории» подразумевают небольшие рассказы от лица повествователя. В XIX в. их также было принято называть анекдотами, т.е. занимательными историями о каком-либо случае, какой-либо личности. Повествование о необычных происшествиях с обычными людьми мы находим в «Пёстрых сказках». Открытие автора «Повестей…» героя-рассказчика Ивана Петровича Белкина послужило появлению Иринея Модестовича Гомозейки, речь о котором пойдёт позже.

Оказал влияние на писателя и сказочно-фантастический мир украинского фольклора, воссозданного Н.В. Гоголем в «Вечерах на хуторе близ Диканьки», рассказы которых были собраны и изданы «старым пасичником Рудым Панькой». В.Ф. Одоевский счел их «и по вымыслу, и по рассказу, и по слогу» выше всего, изданного доныне «под названием русских романов» .

М.А. Турьян указывает на наличие у Гомозейки черт Чацкого. Она определяет героя как ««сумасшедшего», человека, выламывающегося из узаконенных людским мнением и светом жизненных стереотипов и привычных представлений». Аналогичный тип личности, по словам исследователя, можно найти в разработках новелл и подготовительных материалов, назначавшихся в «Дом сумасшедших» .

Мать В.Ф. Одоевского усмотрела в рассказчике «Пёстрых сказок» собственного сына. Это свидетельствует об автобиографичности цикла: «...Но всего мне лучше понравился этот сидящий в углу, и говорящий, оставьте меня в покое, это очень на тебя похоже... впрочем, нет гостиной, в которой бы тебе не душно было...» . Ириней Модестович выступал также противником «методизма», о предмете которого писал М. П. Погодину сам автор: «...чтоб меня, русского человека, т. е. который происходит от людей, выдумавших слова приволье и раздолье, не существующие ни на каком другом языке -- вытянуть по басурманскому методизму?.. Так не удивляйтесь же, что я по-прежнему не ложусь в 11, не встаю в 6, не обедаю в З...» .

Цикл «Пёстрые сказки с красным словцом, собранные Иринеем Модестовичем Гомозейкою, магистром философии и членом разных ученых обществ, изданные В. Безгласым» включает в себя главу «От издателя», которая представляет нам историю появления сказок; «Предисловие сочинителя», из которого мы узнаём о герое-повествователе. Сказки цикла можно разделить по тематической ориентированности. Социально-философские сказки с элементами научной фантастики - «Реторта», сказка-повесть «Жизнь и похождения одного из здешних обывателей в стеклянной банке, или Новый Жоко», которую также можно назвать подражательной. Сатирические сказки на бытовом материале - «Сказка о том, по какому случаю коллежскому советнику Ивану Богдановичу Отношенью не удалося в Светлое Воскресенье поздравить начальников с праздником», «Сказка о мёртвом теле, неизвестно кому принадлежащем». Литературная сказка на фольклорной основе - «Игоша». Фантасмагория с элементами нравоучения - «Просто сказка». Социально-обличительные - «Сказка о том, как опасно девушкам ходить толпою по Невскому проспекту» и «Та же сказка, только на изворот» с «Деревянный гостем, или сказкой об очнувшейся кукле и господине Кивакеле», философский «Епилог», примыкающий к ним.

«Пестрые сказки» вышли в свет в начале 1833 г.: дата цензурного разрешения - 19 февраля (подпись цензора В. Н. Семенова), билет на выпуск - 8 апреля (в «Реестре печатных книг» подпись П. И. Гаевского). В начале апреля «Молва» в разделе «Литературные слухи» анонсировала выход «Пестрых сказок»: «В Петербурге известный литератор, даривший нас своими фантазиями в гофмановском роде, издает полное собрание их под заглавием «Пестрые сказки»» . 12 февраля 1833 г. А. И. Кошелев писал из Москвы: «Твои поручения я исполнил, любезный друг Одоевский. Для «Молвы» мы даже составили с Киреевским статейку. Обещали объявление о твоих сказках поместить в скором времени» . Однако статья в «Молве» не появилась. Восьмого апреля в «Северной пчеле» (1833г., №37) было напечатано объявление о том, что книга Одоевского «на сих днях поступит в продажу».

В Британской библиотеке в Лондоне находится экземпляр «Пестрых сказок» с карандашными пометами В.Ф.Одоевского, представляющими собой авторскую правку печатного текста. «Пестрые сказки» из Британской библиотеки входят в число подарочных экземпляров, о чем свидетельствует собственноручная запись В.Ф.Одоевского: «Сии экземпляры никогда не были пущены в продажу». Три экслибриса точно восстанавливают историю книги. Первый из них принадлежит графу П. К. Сухтелену - известному библиофилу, в последние годы жизни - российскому послу в Швеции. Граф скончался в 1836 г., после чего книга вернулась к автору. В.Ф. Одоевский поставил на ней свой экслибрис, и «Пёстрые сказки» заняли место в его книжном собрании.

Примерно через семь лет В.Ф. Одоевский приступил к редактированию сказок, внеся ряд поправок в этот экземпляр. Через двадцать лет подарил его своему другу и известному библиофилу С. А. Соболевскому с надписью: «Дарится в библиотеку другого столь же знаменитого библиофила Сергея Александровича Соболевского. 15 июля 1864. Кн. В. Одоевский». На книге появился третий экслибрис - её нового владельца.

После смерти С.А. Соболевского его книжную коллекцию унаследовала С. Н. Львова, продавшая ее в Германию. На лейпцигском аукционе книготорговой фирмы «Лист и Франк» «Пестрые сказки» в числе значительной части собрания С.А.Соболевского были приобретены Британским музеем для своей библиотеки 9 октября 1873 г. Собрание не было сохранено в целостном виде, поэтому уникальный экземпляр первого сборника не был до сих пор выявлен.

Исправления, внесенные В.Ф. Одоевским в «сухтеленовский» экземпляр, явились первой правкой текста, где он внес наиболее существенные смысловые коррективы и выправил замеченные опечатки. Интересным и значительным представляется следующее исправление: в «Реторте» писателем восстановлена фраза, не пропущенная цензурой («…тому свечку, другому свечку…»). В «сухтеленовском» экземпляре зачеркнуто название заключительного текста: «Эпилог».

В фонде В.Ф.Одоевского в Российской национальной библиотеке хранится другой экземпляр «Пестрых сказок» с экслибрисом С.А. Соболевского, но без дарственной надписи и помет.

В библиотеке Кембриджского университета хранятся «Пестрые сказки» 1833 г. с анонимными записями, касающимися участия Н. В. Гоголя в написании сборника В.Ф. Одоевского.

Окончательный состав «Пестрых сказок» по сравнению с первоначальным замыслом оказался существенно расширенным. Особое внимание писатель уделил художественному оформлению книги. Оно принадлежало Е. Н. Риссу, П. Русселю и отчасти А. Ф. Грекову.

Поскольку «Пестрые сказки» носили во многом экспериментальный характер, В.Ф. Одоевский в качестве своеобразного лингвистического эксперимента счел возможным прибегнуть к «испанской» пунктуации и некоторым другим пунктуационным особенностям, специально оговорив их в главе «От издателя». Орфографию «Пёстрых сказок» отличает также намеренная архаизация; например, писатель сознательно вводит написание буквы е вместо э. Позже, включив ряд сказок в свои «Сочинения» 1844 г., В.Ф. Одоевский отказался от «испанской» пунктуации и от архаизированной орфографии.

При жизни В.Ф. Одоевского «Пестрые сказки» как целостный цикл не переиздавались. Шесть сказок из девяти писатель включил в третий том своих «Сочинений» 1844 г.: пять из них составили раздел «Отрывки из «Пестрых сказок»», шестая -- «Игоша» -- вошла в раздел «Опыты рассказа о древних и новых преданиях». В XX веке цикл был переиздан в 1991г. издательством «Книга», в 1996 г. в серии «Литературные памятники» издательством «Наука» был выпущен труд, подготовленный М.А. Турьян. Издание включает в себя полный цикл «Пёстрых сказок», дополнения, касающиеся истории образа И.М. Гомозейки, отзывы современников, отрывки из редакций сказок и авторские правки, фотовклейки обложки первого издания, а также статью ученого, посвященную исследованию цикла В.Ф. Одоевского. С 1996 г. «Пёстрые сказки» не переиздаются первоначальным циклом.

Отзывы современников В.Ф. Одоевского на «Пёстрые сказки» были противоречивы. Отрицательно отозвался о цикле Н.А. Полевой. Он отметил безжизненность сказок; указывая на мастерство Гофмана, критик отметил, что «необходимо верить чудесному, разумеется, не с чувством простолюдина, но с чувством поэта, и верить искренно, дабе заставить поддаваться обаянию и тех людей, которым хотите вы передать свои ощущения». По его словам, В.Ф. Одоевский не стал добродушным рассказчиком, а «только надел маску, сделанную столь неискусно, что из-под неё видна его собственная физиогномия». Он сравнил форму и внутренний смыл с аллегорией и нравоучением соответственно, тем самым уличил писателя в обращении к «несообразному с нашим веком роду распространенной басни». Н.А. Полевой увидел в произведениях лишь холодность, бесцветность и «ничего не сказывающую аллегорию». Критик обвиняет В.Ф. Одоевского в подмене чистого, доброго, искреннего и светлого «пылью остроумия», начитанностью и поддельностью, а в заключение статьи делает вывод, что «для ума есть много других поприщ» .

Неоднозначными оказались взгляды В.Г. Белинского. В статье «Сочинения князя В. Ф. Одоевского» он отмечал в «Пёстрых сказках» «несколько прекрасных юмористических очерков», таких как «Сказка о мёртвом теле неизвестно кому принадлежащем» и «Сказка о том, по какому случаю коллежскому советнику Ивану Богдановичу Отношенью не удалося в Светлое Воскресенье поздравить начальников с праздником». Совершенно не понял критик фантастической «пьесы» «Игоша». Он увидел в ней подражание Гофману и предостерег писателя: фантазм немецкого романтика составлял его натуру, он «в самых нелепых дурачествах своей фантазии» был верен идее, поэтому подражать ему опасно - «можно занять и даже преувеличить его недостатки, не заимствовав его достоинств». Талантливое изложение отмечает В.Г. Белинский в «Сказке о том, как опасно девушкам ходить толпою по Невскому проспекту» и «Той же сказке, только на изворот» .

Уже на исходе жизни, готовя свои «Сочинения» ко второму изданию, в «Примечании к «Русским ночам»» В.Ф. Одоевский подвел итог многочисленным уподоблениям или противопоставлениям его Э.Т.А. Гофману. Он окончательно сформулировал свое понимание художественного метода немецкого писателя: «Гофман... изобрел особого рода чудесное… нашел единственную нить, посредством которой этот элемент может быть в наше время проведен в словесное искусство» .

В.Ф. Одоевский отметил две стороны чудесного: чисто фантастическую и действительную. Он говорил, что читатель не обязан верить всему необычному в произведении: «в обстановке рассказа выставляется всё то, чем это самое происшествие может быть объяснено весьма просто». Таким образом, отмечал писатель, Э.Т.А. Гофман смог примирить наклонность к чудесному и жажду анализа, что «было делом истинного таланта».

Совершенно противоположное мнение высказал Е.Ф. Розен. Сказки В.Ф. Одоевского он называет родом чудесного, при котором «не только идея целого, но и значение каждого частного действия и явления должны выйти наружу, ибо ясный, во всем разгаданный смысл придает занимательность и самой уродливости, есть -- так сказать -- необходимый свет в этом волшебном фонаре». Барон отмечал оригинальность воззрений автора, «пронзительный философский ум», «неистощимое богатство фантазии». Высокая оценка сборника видна в последнем абзаце статьи, где рецензент говорит о роскошном издании сказок, прибавляя: ««Пестрые сказки» и по роскоши издания суть новость на нашем Парнасе» .

Положительно отозвался о сборнике Э.В. Бинеманн. В письме В.Ф. Одоевскому он писал: «это средоточие восхитительной элегантности и изящества, эту частицу «Тысячи и одной ночи»; но по крайней мере очевидно, что сказки Шехерезады не могли меня так развеселить, как эти «Пестрые сказки»» .

М.П. Погодин говорил о любви автора к человечеству, «чувством и убеждением проникнута вся его строка». Язык сказок - остроумен, правилен и чист. Однако он отмечал и то, что наклонность к необыкновенному иногда выходит из границ и вызывает недоумение . Интересен отзыв читателя А.И. Сабурова: «Мысли г-на Адуевского, имея отпечаток колкой аллегории, совершенно справедливо и искусно касаются предметов, часто встречающихся в общежитии и обществе… Вообще в книге сей слог чист и мысли разнообразны и остроумны» .

Неопределенным остается взгляд А.С. Пушкина на прочтенные «Пёстрые сказки с красным словцом». По свидетельствам В.А. Соллогуба, в одну из встреч на Невском проспекте А.С. Пушкина и В.Ф. Одоевского между ними произошел разговор, относительно вышедшего сборника: «Пушкин отделался общими местами: «читал... ничего... хорошо...» и т. п. Видя, что от него ничего не добьешься, Одоевский прибавил только, что писать фантастические сказки чрезвычайно трудно…Тут Пушкин снова рассмеялся своим звонким … смехом… и сказал: «Да если оно так трудно, зачем же он их пишет? Кто его принуждает? Фантастические сказки только тогда и хороши, когда писать их нетрудно» . Эти воспоминания появились в печати уже после смерти В.Ф.Одоевского. Однако еще при жизни писателя, в 1860 г., версию разговора о «Пестрых сказках» обнародовал П.В. Долгоруков на страницах издававшегося им в Париже журнала «Будущность». В пасквильной статье, стремясь дискредитировать дружеский характер отношений А.С.Пушкина с князем, он пересказал эпизод, описанный позднее В.А.Соллогубом, как сплетню. В.Ф. Одоевский не принял данного высказывания и переписал часть статьи в свой дневник, снабдив авторскими комментариями. А позднее был написан «Ответ В.Ф. Одоевского П.В. Долгорукову», где князь говорит, что «анекдот, выдуманный бесчестным клеветником, и по времени, и по характеру наших отношений с Пушкиным не мог существовать ни в каком виде и ни при каком случае» . Однако невозможно совершенно опровергать данную «клевету», поскольку известно свидетельство юриста и музыканта, посетителя салона В.Ф. Одоевского, В. Ленца. «Одоевский пишет тоже фантастические пьесы», - сказал Пушкин с неподражаемым сарказмом в тоне», - вспоминает В.Ленц . Отголоски иронического отношения А.С. Пушкина к фантастике слышны в воспоминаниях Ю. Арнольда, согласно которым, А.С. Пушкин называл В.Ф.Одоевского «гофманской каплей» .

Таким образом, мы видим, что многие не принимали научно-фантастическое начало в сказках, отмечали несовершенство «Пёстрых сказок» в художественном отношении, неправомерны высказывания относительно безыдейности аллегорий, имеющих не только фантастическую основу, но и философский подтекст. В.Ф. Одоевский позднее подтвердил формальное значение цикла, включив в «Сочинения» сказки, имеющие «чисто литературное значение». Но нельзя не отметить, что благодаря первому опыту в подобном жанре мы наблюдаем за развитием творческих идей и зарождением художественного метода писателя. М.А. Турьян отмечает, что в сказках «обозначились практически все направления дальнейших художественных поисков писателя, ставшего едва ли не единственным в нашей литературе выразителем «философского романтизма» . Это в значительной степени говорит о важности изучения «Пёстрых сказок» для понимания истоков идей и направлений художественной мысли последующих произведений В.Ф. Одоевского.

В современном литературоведении исследованию «Пёстрых сказок» В.Ф. Одоевского уделяется недостаточное внимание. Основная направленность трудов сосредоточена на втором цикле «Сказки дедушки Иринея», в который вошли известные всем с детства «Городок в табакерке»(1834 г.), «Мороз Иванович»(1841 г.), «Разбитый кувшин»(1841 г.) и др., ставшие признанными классическими произведениями детской русской литературы. Но, не выявив своеобразие первого цикла, роли героя-повествователя, невозможно проследить развитие авторской мысли и особенностей литературной сказки В.Ф. Одоевского.

Изучением «Пёстрых сказок» занималась М.А. Турьян, подготовившая их отдельное издание в «Литературных памятниках». Большой вклад в развитие литературоведения о В.Ф. Одоевском ещё в начале XX века внёс П.Н. Саккулин с его двухтомником о жизни и творчестве писателя. На его труд опираются многие ученые в наши дни. Гофмановским традициям в «Пёстрых сказках» посвящены статьи А.В. Ботниковой, Н. Лебедевой, А.Т. Грязновой. Связь Н.В. Гоголя и В.Ф. Одоевского рассматривают В.И. Сахаров, М.В. Лобыцина, Л.А. Эмирова, Н. Генина; А.С. Янушкевич посвятила статью становлению философского нарратива в русской прозе. Можно найти несколько работ, посвященных связи В.Ф. Одоевского и А.С. Пушкина, а также роли первого в творчестве М.Е. Салтыкова-Щедрина. Жанровую поэтику цикла рассматривала О.И. Тиманова в статье «Принципы сказочной циклизации в творчестве В.Ф. Одоевского». В связи с тематическим содержанием «Пёстрых сказок» интерес могут представить статьи, посвященные педагогической деятельности писателя, его социальным, философским и научным взглядам (И.Ф. Худушина, А.В. Коваленко, Н.М. Михайловская, С.А. Соколовская, Т.П. Шумкова и др.).