Милый сердцу первый учитель. Гувернеры Льва Толстого. Cочинение «Николенька Иртеньев и Карл Иванович (по повести Л. Н. Толстого «Детство»)" (2)

⁰

/ / / Образ Карла Ивановича в повести Толстого «Детство»

Автобиографичная повесть Льва Николаевича Толстого – произведение, в котором и второстепенные герои играют значительные роли. Одним из таких персонажей является домашний учитель Иртеньевых, Карл Иванович Мауер.

Гувернер был немцем по происхождению. Родом он из Саксонии. В его обязанности входило обучение и воспитание двух братьев, Николеньки и Володи.

Знакомство с этим героем происходит в самом начале произведения, когда Карл Иванович, зайдя утром в комнату Николеньки, будит мальчика, пытаясь убить муху.

Мальчик очень рассердился, даже подумал про себя о том, какой же этот Карл Иванович противный. Но все гневные мысли тут же вылетели из головы, когда учитель стал щекотать ему пятки и поднимать с кровати, приговаривая своим добреньким голосом.

В классной комнате же этот голос становился совершенно другим: требовательным и строгим. И дети его слушали внимательно, не шаля и не отвлекаясь. Тут уже Карл Иванович выступал не просто в роли учителя, он наставник детей, ведущий их по жизненному пути.

Хорошо запомнил внешность гувернера, и часто на страницах повести он обращает на это внимание. Немец всегда носил шапочку, заходя в гостиную, он спрашивал разрешение на то, чтобы ее не снимать. Мальчик часто предлагает читателю рассмотреть портрет своего учителя: длинная фигура, доброе лицо, большой орлиный нос, редкие седые волосы, голубые глаза, больная рука с недостающим средним пальцем.

Его костюм зависит от ситуации, которую описывает Николенька: это либо пестрый ваточный халат, подпоясанный поясом из такой же ткани, в котором мальчик видит гувернера перед сном, домашний наряд, либо синий фрак со сборками на плечах и пышным бантом-галстуком, наряд парадный.

Карл Иванович всегда проводил свободное время за чтением. Он сидел в своем любимом кресле с книгой в руках. Этим занятием он и испортил зрение, причем круг его любимых книг постоянен и достаточно ограничен.

Как любой немец, гувернер любит порядок и аккуратность. На его столике чинно и в строгой последовательности лежат такие предметы: часы, клетчатый платок, табакерка, футляр для очков, щипцы.

Существовал в семье и особый ритуал, в котором принимал участие домашний учитель Карл Иванович: он каждое утро водил братьев поздороваться с маменькой, Натальей Николаевной. Барышня говорила с гувернером на его родном языке, расспрашивали, как спали дети.

Что касается отношения самого Карла Ивановича к детям, которых он воспитывал и обучал, то можно сказать следующее: он их, конечно, сильно любил, но эти чувства не были слепыми, учитель зорко следил за шалостями и провинностями, не допускал излишней избалованности. Он мог быть добрым дядюшкой, а мог вдруг стать строгим наставником, не терпящим возражений.

История жизни гувернера семьи Иртеньевых печальна и тяжела. По происхождению он был незаконнорожденным. Мест работы Карл Иванович сменил немало, даже участвовал в военных действиях и был в плену. Но жизнь в этой семье стала для него настоящим утешением и постоянным местом жительства, он быстро ко всем привязался и считал их родными.

Повесть «Детство» - первая часть автобиографической трилогии русского писателя-реалиста Л. Н. Толстого. Это произведение о самой счастливой поре человеческой жизни, о том, как человек входит в мир и как этот мир его встречает - необыкновенными радостями и бесконечными тревогами.

Главный герой произведения Николенька Иртеньев, как и всякий ребенок, с любопытством смотрит на окружающий мир, изучает его, многое открывается ему впервые. Автор наделил своего героя беспокойной совестью и постоянной душевной тревогой. Познавая мир, он стремится разобраться в поступках окружающих и в себе самом. Уже первый эпизод показывает, как сложен духовный мир этого десятилетнего мальчика.

Повесть начинается незначительным, пустяковым случаем в детской комнате. Учитель Карл Иваныч разбудил Николеньку, ударив над самой его головой по мухе хлопушкой из сахарной бумаги на палке. Но сделал это так неловко, что задел образок, висевший на спинке кровати, и убитая муха упала Николеньке прямо на лицо. Этот неловкий поступок сразу рассердил мальчика. Он начинает размышлять о том, для чего это сделал Карл Иваныч. Почему именно над его кроваткой он убил муху, а не над кроваткой его брата Володи? Неужели только оттого, что Николенька самый младший, все будут его мучить и безнаказанно обижать? Расстроившись, Николенька решает, что Карл Иваныч только о том и думает всю жизнь, как бы делать ему неприятности, что Карл Иваныч злой, «противный человек». Но проходит всего несколько минут, и Карл Иваныч подходит к кроватке Николеньки и начинает, посмеиваясь, щекотать его пятки, ласково приговаривая по-немецки: «Ну, ну, лентяй!» И в душе

мальчика уже теснятся новые чувства. «Какой он добрый и как нас любит», - думает Николенька. Ему становится досадно и на самого себя, и на Карла Иваныча, хочется одновременно и смеяться, и плакать. Ему совестно, он не может понять, как несколько минут назад он мог «не любить Карла Иваныча и находить противными его халат, шапочку и кисточку». Теперь все это казалось Николеньке «чрезвычайно милым, и даже кисточка казалась явным доказательством его доброты». Расчувствовавшись, мальчик заплакал. А доброе лицо учителя, склонившееся над ним, участие, с которым он старался угадать причину детских слез, «заставляли их течь еще обильнее».

В классной комнате Карл Иваныч был «совсем другой человек: он был наставник». Голос его стал строгим и не имел уже того выражения доброты, которое тронуло Николеньку до слез. Мальчик внимательно рассматривает классную комнату, в которой много вещей Карла Иваныча, и они могут многое сказать о своем хозяине. Николенька видит самого Карла Иваныча в длинном ватном халате и в красной шапочке, из-под которой виднеются редкие седые волосы. Учитель сидит за столиком, на котором стоит «кружок из кардона, вставленный в деревянную ножку» (кружок этот Карл Иваныч «сам изобрел и сделал для того, чтобы защищать свои слабые глаза от яркого света»). Возле него лежат часы, клетчатый платок, черная круглая табакерка, зеленый футляр для очков, щипцы на лоточке. Все вещи чинно и аккуратно лежат на своих местах. Поэтому Николенька приходит к выводу, что «у Карла Иваныча совесть чиста и душа покойна».

Иногда Николенька заставал Карла Иваныча в минуты, когда его «голубые полузакрытые глаза смотрели с каким-то особенным выражением, а губы грустно улыбались». И тогда мальчик думал: «Бедный, бедный старик! Нас так много, мы играем, нам весело, а он - один-одинешенек, и никто-то его не приласкает...». Он подбегал, брал его за руку и говорил: «Милый Карл Иваныч!» Эти искренние слова всегда глубоко трогали учителя. Но бывали минуты, когда Николенька, задумавшись, не слышал слов учителя, и тем самым обижал его.

Уже одна эта глава, в которой герой вспоминает о своем отношении к учителю Карлу Иванычу, показывает, что детские годы Николеньки Иртеньева не были беспечными. Он постоянно наблюдал, размышлял, учился анализировать. Но главное, в нем с детства было заложено стремление к добру, правде, истине, любви и красоте.

Детство – Что может быть интереснее и прекраснее открытия мира детскими глазами? Именно они всегда широко открыты, очень внимательны и на редкость проницательны. Поэтому Лев Толстой взглянул вокруг глазами маленького дворянина Николеньки Иртеньева и еще раз показал чистоту и низменность чувств, искренность и ложь, красоту и уродство…

Из серии: «Детство. Отрочество. Юность»

* * *

Приведённый ознакомительный фрагмент книги Детство (Л. Н. Толстой, 1852) предоставлен нашим книжным партнёром - компанией ЛитРес .

Учитель Карл Иваныч

12-го августа 18…, ровно в третий день после дня моего рождения, в который мне минуло десять лет и в который я получил такие чудесные подарки, в семь часов утра Карл Иваныч разбудил меня, ударив над самой моей головой хлопушкой – из сахарной бумаги на палке – по мухе. Он сделал это так неловко, что задел образок моего ангела, висевший на дубовой спинке кровати, и что убитая муха упала мне прямо на голову. Я высунул нос из-под одеяла, остановил рукою образок, который продолжал качаться, скинул убитую муху на пол и хотя заспанными, но сердитыми глазами окинул Карла Иваныча. Он же, в пестром ваточном халате, подпоясанном поясом из той же материи, в красной вязаной ермолке с кисточкой и в мягких козловых сапогах, продолжал ходить около стен, прицеливаться и хлопать.

«Положим, – думал я, – я маленький, но зачем он тревожит меня? Отчего он не бьет мух около Володиной постели? вон их сколько! Нет, Володя старше меня; а я меньше всех: оттого он меня и мучит. Только о том и думает всю жизнь, – прошептал я, – как бы мне делать неприятности. Он очень хорошо видит, что разбудил и испугал меня, но выказывает, как будто не замечает… противный человек! И халат, и шапочка, и кисточка – какие противные!»

В то время как я таким образом мысленно выражал свою досаду на Карла Иваныча, он подошел к своей кровати, взглянул на часы, которые висели над нею в шитом бисерном башмачке, повесил хлопушку на гвоздик и, как заметно было, в самом приятном расположении духа повернулся к нам.

– Auf, Kinder, auf!.. s’ist Zeit. Die Mutter ist schon im Saal, – крикнул он добрым немецким голосом, потом подошел ко мне, сел у ног и достал из кармана табакерку. Я притворился, будто сплю. Карл Иваныч сначала понюхал, утер нос, щелкнул пальцами и тогда только принялся за меня. Он, посмеиваясь, начал щекотать мои пятки. – Nu, nun, Faulenzer! – говорил он.

Как я ни боялся щекотки, я не вскочил с постели и не отвечал ему, а только глубже запрятал голову под подушки, изо всех сил брыкал ногами и употреблял все старания удержаться от смеха.

«Какой он добрый и как нас любит, а я мог так дурно о нем думать!»

Мне было досадно и на самого себя, и на Карла Иваныча, хотелось смеяться и хотелось плакать: нервы были расстроены.

– Ach, lassen Sie, Карл Иваныч! – закричал я со слезами на глазах, высовывая голову из-под подушек.

Карл Иваныч удивился, оставил в покое мои подошвы и с беспокойством стал спрашивать меня: о чем я? не видел ли я чего дурного во сне?.. Его доброе немецкое лицо, участие, с которым он старался угадать причину моих слез, заставляли их течь еще обильнее: мне было совестно, и я не понимал, как за минуту перед тем я мог не любить Карла Иваныча и находить противными его халат, шапочку и кисточку; теперь, напротив, все это казалось мне чрезвычайно милым, и даже кисточка казалась явным доказательством его доброты. Я сказал ему, что плачу оттого, что видел дурной сон – будто maman умерла и ее несут хоронить. Все это я выдумал, потому что решительно не помнил, что мне снилось в эту ночь; но когда Карл Иваныч, тронутый моим рассказом, стал утешать и успокаивать меня, мне казалось, что я точно видел этот страшный сон, и слезы полились уже от другой причины.

Когда Карл Иваныч оставил меня и я, приподнявшись на постели, стал натягивать чулки на свои маленькие ноги, слезы немного унялись, но мрачные мысли о выдуманном сне не оставляли меня. Вошел дядька Николай – маленький, чистенький человечек, всегда серьезный, аккуратный, почтительный и большой приятель Карла Иваныча. Он нес наши платья и обувь: Володе сапоги, а мне покуда еще несносные башмаки с бантиками. При нем мне было бы совестно плакать; притом утреннее солнышко весело светило в окна, а Володя, передразнивая Марью Ивановну (гувернантку сестры), так весело и звучно смеялся, стоя над умывальником, что даже серьезный Николай, с полотенцем на плече, с мылом в одной руке и с рукомойником в другой, улыбаясь, говорил:

– Будет вам, Владимир Петрович, извольте умываться.

Я совсем развеселился.

– Sind Sie bald fertig? – послышался из классной голос Карла Иваныча.

Голос его был строг и не имел уже того выражения доброты, которое тронуло меня до слез. В классной Карл Иваныч был совсем другой человек: он был наставник. Я живо оделся, умылся и, еще с щеткой в руке, приглаживая мокрые волосы, явился на его зов.

Карл Иваныч, с очками на носу и книгой в руке, сидел на своем обычном месте, между дверью и окошком. Налево от двери были две полочки: одна – наша, детская, другая – Карла Иваныча, собственная . На нашей были всех сортов книги – учебные и неучебные: одни стояли, другие лежали. Только два больших тома «Histoire des voyages», в красных переплетах, чинно упирались в стену; а потом и пошли, длинные, толстые, большие и маленькие книги, – корочки без книг и книги без корочек; все туда же, бывало, нажмешь и всунешь, когда прикажут перед рекреацией привести в порядок библиотеку, как громко называл Карл Иваныч эту полочку. Коллекция книг на собственной если не была так велика, как на нашей, то была еще разнообразнее. Я помню из них три: немецкую брошюру об унавоживании огородов под капусту – без переплета, один том истории Семилетней войны – в пергаменте, прожженном с одного угла, и полный курс гидростатики. Карл Иваныч большую часть своего времени проводил за чтением, даже испортил им свое зрение; но, кроме этих книг и «Северной пчелы», он ничего не читал.

В числе предметов, лежавших на полочке Карла Иваныча, был один, который больше всего мне его напоминает. Это – кружок из кардона, вставленный в деревянную ножку, в которой кружок этот подвигался посредством шпеньков. На кружке была наклеена картинка, представляющая карикатуры какой-то барыни и парикмахера. Карл Иваныч очень хорошо клеил и кружок этот сам изобрел и сделал для того, чтобы защищать свои слабые глаза от яркого света.

Как теперь вижу я перед собой длинную фигуру в ваточном халате и в красной шапочке, из-под которой виднеются редкие седые волосы. Он сидит подле столика, на котором стоит кружок с парикмахером, бросавшим тень на его лицо; в одной руке он держит книгу, другая покоится на ручке кресел; подле него лежат часы с нарисованным егерем на циферблате, клетчатый платок, черная круглая табакерка, зеленый футляр для очков, щипцы на лоточке. Все это так чинно, аккуратно лежит на своем месте, что по одному этому порядку можно заключить, что у Карла Иваныча совесть чиста и душа покойна.

Бывало, как досыта набегаешься внизу по зале, на цыпочках прокрадешься наверх, в классную, смотришь – Карл Иваныч сидит себе один на своем кресле и с спокойно-величавым выражением читает какую-нибудь из своих любимых книг. Иногда я заставал его и в такие минуты, когда он не читал: очки спускались ниже на большом орлином носу, голубые полузакрытые глаза смотрели с каким-то особенным выражением, а губы грустно улыбались. В комнате тихо; только слышно его равномерное дыхание и бой часов с егерем.

Бывало, он меня не замечает, а я стою у двери и думаю: «Бедный, бедный старик! Нас много, мы играем, нам весело, а он – один-одинешенек, и никто-то его не приласкает. Правду он говорит, что он сирота. И история его жизни какая ужасная! Я помню, как он рассказывал ее Николаю – ужасно быть в его положении!» И так жалко станет, что, бывало, подойдешь к нему, возьмешь за руку и скажешь: «Lieber Карл Иваныч!» Он любил, когда я ему говорил так; всегда приласкает, и видно, что растроган.

На другой стене висели ландкарты, все почти изорванные, но искусно подклеенные рукою Карла Иваныча. На третьей стене, в середине которой была дверь вниз, с одной стороны висели две линейки: одна – изрезанная, наша, другая – новенькая, собственная, употребляемая им более для поощрения, чем для линевания; с другой – черная доска, на которой кружками отмечались наши большие проступки и крестиками – маленькие. Налево от доски был угол, в который нас ставили на колени.

Как мне памятен этот угол! Помню заслонку в печи, отдушник в этой заслонке и шум, который он производил, когда его поворачивали. Бывало, стоишь, стоишь в углу, так что колени и спина заболят, и думаешь: «Забыл про меня Карл Иваныч: ему, должно быть, покойно сидеть на мягком кресле и читать свою гидростатику, – а каково мне?» – и начнешь, чтобы напомнить о себе, потихоньку отворять и затворять заслонку или ковырять штукатурку со стены; но если вдруг упадет с шумом слишком большой кусок на землю – право, один страх хуже всякого наказания. Оглянешься на Карла Иваныча, – а он сидит себе с книгой в руке и как будто ничего не замечает.

В середине комнаты стоял стол, покрытый оборванной черной клеенкой, из-под которой во многих местах виднелись края, изрезанные перочинными ножами. Кругом стола было несколько некрашеных, но от долгого употребления залакированных табуретов. Последняя стена была занята тремя окошками. Вот какой был вид из них: прямо под окнами дорога, на которой каждая выбоина, каждый камешек, каждая колея давно знакомы и милы мне; за дорогой – стриженая липовая аллея, из-за которой кое-где виднеется плетеный частокол; через аллею виден луг, с одной стороны которого гумно, а напротив лес; далеко в лесу видна избушка сторожа. Из окна направо видна часть террасы, на которой сиживали обыкновенно большие до обеда. Бывало, покуда поправляет Карл Иваныч лист с диктовкой, выглянешь в ту сторону, видишь черную головку матушки, чью-нибудь спину и смутно слышишь оттуда говор и смех; так сделается досадно, что нельзя там быть, и думаешь: «Когда же я буду большой, перестану учиться и всегда буду сидеть не за диалогами, а с теми, кого я люблю?» Досада перейдет в грусть, и, бог знает отчего и о чем, так задумаешься, что и не слышишь, как Карл Иваныч сердится за ошибки.

Карл Иваныч снял халат, надел синий фрак с возвышениями и сборками на плечах, оправил перед зеркалом свой галстук и повел нас вниз – здороваться с матушкой.

Назад Вперёд

Внимание! Предварительный просмотр слайдов используется исключительно в ознакомительных целях и может не давать представления о всех возможностях презентации. Если вас заинтересовала данная работа, пожалуйста, загрузите полную версию.

ЦЕЛИ:

Продолжить работу по изучению главы из повести Л.Н. Толстого "Детство" "Учитель Карл Иванович".
Формировать умение постигать смысл прочитанного, воссоздавать художественные образы, решать разнообразные коммуникативные задачи.
Развивать интерес к литературному чтению, обогатить словарный запас учащихся за счет устаревшей и малоупотребляемой лексики.

МЕТОДИЧЕСКОЕ ОБЕСПЕЧЕНИЕ:

Учебник Г.М. Грехнева, К.Е. Корепова "Литературное чтение" 4 класс.
Портрет Л.Н. Толстого.
Выставка книг с произведениями Л.Н. Толстого.
Иллюстрации художников и рисунки учащихся к повести "Детство" Л.Н. Толстого.
Толковые словари.

ТИП УРОКА: Урок-исследование.

На доске предложения из текста:

"Какой он добрый и как нас любит, а я мог так дурно о нем думать!"

ХОД УРОКА

1. Сообщение темы и целей урока.

Сегодня на уроке литературного чтения мы продолжим работу над главой из повести Л.Н. Толстого "Детство" "Учитель Карл Иванович".

Проведем урок-исследования.

Чем занимаются исследователи?

(Исследователь - лицо, занимающееся научными исследованиями, т.е. выясняет, изучает что-либо, наблюдает за процессом.)

Чем мы будем заниматься на уроке чтения как исследователи-читатели?

(Искать доказательства к поставленной проблеме)

2. Проверка домашнего задания.

Вы готовили ответы на три вопроса.

(Вопросы записаны на доске, ответы у учащихся в тетрадях по чтению)

О чем это произведение? (О самой счастливой поре человеческой жизни, о том, как человек входит в мир и как этот мир встречает его и т.д.)
Какие мысли и чувства возникли у вас после прочтения? (Ответы детей).
Почему Л.Н. Толстой назвал 1-ую главу "Учитель Карл Иванович"? (Высказывания детей)

3. Исследовательская работа.

(На доске предложение из главы "Учитель Карл Иванович": "Какой он добрый и как нас любит, а я мог так дурно о нем думать!")

Проведем исследование содержания текста, в результате которого докажем справедливость мысли героя.

(Учащиеся разделены на 5 групп)

Первая группа - художники-портретисты, они же художники по костюмам.
Вторая группа - художники-дизайнеры по интерьеру.
Третья группа - эксперты-языковеды.
Четвертая группа - воспитатели.
Пятая группа - эксперты-психологи.

Слово художникам-портретистам:

Описание внешнего вида Карла Ивановича.

(Учащиеся читают отрывки из произведения про внешний вид героя).

Просим экспертов-языковедов дать объяснения незнакомых слов.

Ваточный халат - халат на подкладке из ваты
Ермолка - маленькая, мягкая, круглая шапочка.
Козловые сапоги - сапоги из козьей кожи.

(слова записаны на доске)

Таким мы увидели Карла Ивановича глазами Николеньки.

Рассмотрим рисунки художников по костюмам (Рисунки на доске)

В какой сцене мы видим Карла Ивановича в домашней одежде? (Ответы детей)

Имеются ли вопросы к учащимся по поводу внешнего вида Карла Ивановича у художников-портретистов?

Ученик - Почему Карл Иванович был так одет? (Ответы детей)

Предоставим слово экспертам из группы художников-дизайнеров по интерьеру.

Как характеризуют Карла Ивановича его вещи в классной комнате?

(Учащиеся читают отрывки, рассказывают о том, как выглядела классная комната, какие вещи лежали на рабочем столике Карла Ивановича).

Языковеды, дайте толкование следующих слов:
Классная комната - учебная комната.
Егерь - охотник, стрелок с ружьем и собакой.
Ландкарты - географические карты.
Табакерка - коробочка для табака.

(Слова записаны на доске)

Что можно сказать о характере Карла Ивановича?

(В классной комнате он другой, он - наставник, строг, в меру, добился того, что в классной комнате ничего лишнего, что отвлекало бы от учебных занятий. У Карала Ивановича совесть чистая и душа покойна).

У экспертов из группы художников-дизайнеров по интерьеру есть вопросы к классу?

Ученик - Почему слово "собственная" два раза в тексте было выделено курсивом? (Карл Иванович - гувернер, выписан из-за границы. Жил в чужом доме, собственных вещей мало).

Какие методы и приемы воспитания использовал Карл Иванович в этой классной комнате? Слово экспертам-воспитателям.

(Учащиеся читают отрывки, рассказывают)

Имеются ли вопросы у экспертов-воспитателей по поводу методов и приемов воспитания, которые использовал Карл Иванович?

Ученик - Почему Карл Иванович молчал, когда Николенька стоял в углу?

(Он давал возможность детям, исполняя наказание, подумать, поразмышлять над своим поведением).

Ученик - Почему линейка для наказания, которая висела в классной комнате, была новенькой?

(Карл Иванович ею не пользовался, она висела только для устрашения).

Ученик - Какие проступки, большие и маленькие, могли тогда совершать дети?

(Ответы детей)

Каким же Карл Иванович был воспитателем?

(Не очень строг, терпелив, умел воспитывать даже молчанием).

К чему привела такая методика воспитания? Каким вырос Николенька?

Слово экспертам-психологам:

(Учащиеся дают оценку размышлениям Николеньки о взаимоотношениях с учителем, о его отношении к учителю)

Прочитайте ещё раз предложение на доске.

Смогли мы доказать правильность этой мысли Николеньки?

(Ответы детей).

Какими способами мы достигли цели?

(Ответы детей)

Всю жизнь Л.Н. Толстой изучал человека в самом себе. Он анализировал поступки людей, наблюдал за ними, его интересовал нравственный смысл поступка.

Повесть "Детство" интересна тем, что впервые взрослому человеку удалось так правдиво заговорить от имени ребенка, передать его мысли, чувства, огорчения.

Главный герой Николенька Иртеньев - прообраз самого автора, не только совершает какие-либо поступки, но и старается сам осмыслить их, даже исправить что-либо в своем поведении.

4. Тестирование.

Проведем тестирование, чтобы выяснить, насколько вы были внимательны, слушали друг друга, насколько эффективной была работа наших экспертов.

Т Е С Т

ВАРИАНТ 1

1. Чего не было в гардеробе Карла Ивановича?

а) красная вязанная ермолка;

б) ваточный халат;

в) мягкие козловые сапоги;

г) телогрейка на меху.

2. Кто был изображен на табакерке?

а) рыцарь;

в) король;

3. Что использовал Карл Иванович в качестве наказания?

а) сёк розгами;

б) ставил на грох;

в) ставил в угол на колени;

г) жаловался родителям

4. Надзиратель за детьми - это:

а) опекун;

б) гувернёр;

г) дворовый дядька

5. Кто был Карл Иванович по национальности?

б) англичанин;

в) француз;

г) русский

ВАРИАНТ 2

1. Материал из которого был сделан халат Карла Ивановича?

в) шерсть;

г) бархат

2. Чего не было на рабочем столе Карла Ивановича?

а) часы с нарисованным егерем;

б) табакерка;

в) футляр для очков;

г) чернильница

3. Где отмечал Карл Иванович проступки детей?

а) на доске;

б) в дневнике;

в) в журнале;

г) в записной книжке

4. Как назывались географические карты в кабинете Карла Ивановича?

б) ландкарты;

в) таблицы;

г) картины-пейзажи

5. Кто был прообразом Л.Н. Толстого в повести "Детство"?

а) Николенька;

б) Володя;

в) Карл Иванович;

г) нет прообраза

5. Взаимопроверка, взаимооценивание.

(Ключ к тесту и способ оценивания на доске)

Оценивание:

"5" - без ошибок
"4" - 1 ошибка
"3" - 2 ошибки

Вариант 1

Вариант 2

Какие оценки поставили? Почему?

6. Домашнее задание по выбору:

Художественный пересказ одного из отрывков главы "Учитель Карл Иванович".
Сочинение о событии из своего детства.
Прочитать другие главы из повести.

Утро в детской. Учитель Карл Иваныч разбудил Николеньку, ударив над самой его головой по мухе хлопушкой из сахарной бумаги на палке. Но сделал это так неловко, что задел образок, висевший на спинке кровати, и убитая муха упала Николеньке прямо на лицо. Этот неловкий поступок сразу рассердил мальчика. Он начинает размышлять о том, для чего это сделал Карл Иваныч. Почему именно над его кроваткой он убил муху, а не над кроваткой его брата Володи? Неужели только оттого, что Николенька самый младший, все будут его мучить и безнаказанно обижать? Расстроившись, Николенька решает, что Карл Иваныч только о том и думает всю жизнь, как бы делать ему неприятности, что Карл Иваныч злой, «противный человек».

Но проходит всего несколько минут, и Карл Иваныч подходит к кроватке Николеньки и начинает, посмеиваясь, щекотать его пятки, ласково приговаривая по-немецки: «Ну, ну, лентяй!» И в душе мальчика уже теснятся новые чувства. «Какой он добрый и как нас любит», - думает Николенька. Ему становится досадно и на самого себя, и на Карла Иваныча, хочется одновременно и смеяться, и плакать. Ему совестно, он не может понять, как несколько минут назад он мог «не любить Карла Иваныча и находить противными его халат, шапочку и кисточку». Теперь все это казалось Николеньке «чрезвычайно милым, и даже кисточка казалась явным доказательством его доброты».

Расчувствовавшись, мальчик заплакал. А доброе лицо учителя, склонившееся над ним, участие, с которым он старался угадать причину детских слез, «заставляли их течь еще обильнее».

Николенька видит самого Карла Иваныча в длинном ватном халате и в красной шапочке, из-под которой виднеются редкие седые волосы. Учитель сидит за столиком, на котором стоит «кружок из кардона, вставленный в деревянную ножку» (кружок этот Карл Иваныч «сам изобрел и сделал для того, чтобы защищать свои слабые глаза от яркого света»). Возле него лежат часы, клетчатый платок, черная круглая табакерка, зеленый футляр для очков, щипцы на ля очков, щипцы на лоточке. Все вещи чинно и аккуратно лежат на своих местах. Поэтому Николенька приходит к выводу, что «у Карла Иваныча совесть чиста и душа покойна».

Заметьте – глава о Карл Иваныче предшествует главам «Maman» и «Папа», это говорит о том, что еще тогда – в дореволюционной России, при отсутствии общепринятой системы о школьном образовании, наставник играл огромную роль не только в становлении личности своего ученика, его взглядов и убеждении, он был ему по-настоящему близким человеком.

Образ Карла Иваныча выведен в повести Толстого необычайно тонко, изящно и трогательно. Автор делится с читателем самым сокровенным, передавая свои детские чувства. Известно, что у Карла Иваныча Мауера был реальный прообраз – учитель Л. Н. Толстого немец Федор Иванович Рессель.

Впрочем, иностранных гувернеров в доме Толстых всегда было достаточно.

Из всей этой армии наставников, педагогов и воспитателей, служивших в семье графов Толстых, только немец Федор Иванович Рёссель и француз Проспер Сен-Тома, гувернеры Льва Толстого, остались в сотворенном им «урагане образов» (В. Набоков). Они стали прототипами героев трилогии «Детство. Отрочество. Юность», соответственно, Карла Ивановича Мауера и Сен-Жерома.

О Рёсселе фактически известно лишь то, что маленький Лев перешел под его надзор в 1833 г. Остальные же сведения о нем нам приходится черпать из «Детства», вариантов «Юности», романа «Анна Каренина» (эпизодической образ Федора Богдановича – гувернера Левина) и из «Воспоминаний». Напротив, жизненный путь Сен-Тома достаточно подробно отражен в материалах российских и французских архивов и в его собственных воспоминаниях. Проспер Шарль Антуан Тома родился 25 декабря 1812 г. в Эпинале (департамент Вогезы)35 . Его отец, Антуан Жорж Тома, унтер-офицер в отставке и кавалер ордена Почетного легиона36 участвовал в

Наполеоновских войнах. В первоначальной редакции главы «Учитель француз» Толстой пишет, что отец Сен-Жерома был «старый, бедный наполеоновский солдат»37 . В 1826–1831 гг. Тома учился в коллеже, основанном в XVIII в., где преподавали древние (греческий и латинский) и современные (французский и английский) языки, основы истории и естественных наук38. В 1828 г. ученик риторического класса Проспер Тома получил на торжественной церемонии похвальную грамоту за хорошие успехи в учебе. Ему досталась вторая премия по переводу с французского языка, вторая премия за перевод с латыни и похвальная грамота по истории39 .

В 1831 г. он получил диплом учителя иностранных языков. В паспорте, выданном ему в Гавре в 1842 г. после возвращения из России, в графе «Профессия» написано: «Учитель иностранных языков»40 . В вариантах «Отрочества» Толстой пишет о нем: «Он был добрый, откровенный, тщеславный, веселый и не глупый француз». Из других вариантов главы «Отрочества» мы узнаем, что Тома отнюдь «не был невеждой и шарлатаном» и имел «очень основательные познания латинского языка и французской литературы»41 .

Летом 1835 г. Тома приехал в Россию. Получая паспорт в Петербурге, он сменил свою фамилию на Сен-Тома. Дата приезда и сведения о его жизни домосковского периода устанавливаются по его «Воспоминаниям о России». Он пишет, что 12 декабря 1835 г. мчался на почтовых лошадях с рекомендательными письмами в Киев, где «получил место секретаря графа Левашова»42 , генерал-губернатора Киевской губернии: «Некоторая опасность ехать в это время года была, но погода до сих пор держалась теплая <...> и разве мне не было двадцать три года?»43

В Киеве Сен-Тома прожил около года и, вероятно, после увольнения В.В. Левашова в декабре 1836 г., уехал в Москву44, где стал гувернером Владимира Милютина, товарища мальчиков Толстых. О жизни Сен-Тома в Москве и Ясной Поляне известно из первых биографий Толстого, написанных П. Бирюковым и Н. Гусевым, из его переписки с Толстыми и Милютиными, из воспоминаний генерал-адьютанта Дм. Милютина. В ОР ГМТ сохранилась переписка Сен-Тома с бабкой писателя графиней Пелагеей Толстой, тетками – Татьяной Ергольской и Александрой Остен-Сакен и со всеми детьми Толстых.

35 Сен-Тома – С.Н. Толстому ОР ГМТ (Гос. музей Л.Н. Толстого в Москве).

36 ADV (Archives départementales des Vosges).

37 Толстой Л.Н. Указ. соч. Т. 2. С. 249.

38 La Révolution dans les Vosges // Revue d"histoire moderne. Epinal, 1939. P. 3–4.

39 ADV. 13 Т 3. Collèges. Correspondances. Epinal. 1815–1848. Пагинация отсутствует.

41 Там же. Т. 2. С. 249.

42 Левашев В.В. (1783–1848) – граф, генерал, член Верховного уголовного суда по делу декабристов, председатель Гос. совета и комитета министров генерал-губернатор Киевской губернии.

43 Thomas P. Souvenirs de Russie. Epinal, 1844. P. 48.

44 Русский биографический словарь. СПб., 1914. Лабзина-Лященко. С. 122.

Проспер Сен-Тома был рекомендован Николаю Толстому, отцу писателя, его троюродной сестрой С.Д. Лаптевой (рожд. Горчаковой). Сначала он преподавал старшим мальчикам французский язык только как приходящий учитель. Бабушка Пелагея Толстая, имевшая пристрастие ко всему французскому, находила, что Сен-Тома «очень мил». Впрочем, произвел он хорошее впечатление и на прочих членов семьи. Например, Татьяна Ергольская испытывала к нему благодарность за успешные занятия со старшим братом Толстого Николаем. Л.Н. Толстой в конспекте своих «Воспоминаний» также признался, что он испытывал одно время «увлечение культурностью и аккуратностью Сен-Тома».

По инициативе Сен-Тома, «виновника всех перемен», мальчики Толстые, кроме общеобразовательных предметов, обучались

верховой езде в манеже. Это было обычным делом в аристократических семьях, и Сен-Тома следовал традиции. Одновременно, в 1840–1841 гг., он преподавал французский язык в Московской 1-й гимназии, которая помещалась напротив строившегося тогда храма Христа Спасителя. Из вариантов «Отрочества» нам известно, что Сен-Тома «давал уроки в лучших домах Москвы».

Л.Н. Толстой помнил Сен-Тома до глубокой старости. «Это был прекрасный человек, <…> который в совершенстве владел латынью и очень хорошо умел ее преподавать»71 , – говорил он французскому писателю Ж. Легра в 1894 г. Но этой оценке позднего Толстого

предшествовало совсем иное восприятие бывшего наставника.