Максим горький жизнь и смерть. Горькая смерть горького. Клетка для «буревестника» революции

Мы переходим сейчас к одной из самых спорных и запутанных тем в горьковской биографии - запутанных нарочито, а на деле весьма простых. Речь идет об убийстве сначала его сына Максима , работавшего в НКВД, а затем и самого Горького. Обе эти версии, превращающие реальность в кровавую шекспировскую драму, не имеют под собой никакой почвы, даром что высказывались любителями кровавых фабул бессчетное количество раз.

Сталину для процесса над троцкистско-зиновьевским блоком понадобилась версия об убийстве Буревестника неправильно лечившими его врачами. Разоблачителям Сталина потребовалась версия об убийстве Горького Сталиным - разумеется, при помощи страшного чекистского яда. Бытует также версия о том, что Горького по приказу Сталина отравила Мария Будберг , с которой у писателя с 1934 года были чисто приятельские отношения, но в СССР она продолжала наезжать и успела посетить умирающего писателя. Она-то, оставшись с ним наедине на сорок минут, якобы и дала ему то ли отравленную конфету, то ли ядовитую таблетку.

Всем этим версиям несть числа, и весьма жаль, что люди, никогда толком не читавшие Горького и ничего о нем не знающие, интересуются лишь этим аспектом его богатой биографии.

Случилось же вот что. На майские праздники 1934 года на даче Горького в Горках , где он обычно проводил время с мая по сентябрь, собралось множество народу, в том числе "красный профессор", советский философ, специалист по диамату и оргсекретарь Союза писателей Павел Юдин , по совместительству спортсмен, морж, любитель крепких напитков и большой друг Максима Пешкова (сближали их спортивные увлечения, автомобили и упомянутые напитки). С бутылкой коньяка они пошли к Москве-реке, бутылку эту там распили и прямо на земле заснули. Юдин проснулся, Пешкова будить не стал и пошел наверх, а Максим еще час проспал на холодной земле и на следующий день слег с воспалением легких. Может быть, его удалось бы спасти, если бы регулярно бывавшие в доме Горького профессора Плетнев и Сперанский не враждовали между собой: Максим просил позвать Сперанского, Плетнев продолжал лечить по собственному методу, а когда в последнюю ночь Максима за Сперанским все-таки послали и попросили сделать блокаду по его методу, он сказал, что уже поздно.

В последнюю ночь Максима, с 10 на 11 мая 1934 года, Горький сидел внизу, на первом этаже дачи в Горках, и беседовал со Сперанским об институте экспериментальной медицины, о том, что надо сделать для его поддержки, о проблеме бессмертия. О Максиме не говорили.

Когда в три часа ночи к Горькому спустились сказать, что Максим умер, он побарабанил пальцами по столу, сказал: "Это уже не тема",- и продолжил говорить о бессмертии. Можно назвать это признаком железной целеустремленности и величия, можно - душевной глухотой, а можно - панической растерянностью перед лицом трагедии.

Павел Басинский вспоминает, что, узнав в Америке в 1906 году о смерти от менингита дочери Кати , Горький пишет покинутой им жене письмо, в котором требует беречь сына и цитирует собственный, сочинявшийся тогда же роман "Мать" - о том, что нельзя бросать своих детей, свою кровь. Это уже вопиющая нравственная глухота - утешать скорбящую мать, вдобавок брошенную им ради новой жены, цитатой из собственного сочинения. Впрочем, всегда найдутся люди, которым глухота как раз и кажется признаком истинного величия, сосредоточенности на единственно важном в ущерб личному и преходящему.

Смерть Максима, однако, подкосила Горького - это был уже второй его ближайший родственник по имени Максим, причиной смерти которого он себя чувствовал, и не без оснований. Сначала он заразил холерой своего отца - и эта вина без вины стала проклятием всей его жизни, ибо губить людей вокруг себя суждено ему было и в дальнейшем. Почти все его окружение после его смерти тоже погибло, и почти все близкие к нему люди были обвинены в его гибели. Теперь, за два года до смерти, в старости, он становился причиной гибели собственного сына, тоже Максима, и тоже без вины: формально Максима погубила случайность, но на деле он чуть ли не с рождения был заложником отцовской славы и отцовского образа жизни.

Он бывал у Горького на Капри, постоянно жил у него в Сорренто в двадцатые, а в тридцатые, будучи давно женат, так и не зажил отдельным домом. (Бытовала крайне нелестная для Горького версия о том, что у писателя был тайный роман с женой Максима Надей Введенской , известной под домашней кличкой Тимоша ; версия эта, по всей видимости, восходит к горьковскому рассказу "На плотах". Романы с чрезвычайно обаятельной и легкомысленной Тимошей приписывались многим людям из горьковского окружения - в частности, Ягоде .) Максим всегда находился в тени отцовской славы: унаследовав от отца обаяние и артистизм, он, по свидетельству Ходасевича, оставался вечным ребенком, был поверхностен, легкомыслен, инфантилен, инстинкт самосохранения был у него снижен - он многажды попадал в аварии на горьковском автомобиле, обожая гонять на предельной скорости, - и, в общем, ни его образованием, ни воспитанием Горький систематически не занимался. Он шутя грозился навести порядок в доме, но все это оставалось разговорами. Он чувствовал себя ответственным за беспутную жизнь и случайную, бестолковую смерть Макса - но в ней ему почудилось предвестие и собственной гибели. Отец Максим и сын Максим ушли? остался он, главный Максим, взявший это имя в честь первого и подаривший его второму, главный максималист русской литературы.

И через два года, тоже весной, по возвращении в Москву с крымской дачи (в Тессели , близ Мисхора, где когда-то едва не умер от воспаления легких Лев Толстой), он заболел тяжелым гриппом - есть версия, согласно которой он простудился на могиле сына, посещая ее сразу по возвращении в Москву, перед отъездом в Горки.

Этот грипп привел к воспалению легких, а легкие у Горького к 1936 году были в таком состоянии, что профессор Плетнев находил жизнеспособными лишь десять-пятнадцать процентов всей легочной ткани. Удивительно было, как Горький сохранял способность ездить, работать, встречаться с бесчисленными посетителями, жечь свои любимые костры в Горках и Тессели (он был пироманом, обожал смотреть на огонь), отвечать на сотни писем, читать и править тысячи рукописей - он был тяжело болен все последние годы, и говорить о его отравлении мог только человек, об этом не знавший или не желавший знать.

Понятно, зачем понадобилась эта версия Сталину: он должен был инсценировать раскрытие государственного переворота, который якобы готовил Ягода . Но зачем эта версия - правда, с другим главным фигурантом - публицистам постсоветской эпохи, понять решительно невозможно. На Сталине достаточно реальных грехов. Он внимательно следил за состоянием Горького и, возможно, желал его скорейшей смерти: не исключено, что Горький ему действительно начинал мешать. Но здесь, кажется, скорее стоит согласиться с Александром Солженицыным, заметившим, что Горький воспел бы и тридцать седьмой: не из трусости даже, а просто в силу отсутствия других вариантов. Сам себя загнал в ситуацию, из которой выхода нет: только до конца идти со сталинизмом против фашизма, все громче обличая кровавых лавочников и их пособников. Уважать его можно по крайней мере за последовательность.

Сталин приезжал к больному Горькому трижды - 8, 10 и 12 июня. Тут тоже много мрачного абсурда - как и в той ночи 11 мая 1934 года, когда Горький, пока его сын умирал, говорил со Сперанским об экспериментальной медицине и о бессмертии. Горький говорил со Сталиным о женщинах- писательницах и их прекрасных книгах, о французской литературе и о положении французского крестьянства. Все это похоже на бред, да, может, он и бредил на самом деле. Иной вопрос - почему Сталин трижды, с таким незначительным интервалом, приезжает к нему. Торопит смерть? Не похоже, в его распоряжении был достаточный арсенал средств, чтобы ее ускорить, не появляясь у Горького лично и не навлекая на себя подозрений. Надеется сохранить? Известно же, что 8 июня его появление фактически спасло Горького - он задыхался, уже синел, но при появлении Сталина и Ворошилова значительно ободрился. Горький еще мог быть нужен Сталину - не обязательно для показательного процесса, в котором он мог быть фигурантом, но именно как посредник между западной интеллектуальной элитой и советской властью. Живой Горький был нужней мертвого, тем более что готовность служить задачам Сталина и одобрять его курс он продемонстрировал многократно. Правда, Сталин проявлял известную подозрительность - не выпустил Горького на конгресс защитников мира в 1935 году,- но Горький и сам туда не рвался, он хотел заканчивать "Самгина", понимая, что осталось ему немного, а главное, чувствовал себя весной 1935 года очень слабым.

Трудно судить об истинных намерениях "Хозяина", как называли его все чаще,- но говорить о том, что Горький помешал бы провести процессы 1937 года, как минимум странно. Как раз заботой о жизни и здоровье Горького можно было объяснить устранение Ягоды - вот, недостаточно берег, погубил Максима, - и Горький принял бы эту версию, потому что она снимала бы вину за Максима с него самого.

Визиты Сталина не помогли. За день до смерти Горький сказал Липе Чертковой : "А я сейчас с Богом спорил - ух, как спорил!" Через день, 18 июня, он закончил этот спор навеки. Или ушел доспорить лично - это уж кому как нравится.

Алексей Пешков, более известный как писатель Максим Горький, для русской и советской литературы фигура культовая. Он пять раз номинировался на Нобелевскую премию, был самым издаваемым советским автором на протяжении всего существования СССР и считался наравне с Александром Сергеевичем Пушкиным и главным творцом отечественного литературного искусства.

Алексей Пешков - будущий Максим Горький | Pandia

Он родился в городке Канавино, который в те времена располагался в Нижегородской губернии, а сейчас является одним из районов Нижнего Новгорода. Его отец Максим Пешков был столяром, а в последние годы жизни управлял пароходной конторой. Мать Васильевна умерла от чахотки, поэтому Алеше Пешкову родителей заменила бабушка Акулина Ивановна. С 11 лет мальчик был вынужден начать работать: Максим Горький был посыльным при магазине, буфетчиком на пароходе, помощником пекаря и иконописца. Биография Максима Горького отражена им лично в повестях «Детство», «В людях» и «Мои университеты».

Фото Горького в молодые годы | Поэтический портал

После безуспешной попытки стать студентом Казанского университета и ареста из-за связи с марксистским кружком будущий писатель стал сторожем на железной дороге. А в 23 года молодой человек отправляется странствовать по стране и сумел добраться пешком до Кавказа. Именно во время этого путешествия Максим Горький кратко записывает свои мысли, которые впоследствии будут основой для его будущих произведений. Кстати, первые рассказы Максима Горького стали издаваться тоже примерно в то время.

Алексей Пешков, взявший себе псевдоним Горький | Ностальгия

Уже став известным литератором, Алексей Пешков уезжает в Соединенные Штаты, затем перебирается в Италию. Это произошло вовсе не из-за проблем с властями, как иногда преподносят некоторые источники, а из-за изменений в семейной жизни. Хотя и заграницей Горький продолжает писать революционно направленные книги. В Россию он вернулся в 1913 году, поселился в Санкт-Петербурге и стал работать на различные издательства.

Любопытно, что при всех марксистских взглядах Октябрьскую революцию Пешков воспринял довольно скептически. После Гражданской войны Максим Горький, который имел некоторые разногласия с новой властью, вновь уезжает за рубеж, но в 1932 году окончательно возвращается домой.

Писатель

Первым из изданных рассказов Максима Горького стал знаменитый «Макар Чудра», который вышел в 1892 году. А известность писателю принес двухтомник «Очерки и рассказы». Интересно, что тираж этих томов был почти в три раза выше обычно принятого в те годы. Из самых популярных произведений того периода стоит отметить рассказы «Старуха Изергиль», «Бывшие люди», «Челкаш», «Двадцать шесть и одна», а также поэму «Песня о Соколе». Еще одна поэма «Песня о Буревестнике» стала хрестоматийной. Много времени Максим Горький уделял детской литературе. Он написал ряд сказок, например, «Воробьишко», «Самовар», «Сказки об Италии», издавал первый в Советском Союзе специальный детский журнал и организовывал праздники для ребятишек из бедных семей.

Легендарный советский писатель | Киевская еврейская община

Очень важны для осмысления творчества писателя пьесы Максима Горького «На дне», «Мещане» и «Егор Булычов и другие», в которых он раскрывает талант драматурга и показывает, каким образом видит окружающую его жизнь. Большое культурное значение для русской литературы имеют повести «Детство» и «В людях», социальные романы «Мать» и «Дело Артамоновых». Последней работой Горького считается роман-эпопея «Жизнь Клима Самгина», который имеет второе название «Сорок лет». Над этой рукописью писатель трудился на протяжении 11-ти лет, но так и не успел окончить.

Личная жизнь

Личная жизнь Максима Горького была довольно бурной. В первый и официально единственный раз он женился в 28 лет. Со своей женой Екатериной Волжиной молодой человек познакомился в издательстве «Самарской газеты», где девушка работала корректором. Через год после свадьбы в семье появился сын Максим, а вскоре и дочь Екатерина, названная в честь матери. Также на воспитании писателя находился его крестник Зиновий Свердлов, взявший позднее фамилию Пешков.

С первой женой Екатериной Волжиной | Живой Журнал

Но влюбленность Горького быстро улетучилась. Он стал тяготиться семейной жизнью и их брак с Екатериной Волжиной превратился в родительский союз: они жили вместе исключительно из-за детей. Когда маленькая дочь Катя неожиданно умерла, это трагическое событие стало толчком к разрыву семейных уз. Впрочем, Максим Горький и его жена до конца жизни оставались друзьями и поддерживали переписку.

Со второй женой, актрисой Марией Андреевой | Живой Журнал

После расставания с женой Максим Горький при помощи Антона Павловича Чехова познакомился с актрисой МХАТовского театра Марией Андреевой, которая стала его фактической супругой на следующие 16 лет. Именно из-за ее работы писатель уезжал в Америку и Италию. От предыдущих отношений у актрисы остались дочь Екатерина и сын Андрей, воспитанием которых занимался Максим Пешков-Горький. Но после революции Андреева увлеклась партийной работой, стала меньше внимания уделять семье, поэтому в 1919 году пришел конец и этим отношениям.

С третьей женой Марией Будберг и писателем Гербертом Уэллсом | Живой Журнал

Точку поставил сам Горький, заявив, что уходит к Марии Будберг, бывшей баронессе и по совместительству его секретарше. С этой женщиной литератор прожил 13 лет. Брак, как и предыдущий, был незарегистрированным. Последняя жена Максима Горького была на 24 года моложе его, и все знакомые были в курсе, что она «крутит романы» на стороне. Одним из любовников жены Горького был английский фантаст Герберт Уэллс, к которому она уехала сразу после смерти фактического супруга. Существует огромная вероятность, что Мария Будберг, имевшая репутацию авантюристки и однозначно сотрудничавшая с органами НКВД, могла быть двойным агентом и работать еще и на английскую разведку.

Смерть

После окончательного возвращения на родину в 1932 году Максим Горький работает в издательствах газет и журналов, создает серии книг «История фабрик и заводов», «Библиотека поэта», «История гражданской войны», организовывает и проводит Первый Всесоюзный съезд советских писателей. После неожиданной смерти сына от воспаления легких писатель сник. При очередном посещении могилы Максима он сильно простудился. Три недели у Горького была лихорадка, приведшая к смерти 18 июня 1936 года. Тело советского писателя было кремировано, а прах поместили в Кремлёвскую стену на Красной площади. Но предварительно мозг Максима Горького извлекли и передали в Научно-исследовательский институт для дальнейшего изучения.

В последние годы жизни | Электронная библиотека

Позднее несколько раз поднимался вопрос о том, что легендарного писателя и его сына могли отравить. По данному делу проходил народный комиссар Генрих Ягода, который был любовником жены Максима Пешкова. Также подозревали причастность и даже . Во время репрессий и рассмотрения знаменитого «дела врачей» троим докторам ставилась в вину в том числе и смерть Максима Горького.

Книги Максима Горького

• 1899 - Фома Гордеев
• 1902 - На дне
• 1906 - Мать
• 1908 - Жизнь ненужного человека
• 1914 - Детство
• 1916 - В людях
• 1923 - Мои университеты
• 1925 - Дело Артамоновых
• 1931 - Егор Булычов и другие
• 1936 - Жизнь Клима Самгина

В преддверии 150-летнего юбилея М. Горького вышла книга «Тайна смерти Горького: документы, факты, версии»

Текст: Павел Басинский (писатель)
Фото: www.proznanie.ru

В преддверии 150-летнего юбилея М. Горького, который ожидается 28 марта будущего года, в издательстве АСТ вышла важная книга. С ней должен ознакомиться каждый, кого интересует судьба писателя. Она называется «Тайна смерти Горького: документы, факты, версии» и подготовлена Горьковским сектором ИМЛИ.

Ответственный редактор книги — ведущий современный Лидия Спиридонова . Так что это такое издание, которому можно стопроцентно доверять, а не очередная книжка с субъективной трактовкой.

версия о том, что Горький умер не своей смертью, а был убит кем-то и зачем-то при загадочных обстоятельствах, впервые была озвучена в 1938 году

на известном московском судебном процессе по делу «правотроцкистского блока», где нескольким людям в том числе вменяли в вину убийство не только Горького, но и его сына Максима Пешкова . Среди обвиняемых за это «преступление» были крупный партийный деятель, представитель ленинской гвардии Н.И. Бухарин , личный секретарь Горького П. П. Крючков , бывший руководитель НКВД Генрих Ягода и четверо врачей: Д. Д. Плетнев, Л. Г. Левин, И. Н. Казаков и А. И. Виноградов . Последний умер в следственном изоляторе еще до суда. Ягода, Бухарин, Крючков, Левин и Казаков были приговорены к высшей мере наказания и расстреляны. Врач Плетнев погиб в лагере в 1941 году.

И это не весь список погибших в связи с тайной смерти Горького.

Так, в том же 1938 году были расстреляны отец Крючкова и его супруга. Родная сестра, не выдержав этого, умерла в сумасшедшем доме. Были казнены жена Ягоды И. Л. Авербах и ее старший брат, литературный критик и один из руководителей РАПП Л. Л. Авербах . Как и Ягода, он был персоной, особо приближенной к Горькому. И это еще не полный мартиролог. После разоблачения «культа личности» все эти люди были посмертно реабилитированы. Отказано в реабилитации было только Ягоде, которому посмертно вменялись в вину преступления уже иного рода. Вопрос же о возможном убийстве Горького был снят с повестки дня. Согласно выводам медицинской комиссии, которую возглавлял академик Е. И. Чазов , была доказана невиновность врачей, лечивших смертельно больного писателя в июне 1936 года. А убить Горького в присутствии 17 врачей так, чтобы они этого не заметили, было бы немыслимо.

Тем не менее впоследствии вопрос о возможном убийстве Горького поднимался не один раз. И поднимали его не только журналисты или авторы далеких от научной основательности книг о Горьком. Так,

в убийстве Горького по приказу Сталина был убежден наш крупнейший лингвист ,

недавно ушедший из жизни. В 1936 году он был еще ребенком. Но с Горьким был очень близок его отец, писатель Всеволод Иванов, который был в курсе того, что на самом деле происходило на казенной даче Горки-10, где 18 июня 1936 года скончался Горький. С Горьким была лично знакома и его мать, Тамара Иванова , актриса, переводчица и мемуаристка, автор очень интересной книги «Мои современники, какими я их знала». И вот в семье Ивановых царила полная убежденность, что Горький умер не своей смертью, а был убит.

Современные исследователи Горького, включая ведущих горьковедов, делятся на два лагеря. Одни, как говорится в аннотации книги «Тайна смерти Горького», убеждены, что писатель умер естественной смертью от пневмонии (так было зафиксировано в официальных документах, публиковавшихся в советских газетах, и это была официальная версия его смерти до процесса 1938 года). Другие же считают, что Горькому «помогли» умереть. Но в таком случае

процесс 1938 года, по крайней мере, в той его части, где речь шла об «убийстве» Горького, не был полной фальсификацией?

И необходимо пересматривать точку зрения и на этот процесс?

Словом, вопрос о смерти Горького вовсе не является исключительно вопросом биографии этого писателя. И не только потому, что после этой смерти было уничтожено немало в том числе и очевидно невиновных людей. Вопрос о смерти Горького — это историческая проблема. Горький, конечно, знал слишком много о реальной политической ситуации в СССР в 30-е годы и в частности — об отношениях Сталина с его партийным окружением. Да, он воспел Соловецкий лагерь и Беломорско-Балтийский канал. Но это не значит, что он был в этом до конца искренен, как и в своих многочисленных статьях-гимнах о Сталине и карательных органах, которые он тоже воспел. Когда Горький смертельно заболел,

Сталин с Молотовым и Ворошиловым приезжали к нему трижды. Один раз — глубокой ночью с требованием их принять.

Это был до такой степени непостижимый поступок, что врачи не пустили Сталина к Горькому, за что, возможно, впоследствии и поплатились. К Горькому зачем-то срочно выехал из Франции но почему-то не успел застать Горького в живых.

Есть немало других вопросов, на которые нет ответов.
Книга «Тайна смерти Горького» по крайней мере проливает свет на атмосферу, царившую в доме писателя накануне его смерти. Здесь есть воспоминания людей, окружавших писателя в последние дни, часы и минуты. Это единственная законная жена Горького Е. П. Пешкова , его секретарь П. П. Крючков , любимая женщина М. И. Будберг , медсестра Олимпиада Черткова и другие. В этой книге впервые опубликованы воспоминания врачей, лечивших Горького. Одна из самых важных публикаций — предсмертные записки писателя, сделанные его рукой или надиктованные. Они тоже публикуются впервые.

Последняя загадка великого писателя

Вскоре у писателя, критика Павла Басинского, лауреата премии “Большая книга-2010” за книгу “Лев Толстой. Бегство из рая”, выходит еще одно серьезное исследование, которое, несомненно, вызовет бурное обсуждение. Посвящено оно ключевой для начала ХХ века в России фигуре — Максиму Горькому. Сколько судеб на нем перекрестилось, сколько он сделал, а сколько наворотил — принадлежит суду истории. А факты — здесь. “МК” публикует отрывки из книги “Страсти по Максиму. Горький: 9 дней после смерти”.

С внучками Марфой и Дарьей.

“Когда он умер…”

По воспоминаниям медицинской сестры Олимпиады Дмитриевны Чертковой, постоянно дежурившей возле тяжело умиравшего писателя, вскрытие проводилось прямо в спальне Горького, на его столе.

Врачи ужасно торопились.

“Когда он умер, — вспоминал секретарь и поверенный Горького П.П.Крючков, — отношение к нему со стороны докторов переменилось. Он стал для них просто трупом.

Обращались с ним ужасно. Санитар стал его переодевать и переворачивал с боку на бок, как бревно. Началось вскрытие…”

Когда Крючков вошел в спальню, он увидел “распластанное окровавленное тело, в котором копошились врачи”. “Потом стали мыть внутренности. Зашили разрез кое-как простой бечевкой, грубой серой бечевкой. Мозг положили в ведро…”

Это ведро, предназначенное для Института мозга, Крючков сам отнес в машину. Он вспоминал, что делать это было ему “неприятно”.

Неприязненное отношение горьковского секретаря (вскоре казненного за будто бы убийство Горького и его сына Максима) к обычным в общем-то манипуляциям медиков показывает, что вокруг умиравшего писателя бушевали темные страсти, плелись и сами собой заплетались таинственные интриги. Ни один из великих русских писателей не умирал в такой конспиративной, но в то же время открытой для вмешательства посторонних людей атмосфере. Испытываешь невольное содрогание перед тем, во что способны превратить политические интриганы самый главный после рождения момент жизни человеческой — умирание, уход из земного бытия.

Но, по правде говоря, Горький и сам запутал себя в этих интригах. Он сам позволил чужим, враждебным его писательской, артистической натуре силам вмешаться не только в его жизнь, но и в его смерть. Трагедия Горького была подготовлена им самим. Нам же остается лишь изумляться мужеству человека, который не испугался стать центральной личностью своей эпохи, не спрятался от ее противоречий и умер все-таки достойно, как настоящий сильный мужчина и великий русский человек. “Застегнутый на все пуговицы”, бесстрашно ожидая смерть и глядя на все происходившее вокруг него даже с некоторой писательской иронией.

“Чтобы я пошла смотреть, как его будут потрошить?”

Олимпиада Черткова была не просто медсестрой Горького. Она любила его и считала себя любимой им. “Начал я жить с акушеркой и кончаю жить с акушеркой”, — по ее воспоминаниям, будто бы пошутил он. Олимпиада утверждала, что именно она является прототипом Глафиры, любовницы Булычова в пьесе “Егор Булычов и другие”. Она отказалась присутствовать при вскрытии дорогого ей человека. “Чтобы я пошла смотреть, как его будут потрошить?”

Этот крик боли и любви к сильному и своеобразно красивому даже в старости мужчине, который несколько минут назад был еще жив, и вот уже его, беспомощного, режут на части хладнокровные анатомы, невозможно сымитировать. Эти слова трогают и сегодня. Тем более что записывались воспоминания Олимпиады (Липы, Липочки, как ее называли в семье писателя) с ее слов помощником Горького А.Н.Тихоновым в той же самой спальне и на том же самом столе.

Правда, записывались спустя девять лет после кончины Горького. Порой самые банальные чувства трогают живее самых драматических страстей. И спустя девять лет воспоминания Липы дышат нежностью обычной земной женщины. Уже немолодой — когда Горький умирал, ей самой было за пятьдесят. Она говорит о смерти не всемирно известного писателя, “основоположника социалистического реализма”, а несчастного, измученного страданиями мужчины.

Того самого, который воспел Человека как Бога, как Титана.

А Олимпиада что говорит?

“A.M. любил иногда поворчать, особенно утром:

— Почему штора плохо висит? Почему пыль плохо вытерта? Кофе холодный…”

В последние дни своей бурной, путаной, полной противоречий жизни Горький высоко ценил простую человеческую заботу Липочки. Он называл ее “Липка — хорошая погода” и утверждал, что “стоит Олимпиаде войти в комнату, как засветит солнце”.

В ночь, когда умирал Горький, на казенной даче в Горках-10 разразилась страшная гроза. И об этом тоже “Липка — хорошая погода” вспомнила спустя девять лет так, словно это было вчера. Пожалуй, только из ее воспоминаний можно прочувствовать предсмертное состояние Горького.

Черткова: “За день перед смертью он в беспамятстве вдруг начал материться. Матерится и матерится. Вслух. Я — ни жива ни мертва. Думаю: “Господи, только бы другие не услыхали!”

“Однажды я сказала А.М.: “Сделайте мне одолжение, и я вам тоже сделаю приятное”. — “А что ты мне сделаешь приятное, чертовка?” — “Потом увидите. А вы скушайте, как бывало прежде, два яйца, выпейте кофе, а я приведу к вам девочек (внучек, Марфу и Дарью. — П.Б. )”. Доктора девочек к нему не пускали, чтоб его не волновать, но я решила — все равно, раз ему плохо, пусть по крайней мере у девочек останется на всю жизнь хорошее воспоминание о дедушке”.

Внучек привели. Он с ними “хорошо поговорил”, простился. Волнующая сцена. Особенно если вспомнить, что невольной причиной болезни деда стали внучки, заразив его гриппом, когда он приехал из Крыма...

Дело врачей

Петр Крючков (секретарь Горького): “Если бы не лечили, а оставили в покое, может быть, и выздоровел бы”.

Значит, врачи виноваты?

Известно, что Сталин не любил врачей. Если Ленин не признавал врачей-“большевиков”, предпочитая им швейцарских профессоров, то Сталин вообще их не любил как факт. Bo-первых, он решительно не доверял врачам, поскольку опасался быть залеченным до смерти. От простуды спасался народным средством: ложился под бурку и потел. Во-вторых, медики (самая неприятная сторона профессии) каждому человеку с возрастом сообщают о его здоровье все менее и менее утешительные вещи. И вот за это Сталин особенно их ненавидел.

Почему из докторов, которые лечили Горького перед смертью, пострадали только Л.Г.Левин, Д.Д.Плетнев и А.И.Виноградов, умерший в тюрьме еще до суда (не путать с В.Н.Виноградовым, который в 1938 году как раз входил в состав экспертной комиссии, помогавшей расправе с его коллегами, а затем стал личным врачом Сталина)? Почему не осудили видного терапевта, заслуженного деятеля науки, профессора Георгия Федоровича Ланга, “под непрерывным и тщательным врачебным наблюдением” которого пребывал якобы умерщвленный докторами писатель? (…) Профессор Ланг дожил до 1948 года, основал свою научную школу, в 1945 году стал академиком, написал несколько трудов по кардиологии и гематологии и в 1951 году посмертно был удостоен Государственной премии. Конечно, это не в осуждение говорится действительно очень крупному научному работнику.

Почему не арестовали А.Д.Сперанского, ученого-патофизиолога из Всесоюзного института экспериментальной медицины (ВИЭМ)? Ведь ему Горький особенно доверял, и он обладал среди врачей, лечивших писателя, некоторым приоритетом. (…)

Даже у человека, не имеющего медицинских знаний, а просто внимательного к фактам и деталям, невольно возникают вопросы. Ведь речь идет о том самом Сперанском, который 20 июня 1936 года, через два дня после кончины Горького, напечатал в “Правде” историю его болезни. В ней он писал, что “двенадцать ночей ему пришлось быть при Горьком неотлучно (курсив мой. — П.Б. )”. Значит, Сперанский “неотлучно” наблюдал за тем, как его пациента безжалостно “убивают” его коллеги Левин и Плетнев? В том числе вводя больному чрезмерные дозы камфары... (…)

Врачи виноваты? Но почему на процессе осудили одних и не тронули остальных? Никакой объективной логики в “деле врачей” не было. И это мог понять каждый, кто хотя бы внимательно читал газеты того времени.

Сегодня объективно доказана невиновность врачей, лечивших Горького. Об этом пишет академик Е.И.Чазов, исследовавший историю болезни писателя, медицинские записи и заключение вскрытия. “В принципе, — пишет он, — можно было бы не возвращаться к вопросу о точности диагностики заболевания А.М.Горького, учитывая, что даже при современных методах лечения, не говоря уже о возможностях 1936 года, та патология, которая описана даже в коротком заключении, как правило, приводит к летальному исходу”.

Не будем забывать, что Горький был трудным пациентом. Каждый его приезд в Москву из Крыма сопровождался пневмонией. При этом Горький до конца жизни в сутки выкуривал по нескольку десятков (!) папирос.

Просто у Сталина был зуб именно на Левина и Плетнева. И первый, и второй отказались подписать ложное заключение о смерти жены Сталина Надежды Аллилуевой от аппендицита (на самом деле застрелилась).

К тому же Левин лечил родственников Сталина, постоянно маячил перед его глазами и одним этим его раздражал. Плетнев же был строптивым человеком и вдобавок личным врагом А.Я.Вышинского, обвинителя на процессе 1938 года. Вот и вся логика...

Но зачем врачи так спешили со вскрытием? Они просто боялись! Они торопились убедиться в верности своего диагноза, лечения. Ведь любая ошибка стоила бы им жизни.

Тем не менее загадочная фраза Крючкова (“Если бы не лечили… может быть, и выздоровел бы”), а также та поспешность, с которой делалось вскрытие, наводит на нехитрую мысль. В самом деле — не залечили ли Горького? Не по приказу Ягоды и не по желанию Сталина. Из-за чрезмерного... энтузиазма. Из-за той чудовищной нервозности, которая творилась в Горках-10 в последние дни жизни писателя. Из-за неизбежного столкновения врачебных амбиций (17 врачей, и все лучшие, все “светила”!). Из-за понятного страха ошибиться или “недолечить” государственно важного пациента, за которого голову снимут.

О страхе советских медиков перед властью пишет в “Московском дневнике” Ромен Роллан, летом 1935 года посетивший СССР и гостивший у Горького. В Москве и Горках занедужившего Роллана наблюдали как раз Левин и Плетнев. “До какой степени осторожными вынуждены быть советские врачи, я начинаю понимать, когда доктор Плетнев говорит мне: “К счастью, сегодняшние газеты пишут о вашем переутомлении. Это позволяет мне высказаться в том же смысле”.

И наконец, все доктора прекрасно понимали…

Сталин не любил врачей.

В конце сентября 1935 года Алексей Максимович Горький приехал из Москвы в Крым, в Тессели. Рядом с ним был только один близкий ему человек - Олимпиада Дмитриевна Черткова (Липа).

Загадки истории России / Николай Непомнящий. — М.: Вече, 2012.

У постели больного А. М. Горького. Художник В. П. Ефанов. 1944 г.

Алексей Максимович уже давно находился «под колпаком» у власти. В Крыму же он был практически в полной изоляции. Даже Крючков, его многолетний секретарь и бессменный осведомитель Лубянки, остался в Москве. Сталин и глава НКВД Генрих Ягода перестали отвечать на письма писателя.

Казалось бы, теперь он стал власти неинтересен. Однако всего полгода назад его не пустили в Париж на Международный конгресс писателей в защиту культуры. А в Тессели он по-прежнему был окружен сотрудниками НКВД в форме и в штатском. К Горькому почти никого не допускали, вся его корреспонденция просматривалась.

Но вот в конце мая 1936 года заболели гриппом Марфа и Дарья, две его любимые внучки, оставшиеся в Москве. У Алексея Максимовича появился предлог вырваться из крымского заточения. Он немедленно выехал в Москву. 27 мая он уже в столице, навестил своих внучек, побывал на могиле сына на Новодевичьем кладбище, принял у себя на Малой Никитской руководителей комсомола, а потом приехавшего из Ленинграда своего давнего друга Николая Буренина. А 1 июня он серьезно заболел. Диагноз - грипп, а дальше - крупозное воспаление легких и сердечная недостаточность…

Болезнь развивалась точно так же, как два года назад у сына Максима. А сына, он был почти уверен в этом, убили сотрудники НКВД. Теперь Алексей Максимович в Горках, там, где двенадцать лет назад умер Ленин. Лечили и консультировали писателя 17 (!) самых известных врачей из Москвы и Ленинграда. Но больному становилось все хуже. «Правда» с 6 июня 1936 года начала публиковать бюллетени о здоровье Горького.

8 июня врачи признали его состояние критическим. И тут раздался звонок из Кремля. Сообщили, что в Горки едут Сталин, Молотов и Ворошилов. Черткова (она была акушеркой) на свой страх и риск ввела Алексею Максимовичу очень большую дозу камфары. «Результат оказался ошеломительным, - пишет Аркадий Ваксберг в своей недавно вышедшей книге «Гибель Буревестника», - Сталин ожидал увидеть если еще не труп, то уже умирающего, а увидел писателя, к которому явно вернулась жизнь». Горький не пожелал говорить о своей болезни - перевел разговор на «текущие дела»: об издании «Истории гражданской войны», «Истории двух пятилеток»… Сталин потребовал вина, и трое «вождей», выпив за здоровье «великого пролетарского писателя», отбыли в Москву.

К 16 июня наступило настолько очевидное улучшение, что врачи решили: кризис миновал. Но в ночь на 17-е вдруг, без всякого видимого повода, ситуация резко изменилась. Горький начал задыхаться, пульс делал невероятные скачки, температура то сильно поднималась, то внезапно падала, губы посинели…

В 11 часов 10 минут утра 18 июня наступила смерть. Тело Горького еще не успели вывезти из Горок, как Генрих Ягода лично опечатал все комнаты, бегло просмотрев бумаги писателя. Через два дня на Красной площади состоялись похороны Горького, урну с прахом замуровали в Кремлевской стене.

Медицинские документы - история болезни, заключение о смерти, судебно-медицинская «экспертиза» на процессе «врачей-убийц» 1938 года, ретроспективная экспертиза 1990 года и другие - полны противоречий и не отвечают на главный вопрос, от чего же, собственно, Горький умер. Всю жизнь его лечили от туберкулеза легких, но эта болезнь вообще не отмечена в заключении патологоанатома И. В. Давыдовского.

В медицинском заключении говорится о какой-то «тяжелой инфекции», от которой якобы наступила смерть, а в акте вскрытия - об «острой инфекции», хотя медики прекрасно знали, что инфекции «вообще» - ни тяжелой, ни острой, ни легкой - не существует, а есть конкретные, притом различные инфекции, порождающие ту или иную болезнь.

Недавно стало известно, что за те две с лишним трагические недели в Горках один за другим заболели люди из обслуживающего персонала: комендант, его жена, повар - всего семь человек, и каждому был поставлен один и тот же диагноз - ангина. У всех были симптомы, похожие на те, что отмечались у Горького. Никакого контакта с ним эти люди не имели, заразиться от него не могли, а близкие, постоянно общавшиеся с писателем, ничем не заболели. Остается предположить, что источником заражения была пища, которую готовили для Горького и которую могли есть и заболевшие. Подобную картину болезни могла вызвать сыворотка из смеси пневмококков и стафилококков.

Еще в 1933—1934 годах Генрих Ягода, в прошлом фармацевт, организовал в недрах ОГПУ-НКВД секретную лабораторию по производству ядов для устранения «врагов народа» сначала за границей, а затем и внутри страны. На Лубянке создавались специальные яды, приводящие к моментальной или быстрой смерти с имитацией симптомов других болезней. Как стало известно из частично доступных архивных документов этой лаборатории, там велись эксперименты по сочетанию различных болезнетворных возбудителей для усиления «эффекта». В опытах над живыми людьми и в их умерщвлении участвовали крупные специалисты-медики, удостоенные за свои эксперименты наград и самых высоких научных званий.

Складывается впечатление, что, дав толчок болезни Горького, инициаторы понадеялись на ее естественный ход, поскольку измученный множеством всяких недугов организм писателя был действительно очень ослаблен. Но резервные силы организма, воля Горького к жизни начали побеждать болезнь. Когда это стало очевидным (скорее всего - 16 июня), болезни решили «помочь»…

Отметим еще некоторые, почти мистические странности тех драматических дней. Алексей Максимович заболел, как уже говорилось, 1 июня, а «профессор-философ» Юдин, он же секретарь Союза писателей и негласный сотрудник НКВД, еще 31 мая говорил своим знакомым, что Горький смертельно болен и надежды на то, что он выживет, нет никакой.

В июне, в первые дни болезни Алексея Максимовича, в дом на Малой Никитской, а потом и в Горки (по кремлевской «вертушке») звонили неизвестные, справлялись - куда доставлять венки и посылать телеграммы соболезнования.

Несколько таких телеграмм было даже получено! На Малую Никитскую приходили люди с ордером районного архитектора на занятие «освободившегося» дома. Это был какой-то жуткий, кем-то скоординированный психологический прессинг!

Вряд ли болезнь и смерть писателя были «организованы» Генрихом Ягодой по собственной инициативе. Подобную самодеятельность в отношении крупных фигур Сталин не терпел. Значит, распоряжение убить Горького отдал сам Сталин. Но почему? Какую опасность представлял для него Горький в 1936 году?

«То, что он мог дать Сталину, он уже дал, - пишет Ваксберг. - Мертвый Горький автоматически превращался в союзника, за живого никто поручиться не мог. Его дружба с Бухариным была очевидной, дружба со Сталиным - воображаемой. Горького надо было скорее канонизировать, объявить лучшим сталинским другом, советским святым, и сделать это раньше, чем он мог что-нибудь натворить, поставив под сомнение такую возможность».

Аркадий Ваксберг излагает и другой, более конкретный мотив преступления. В 1935—1936 годах готовилась новая, «сталинская» конституция. Часть оппозиционно настроенной советской научной и творческой интеллигенции, и прежде всего Максим Горький, выдвинула идею создания так называемой «партии беспартийных», или «Союза интеллигентов», который мог бы выступить на выборах в советский парламент отдельным списком, а в дальнейшем «конструктивно помогать» правящей партии - ВКП(б).

Предполагалось, что список кандидатов в депутаты от этой партии возглавят А. М. Горький, академики И. П. Павлов, А. П. Карпинский (президент АН СССР) и В. И. Вернадский. Павлов и Карпинский были известны своим неприятием советского партократического режима. Павлов открыто говорил, что ежели то, что делают большевики с Россией, - эксперимент, то для такого эксперимента он пожалел бы предоставить даже лягушку…

Максим Горький стремился гуманизировать власть, пытался «перевоспитать» сначала Ленина, а затем Сталина. Конечно, у него ничего не могло выйти. Но Горький думал иначе. Ради этой иллюзорной цели он шел на многие жертвы, компромиссы, перешагивал через собственные нравственные принципы, и в результате потерял свободу, а потом и жизнь.

«В нише Кремлевской стены, - пишет Аркадий Ваксберг, - замурована не только тайна его жизни, но и тайна смерти - одна из самых страшных в нескончаемом ряду кровавых советских загадок».

СМЕРТЬ МАКСИМА ГОРЬКОГО

Николай Непомнящий - 100 великих загадок XX века...

«Здесь медицина неповинна…». Именно так поначалу утверждали врачи Левин и Плетнев, проводившие лечение писателя в последние месяцы его жизни, а позднее привлекавшиеся в качестве обвиняемых на процессе «правотроцкистского блока». Вскоре, однако, они «признали» умышленно неправильное лечение и даже «показали», что их сообщницами были медицинские сестры, делавшие больному до 40 уколов камфары в сутки. Но как было на самом деле, единого мнения нет. Историк Л. Флейшлан прямо пишет: «Факт убийства Горького можно считать непреложно установленным». В. Ходасевич, напротив, верит в естественную причину смерти пролетарского писателя.

Как известно, приемный сын Горького, Зиновий Пешков, сделал во Франции блестящую военную и дипломатическую карьеру, что могло крайне неблагоприятно сказаться на его ближайших родственниках в стране Советов. Об этом и предупреждал Алексей Максимович в письмах к Зиновию, прибегая к «эзопову языку». Письма писатель не доверял почте, а передавал их с оказией — через журналиста Михаила Кольцова или через близких друзей, которым полностью доверял. В этих посланиях Горького чувствовался «страх смерти», — читаем в воспоминаниях Луи Арагона, ныне хранящихся в архивном фонде «Триоле — Арагон» в Париже. Однако подлинников писем и телеграмм Горького в этом архиве нет! Не обнаружено никаких следов их присутствия и в других писательских архивах. Некоторые исследователи полагают, что Горький хотел переслать друзьям во Франции и свой личный дневник. Однако этот дневник бесследно исчез, повторив судьбу многих его писем.

В посланиях к Арагону и Триоле писатель неоднократно торопил их с приездом в Москву, настойчиво звал в СССР для нужного и не терпящего отлагательства разговора. Какого? Этого нельзя было доверить письму, и, поняв это, в мае 1936 года Эльза и Луи отправились в СССР. Путь их пролегал через Лондон и Ленинград. В северной столице они задержались на некоторое время у Лили Брик. Задержка гостей в Ленинграде выглядела странно, поскольку в это время Алексей Максимович тяжело заболел. И тем не менее Арагон медлил. Создается впечатление, что он намеренно оттягивал день приезда в Москву и появился в столице, как свидетельствуют ранее известные документы, лишь 18 июня — в день смерти Горького! Однако в интервью газете «Правда», опубликованном 16 (!) июня 1936 года, Арагон говорил, что прибыл в Москву накануне, то есть 15 июня!

Официально сообщалось, что 1 июня Горький подхватил элементарный грипп, давший серьезные осложнения. Бюллетени о состоянии здоровья писателя публиковались на первых полосах «Правды» и «Известий» — факт небывалый даже для знаменитого писателя. Создавалось впечатление, что читателей «готовят» к самому худшему, хотя к этому, кажется, не было никаких оснований.

Были два периода улучшения состояния больного. Первый относится ко времени после посещения Горького 8 июня Сталиным, Молотовым и Ворошиловым. Как писал в те дни журнал «Колхозник», «Горький буквально встал из гроба…».

Второй раз больному вдруг стало лучше с 14 по 16 июня. Горький тогда встал с постели и, по свидетельству очевидцев, произнес: «Довольно валяться! Мне надо работать, отвечать на письма!». Он побрился, привел себя в порядок, сел за рабочий стол…

О том, что случилось в последующие два дня, известно мало, но факт остается фактом: у Горького резко ухудшилось самочувствие, и 18 июня в 11.10 утра он умер…

В 1938 году проходил уже упомянутый выше процесс «правотроцкистского блока», в котором в ряду других «врагов народа» фигурировал врач Плетнев. За «умышленно неправильное лечение» великого пролетарского писателя Плетнев получил солидный срок и был отправлен в воркутинские лагеря. Там в 1948 году он встретился с отбывавшей срок немецкой коммунисткой Б. Германд. Они нередко вели беседы, в которых касались обстоятельств смерти Горького. Б. Германд после освобождения рассказала об этих беседах в своих воспоминаниях. Из них следовало, что резкое ухудшение состояния здоровья Горького 17 июня произошло из-за того, что он попробовал… конфеты, подаренные ему Сталиным! Как известно, у Ягоды была специальная лаборатория, изготовлявшая различные яды… К слову, протокол о вскрытии тела Горького не упоминает «о проверке на отравление». Сохранилось свидетельство некоего А. Новикова, бывшего капитана НКВД, с которым разговаривал участник французского Сопротивления М. Браун, оставивший об этом разговоре запись в своем дневнике: «Когда я сказал, что вскрытие должно было обнаружить отравление, если применялись яды, Новиков только рукой махнул: “Ничего ты не понимаешь! Протокол о вскрытии был составлен раньше смерти Горького!”».

Рассказ о последних днях жизни писателя был бы неполным без упоминания женщины, последней видевшей живого Горького. Ее имя — Мура Закревская-Будберг. Она прожила с Алексеем Максимовичем целых 12 лет, из них 7 лет — за границей, причем он любил ее страстно и самозабвенно. Неудивительно, что писатель посвятил именно ей свой самый крупный роман «Жизнь Клима Самгина». Мура была допущена ко всем деловым и финансовым бумагам и к самым сокровенным архивам писателя. Трагедия заключается в том, что Мура была тесно связана с ВЧК, и каждый шаг Горького моментально становился известным властям. Эта женщина прожила долгую жизнь и скончалась в 1974 году, оставив после себя сотни заметок, рисунков, конспектов и рассказов о себе. Но ни одна из этих бумажек не приблизила исследователей к разгадке тайны гибели Горького, ибо Мура заблаговременно уничтожила весь свой личный архив…

Если принять версию умышленного убийства Горького по распоряжению Сталина, то возникает вопрос: зачем было ускорять смерть писателя, который поддерживал политику «вождя народов», одобрял процесс «Промпартии» в 1930 году, весьма положительно отзывался по поводу «принудительного труда во имя перековки»? Но, с другой стороны, именно Горький так и не написал биографию Сталина, хотя ему давали такое «партийное поручение» и предоставляли для этого все необходимые материалы. Писатель ослушался вождя, а это никому не прощалось! К тому же Горький хлопотал о публикации «Бесов» Ф. М. Достоевского и защищал репрессированных писателей и ученых.

Последствиями такого неповиновения стали отказ в загранпаспорте для поездки на лечение в Италию, установление цензуры на переписку с Роменом Ролланом, перлюстрация корреспонденции, адресованной писателю… «Окружили… Обложили… Ни взад, ни вперед! Непривычно сие!» — такое отчаянное признание вырвалось у Горького в одном из писем. Убийство Кирова стало событием, положившим конец надеждам на примирение власти с интеллигенцией и большевистской оппозицией. Массовые расстрелы, ссылки, ликвидация Общества старых большевиков и Общества политкаторжан, процессы над Зиновьевым и Каменевым, по-видимому, не могли не ложиться тяжелым грузом на сердце писателя…

Ромен Роллан в своем дневнике отмечал, что причиной безвременной и не вполне естественной смерти Горького был его высокий престиж на Западе. Этого мнения придерживались многие современники писателя. Даже «обвинитель» А. Я. Вышинский в своей речи признал это: «Враги народа не могли лишить Горького возможности вести активную политическую деятельность иначе, как остановить его жизнь!».

После смерти М. Горького против его сотрудников и ближайших сподвижников начались гонения и репрессии. А некто Г. Стецкий, державший под личным контролем переписку Горького и Ромена Роллана, был назначен председателем комиссии по литературному наследию писателя. Этот факт литературоведы и по сей день иногда именуют «второй смертью» великого писателя…

Материал М. Ершова