Галина Вишневская и Мстислав Ростропович: история жизни. Как жить - история любви галины вишневской и мстислава ростроповича Жизнь в США

Они стали мужем и женой через четыре дня после знакомства и душа в душу прожили долгую и счастливую жизнь. Любовь гениального виолончелиста, интеллигентнейшего человека, трепетного возлюбленного, заботливого мужа и отца Мстислава Ростроповича и звезды мировой оперной сцены, первой красавицы Галины Вишневской была такой светлой и прекрасной, что ее, наверное, хватило бы не на одну, а на десять жизней.

Впервые они увидели друг друга в ресторане «Метрополь». Восходящая звезда Большого театра и молодой виолончелист были в числе гостей на приеме иностранной делегации. Мстислав Леопольдович вспоминал: «Поднимаю я глаза, а ко мне с лестницы снисходит богиня… Я даже дар речи потерял. И в ту же минуту решил, что эта женщина будет моей».

Когда Вишневская собралась уходить, Ростропович настойчиво предложил проводить ее. «Между прочим, я замужем!» - предупредила его Вишневская. «Между прочим, это мы еще посмотрим!» - ответил он ей. Потом был фестиваль «Пражская весна», где и произошло все самое главное. Там Вишневская, наконец, его разглядела: «Худущий, в очках, очень характерное интеллигентное лицо, молодой, но уже лысеет, элегантный, - вспоминала она. - Как потом выяснилось, узнав, что я лечу в Прагу, он взял с собой все свои пиджаки и и менял их утром и вечером, надеясь произвести впечатление».

На ужине в пражском ресторане Ростропович заметил, что его дама «более всего налегала на соленые огурцы». Готовясь к решающему разговору, виолончелист пробрался в комнату певицы и поставил в ее шкаф хрустальную вазу, наполнил ее огромным количеством ландышей и… солеными огурцами. Ко всему этому приложил пояснительную записочку: дескать, не знаю, как вы отнесетесь к такому букету, и поэтому я, чтобы гарантировать успех предприятия, решил добавить к нему соленый огурец, вы их так любите!..

Вспоминает Галина Вишневская: «В ход шло все что только можно, - до последней копейки своих суточных он бросил мне под ноги. В буквальном смысле слова. В один из дней мы пошли гулять в сад в верхней Праге. И вдруг - высокая стена. Ростропович говорит: “Давайте перелезем через забор”. Я в ответ: “Вы что, с ума сошли? Я, примадонна Большого театра, через забор?”. А он - мне: “Я сейчас вас подсажу, потом перепрыгну и вас там поймаю”. Ростропович меня подсадил, перемахнул через стену и кричит: “Давайте сюда!” - “Посмотрите, какие лужи тут! Дождь же только что прошел!”. Тогда он снимает с себя светлый плащ и бросает на землю. И я по этому плащу прошлась. Он кинулся меня завоевывать. И он меня завоевал».

«Каждый раз, когда я смотрю на Галю, я снова женюсь на ней»

Роман развивался стремительно. Через четыре дня они вернулись в Москву, и Ростропович поставил вопрос ребром: «Или ты сейчас же придешь жить ко мне - или ты меня не любишь, и все между нами кончено». А у Вишневской - 10-летний надежный брак, верный и заботливый муж Марк Ильич Рубин, директор Ленинградского театра оперетты. Они через многое прошли вместе - он не спал день и ночь, пытаясь достать лекарство, которое помогло спасти ее от туберкулеза, их единственный сын умер вскоре после рождения.

Ситуация складывалась непростая, и тогда она просто убежала. Отправила мужа за , а сама покидала в чемоданчик халат, тапочки, что попало и - бегом. «А куда бежать? Я даже адреса не знаю, - вспоминала Галина Павловна. - Звоню Славе из коридора: “Слава! Я иду к тебе!”. Он кричит: “Я тебя жду!”. А я ему ору: “Не знаю, куда ехать!”. Он диктует: улица Немировича-Данченко, дом такой-то. Я по лестнице вниз бегу, как сумасшедшая, ноги подкашиваются, не знаю, как я себе голову не разбила. Села и кричу: “Улица Немировича-Данченко!” А таксист уставился на меня и говорит: “Да вы пешком дойдете - это рядом, вон там, за углом”. А я кричу: “Я не знаю, вы меня везите, пожалуйста, я вам заплачу!”».

И вот машина подъехала к дому Ростроповича. Вишневскую встретила его сестра Вероника. Сам он пошел в магазин. Поднялись в квартиру, открывают дверь, а там - мама, Софья Николаевна, стоит в ночной , с вечным «Беломором» в углу рта, седая коса до колена, одна рука ее уже в халате, другая никак в рукав попасть не может от волнения... Сын три минуты назад объявил: «Сейчас приедет моя жена!».

«Села она так неловко на стул, - рассказывала Галина Павловна, - а я села на свой . И все вдруг расплакались, заревели. В голос заголосили!!! Тут открывается дверь - входит Ростропович. Из авоськи у него торчат какие-то рыбьи хвосты и бутылки шампанского. Орет: “Ну, вот и познакомились!”».

Когда Ростропович регистрировал в районном загсе по месту прописки Вишневской свой брак, регистраторша сразу узнала знаменитую солистку Большого театра и поинтересовалась, за кого же она выходит замуж. Увидев довольно-таки невзрачного жениха, регистраторша сочувственно улыбнулась Вишневской, а с трудом прочитав фамилию «Ро... стро... по... вич», сказала ему: «Ну, товарищ, у вас сейчас есть последняя возможность сменить свою фамилию». Мстислав Леопольдович вежливо поблагодарил ее за участие, но фамилию менять отказался.

«Без меня не рожать!»

«Когда я сообщила Славе, что у нас будет ребенок, счастью его не было предела. Он немедленно схватил томик сонетов Шекспира и с упоением стал мне их читать, чтобы я, не теряя ни минуты, прониклась прекрасным и стала создавать в себе что-то столь же возвышенное и прекрасное. С тех пор эта книга лежала на ночном столике, и как соловей над соловьихой поет по ночам, когда она высиживает птенцов, так и мой муж всегда перед сном читал мне прекрасные сонеты».

«Подошло время разрешаться от бремени. Слава в это время был на гастролях в Англии. И он просил, настаивал, требовал, умолял, чтобы я непременно дождалась его. “Без меня не рожать!” - кричал он мне в телефонную трубку. И, что самое смешное, требовал этого и от остальных представительниц “бабьего царства” - от матери и сестры, словно они могли по щучьему велению остановить схватки, начнись они у меня.

И я дождалась! Вечером 17 марта он вернулся домой, окрыленный успехом гастролей, счастливый и гордый тем, что домашнее бабье царство выполнило все его приказы: жена, еле шевелясь, сидит в кресле в ожидании своего повелителя. И вот как у фокусника из волшебного ящика появляются всевозможные чудеса, так и из Славиного чемодана полетели на меня фантастические шелка, шали, духи и еще какие-то невероятно красивые вещи, которые я не успевала и рассмотреть, и, наконец, вывалилась оттуда роскошная шуба и упала мне на колени. Я только ахала и от изумления не могла произнести ни слова, а сияющий Слава ходил вокруг и объяснял:

Вот это пойдет к твоим глазам... Из этого ты закажи концертное платье. А вот эту материю только я увидел, мне стало ясно, что это специально для тебя. Вот видишь, как хорошо, что дождалась меня, - я всегда бываю прав. Теперь у тебя будет хорошее настроение и тебе легче будет рожать. Как только станет очень больно, ты вспомни про какое-нибудь красивое платье, и все пройдет.

Его просто распирало от гордости и удовольствия, что он такой замечательный, такой богатый муж, что смог преподнести мне такие красивые вещи, каких нет ни у одной артистки театра. А я-то знала, что мой “богатый” муж и, как уже тогда писали английские газеты, “гениальный Ростропович”, чтобы иметь возможность купить для меня все эти подарки, наверняка за две недели гастролей ни разу не пообедал, потому что получал за концерт 80 фунтов, а остальные деньги... сдавал в советское посольство».

18 марта 1956 года родилась их первая дочь. Галина Павловна вспоминает: «Я хотела назвать ее Екатериной, но получила от Славы жалобную записку. “Умоляю тебя не делать этого. Мы не можем назвать ее Екатериной по серьезным техническим причинам - ведь я буквы “р” не выговариваю, и она еще будет меня дразнить. Давай назовем ее Ольгой». А через два года на свет появилась и вторая девочка, которую назвали Еленой.

Классик домостроя

«Отцом он был необыкновенно нежным и заботливым, и вместе с тем - очень строгим. Доходило до трагикомедий: Слава очень много гастролировал, и я все пыталась его урезонить, объясняла, как он нужен своим подрастающим дочерям. “Да, ты права!” - соглашался он… и начиналось стихийное занятие музыкой. Он звал девочек. У Лены глаза заранее были на мокром месте - так, на всякий случай. А вот Оля была его коллегой-виолончелисткой, очень бойкой девочкой, всегда готовой дать отпор. Вся тройка торжественно исчезала в кабинете, а через четверть часа оттуда уже неслись крики, вылетал Ростропович, хватающийся за сердце, и следом за ним ревущие дети.

Он обожал своих дочерей, ревновал их и, чтобы к ним на даче не лазили мальчики через забор, посадил вокруг него кустарник с большими шипами. Занимался он столь важным вопросом со всей серьезностью, и даже консультировался у специалистов, пока, наконец, не нашел надежный сорт, чтобы, как он мне объяснил, все кавалеры клочки своих штанов на шипах оставляли.

Он совершенно не мог видеть джинсы на девочках: не нравилось, что зады им обтягивают, соблазняют мальчишек; и мне выговаривал, зачем привезла их из-за границы. И вот, приехав как-то после дневного спектакля на дачу, я застала там полный мрак и траур. По земле стелился густой черный дым, на открытой веранде нашего деревянного дома догорал костер. На полу лежала кучка пепла, а над нею стояли трое - торжественный Слава и зареванные Ольга и Лена. Горстка пепла - вот все, что осталось от джинсов. И все-таки, несмотря на всю его строгость, девочки боготворили отца».

Четыре дня

Впереди у них было счастливое, но очень тяжелое время: дружба с опальным Солженицыным, лишение гражданства СССР, скитания, успех и востребованность на мировой музыкальной сцене, прилет Мстислава Леопольдовича в Москву во время августовского путча 1991 года, возвращение в уже новую Россию.

Ростропович никогда не боялся показать свое отношение к власти. Однажды после триумфальных гастролей в Соединенных Штатах его пригласили в советское посольство и объяснили, что львиную долю гонорара он должен сдать в посольство. Ростропович возражать не стал, он только попросил своего импресарио купить на весь гонорар фарфоровую вазу и вечером доставить ее в посольство, где был назначен прием. Доставили немыслимой красоты вазу, Ростропович взял ее, полюбовался и... разжал руки. Ваза, ударившись о мраморный пол, разлетелась на кусочки. Подобрав один из них и аккуратно завернув в носовой платок, он сказал послу: «Это - мое, а остальное - ваше».

Другой случай - Мстислав Леопольдович всегда хотел, чтобы на гастролях его сопровождала жена. Однако Министерство культуры ему в этой просьбе неизменно отказывало. Тогда друзья посоветовали написать ходатайство: мол, ввиду моего плохого здоровья прошу разрешить, чтобы меня в поездке сопровождала жена. Ростропович письмо написал: «Ввиду моего безукоризненного здоровья прошу, чтоб меня в зарубежной поездке сопровождала жена Галина Вишневская».

…Золотую свадьбу звездная чета праздновала в том самом ресторане «Метрополь», где Вячеслав Леопольдович впервые увидел свою богиню. Ростропович показывал гостям чек на 40 долларов, который ему вручил журнал «Ридерз дайджест». Корреспондент, когда брал у него интервью, спросил: «Правда, что вы женились на Вишневской через четыре дня после того, как впервые ее увидели? Что вы думаете по этому поводу?». Ростропович ответил: «Я очень жалею, что потерял эти четыре дня».

Фрагмент из цикла В. Б. Чернова "Искушения и искусители. Притчи о великих"

Виолончель
Бывало, Мстислав Леопольдович, весь в кружевах, полеживал в футляре для виолончели и предавался мечтам. Родители держали Великого Маэстро в ящике, пропахшем канифолью, чтоб куда-нибудь не завалился. Очень берегли. Детство, пропахшее канифолью, сделало его в некотором роде токсикоманом. Вне канифольных паров он чувствовал себя обездоленным.

Л еопольд Витольдович Ростропович

Леопольд Ростропович со своим аккомпаниатором Софьей Федотовой

Однажды родители, усевшись помузицировать: мама — за рояль, папа — за виолончель,
— обнаружили свое чадо пристроившимся в уголку со шваброй между колен и прутиком в правой руке, которым, сопя, возил он по швабре под музыку папы.

— Боже мой, Слава! — сказали родители. Славой звали его в детстве. Славой зовут по сию пору. На славу он был обречен.

Леопольд и Софья Ростропович с дочерью Вероникой и сыном Мстиславом

С тех пор как он уехал, я не видел его играющим на виолончели. Тогда смотреть на это было нестерпимо. Это было что-то запретное, почти неприличное. Это был какой-то эротический экстаз. Я видел, как, сжав виолончель ногами, он берет ее за горло и, оттопырив нижнюю губу, хлещет смычком, маленький владыка со вставшим дыбом венчиком волос, извлекая из тела ее звуки такой страсти, и откидывается в упоении! Господи, до чего им было хорошо!

— Ну еще бы, — сказал он мне своей картавой скороговоркой, — еще бы, ха-ха! Все виолончелисты чувствуют в ней партнершу. Сама форма ее, э-э, формы… располагают. Это, знаешь ли, женское начало. Рубенс! Да-а-а!.. Знаешь, меня просто потрясло, когда я узнал, что во французском языке виолончель — мужского рода! А контрабас, представляешь, женского! Чушь какая! Я заявил «бессмертным», что следует пересмотреть французский язык!

— Каким «бессмертным»?

— Ну, «сорок бессмертных», Французская академия. О-о! Это зрелище! Одеты как при Людовике XIV, платье обшито золотом, шляпы с перьями, шпаги. Ну! Шпага очень дорогая, 65 тысяч долларов. Каждый должен купить ее себе сам. Откуда у меня в те времена такие деньги? А меня уже обсуждают, уже приглашают, там место освободилось. Там берут новеньких, только если кто-нибудь из «бессмертных», э-э, так сказать, умер, их же всегда должно быть сорок. А умер мой большой друг — английский скульптор Хенри Мур. И меня выбирают вместо него. Я, надо сказать, растерялся. Шпаги нету.

Но у меня были друзья! Они купили мне шпагу, скинулись и купили. Вот тебе, говорят, иди, вступай! Да дело-то в том, что при вступлении надо было произнести часовую речь, посвященную своему предшественнику. Я бы и произнес, да говорить-то надо по-французски. А я и сейчас по-французски, ну… потрепаться еще могу, а серьезную речь! Но у меня был друг Бенджамин Бриттен, он же большой друг Хенри Мура. Бриттен написал сюиту для виолончели-соло, закончив ее замечательной частью
— «Со святыми упокой». Ага! Сыграю-ка я им вместо речуги эту сюиту! Вот так, общими усилиями, друзья экипировали меня до зубов. Со шпагой и сюитой я уже вполне смотрелся.
И все равно хоть пару слов сказать было бы надо. Я эту пару слов написал на бумаге русскими буквами и, встав перед «бессмертными», картавя и шепелявя, зачитал им свое предложение пересмотреть французский язык. Надо сказать, они обалдели. Ну, я поскорее начал играть, в результате чего, надеюсь, они убедились, что я прав. Во всяком случае, мое выступление в конце концов им очень понравилось. Но пересматривать французский язык они почему-то не захотели. Жаль.

— Интересно, а швабру в детстве ты тоже воспринимал как…

— Не-не-не, я же был маленький. Если бы родители вздумали учить меня играть, допустим, на барабане, я стал бы играть на барабане. Я просто музыку очень любил. И до сих пор люблю, между прочим. Всякую. Я и оперу люблю, и оперетту. Просто музыку. Знаешь, где-то лет до четырех, честное слово, я был очень талантливым парнишкой, даже сочинил какое-то произведение, отец его записал. Заканчивалось оно, помнится, отвратительно. С тех пор я начал терять свой талант. Кое-что осталось, но мало.

Вероника Леопольдовна, сестра: В детстве Славка очень любил конфеты. А я поспать. Или почитать. А мы учились в музыкальной школе. Славка только начинал, а я вовсю играла уже на скрипке. И вот родители оставляют нас одних, прикрывают такие двустворчатые двери (мы жили в коммуналке, но у нас были две комнаты, разделенные этими дверьми), уходят в соседнюю, чтобы не мешать мне заниматься: я должна быть примером для младшего братишки, с детства должен он видеть, что взрослые неустанно работают, так же, как всю жизнь работали папа и мама. Труд, труд и труд. И они уходят, и я говорю одними губами: «Слава-а! А у меня конфеты есть!» Славка тут же образуется рядом. Я даю ему конфет, беру книжку, ложусь и!.. А он, сообразительный малыш, уже знает, чего делать: жует конфету, берет мою скрипку, ставит ее, как виолончель, между ног и начинает играть мой урок. А я представляю, как родители удовлетворенно переглядываются, услышав мои быстрые пассажи.
И ведь он выучил весь мой репертуар, он даже концерт Мендельсона играл, причем свободно, все сложные технические вещи. Он играл так, что наш папа, профессор консерватории, так никогда и не догадался, что все это играю не я и вообще не скрипач.
Хотя лентяй он при этом был порядочный и предпочитал делать лишь те вещи, которые ему нравились, а нравилось ему делать бог знает что. Ему было лет, наверное, десять, когда он, влезши на табурет, а это была его собственная табуреточка, с подрезанными ножками, чтобы ему удобней было играть, маленькому, стал на этом табурете делать ласточку, то есть весь растопырился и качается. А я как раз вхожу. И вижу: он стоит в этой своей дурацкой ласточке, и качается, и смотрит на меня, и начинает падать, потому что табуретка под ним поехала. И он шлепнулся, и закричал, и заплакал, а он очень сдержанный, никогда он от боли не плакал, но сейчас плакал, потому что, оказывается, руку сломал. Две косточки у основания кисти — пополам, я беру его руку, а она вот так висит на коже, ступенькой. Тут и я заорала. И какая рука! Смычковая, правая!
Довоенные годы, семья музыкантов, музыкой защищенная от жизни, талантливый ребенок, чье будущее выстраивается само собой, но он мимоходом ломает себе руку и… другая судьба. Больница, гипс, месяц в гипсе, снимают и видят, что сломанные эти косточки срослись ступенечкой, как их сложили замечательные доктора, так они и срослись, и двигаться больше не могут. Увы, конец вам, Мстислав Леопольдович, как виолончелисту. Советская медицина тут бессильна. Нет, вот парафин, массаж, гимнастика, со временем кисть будет даже шевелиться, но это, увы, все, что мы можем. Не надо делать ласточек на табуреточках. На музыке ставим крест.
Отчаяние родителей, угрюмость пострадавшего. Сопротивление материала.
И тут он ушел в себя. Буквально. Ото всех. Он сидел и часами развивал эту руку. Он выходил из себя, когда его пытались от этого занятия отвлечь, он топал на отвлекающих ногами. А ведь достаточно было взглянуть на эту искривленную лапку, чтобы понять: никогда не удастся взять ею смычок так, как положено. А он кричал: не мешайте! Мне надо заниматься, а она не работает!!! Он взял судьбу в свою руку. И он поворачивал ее миллиметр за миллиметром, и вы знаете, вдруг однажды он ухватил ею смычок. Да, не так, как положено, но! И еще пуще набросился на эту калеку и терзал ее, добиваясь, чтобы смычок поплыл в ней с нужным нажимом в любой его части.

Я слышал и прежде, что весь успех Ростроповича в его особой технике, которую он изобрел, чтобы всех победить. Смотрите: шпиль, которым обычно виолончель упирается в пол под углом, у него повернут и поставлен вертикально, от чего инструмент ложится удобней, а заметили вы, как он держит смычок? Обычному музыканту и руку-то не вывернуть эдаким манером. А он как-то вот так выворачивает, и уникальный получается звук. И многие наповорачивали свои шпили, многие в отчаянии выкручивали себе руки, надеясь играть, как он. А!
В очередной приезд его я после первых же фраз кинулся на оторопевшего Маэстро, вцепился в его несчастную правую руку, требуя показать. Он снисходительно закатал рубашку и устрашающе подвигал до сих пор торчащими ступенькой косточками, как рычагами. Знают ли неистовые последователи, что спрятано у Мстислава Леопольдовича под манжетой?

— Да-да, меня не раз просили научить так же держать руку. Я отвечал: такую возможность вы уже упустили. Для этого вам следовало не просто руку сломать, но жить при этом в Советском Союзе в период окончательной победы социализма.

— Но ведь в конце-то концов все эти приспособления: более высокая подставка под струны, иначе поставленный шпиль, — все лишь для того, чтобы извлечь наконец из виолончели ее собственный, полный голос. А ведь голоса-то разные?

— Голоса разные. Хотя однажды у меня была встреча с уникальным инструментом. В
1942 году, в эвакуации, в Оренбурге, по-тогдашнему — Чкалов, когда умер мой отец, меня, четырнадцатилетнего мальчишку, взяли с собой в гастрольную поездку по районным городкам, госпиталям артисты Ленинградского Малого оперного театра, Малегота. Я взял с собой не отцовскую итальянскую виолончель, пожалел, а казенную из музучилища. Вот это был замечательный инструмент. Он был сколочен из крепких досок, при этом на нем голубой краской был крупно выведен инвентарный номер. Номер восемь. Помимо полного отсутствия звука этот замечательный инструмент имел еще одно очень важное свойство: на нем можно было сидеть. Это была виолончель, просто созданная для поездок в тамбурах, причем никакого футляра ей не полагалось, она в нем не нуждалась, достаточно было тряпочного чехла с лямкой.

— Виолончель-пэтэушница?

— Примерно. Но мы с ней производили фурор в госпиталях, на концертах. У меня был номер, который пользовался у слушателей феноменальным успехом. Выходит щупленький мальчишечка зелененького цвета, выволакивает за собой здоровенную виолончель, ухватывается за нее, и тут ведущий, а был у нас такой Дон Борисович Лютиков, объявляет во все горло: «А сейчас Слава исполнит вам „Муки любви“!» Зал валился на пол от хохота, а я как дурак играю этому изнемогающему от веселья залу вполне серьезную, трогательную вещь. Думаю, веселью способствовали и звуки, которые издавала моя могучая подруга.

А с нами ехал замечательный человек Борис Осипович Гефт, тенор. Он был настоящий певец, потрясающе чувствовал звук. И он замечательно ко мне относился. Я ему явно нравился. Но он не фамильярничал, напротив, вел себя эдак по-отцовски, и вот он приходил в угол, который я занимал, располагался, как мэтр, ногу на ногу, и заказывал: «Слава, а сыграйте-ка вы мне „Арию“ Баха». И я, счастливый, с большим настроением ему играл. С тем большим настроением, что это был единственный человек, который звал меня на «вы» и явно любил. Бывает такая симпатия между мальчишкой и взрослым, когда приязнь выражается не комплиментами, а ворчанием. Да и вообще теноров в простомузыкантье не считают большими философами, мягко выражаясь, поэтому, выслушав со вниманием мою игру, он по окончании обычно заявлял: «Слава! Вы сапожник! А не музыкант! Вы должны целыми днями сидеть и заниматься, а вы что?» Он знал, что моя виолончель не звучит, но он требовал, чтобы я и из нее извлекал надлежащие звуки. Вот такой потрясающий тиран. Я разозлюсь на него, больше не хочу с ним общаться. Но вот он опять приходил, усаживался, ладонь под
щеку и просил: «А давайте „Арию“ Баха!»

— А есть самая лучшая в мире виолончель?

— Есть. Я с ней встретился в 1956 году в Америке. По-моему, я был третьим советским артистом, появившимся там после революции. До меня туда забирались лишь Ойстрах и Гилельс. Я играл в Нью-Йорке, в небольшом зале, знали меня мало, было немного народу, зато все виолончелисты Нью-Йорка пришли на этот концерт, а потом — за кулисы. И пришел с ними один милый человек, Джером Ворбург, банкир и страшный любитель виолончельной музыки. И вот он спросил: «Слава, а хочешь взглянуть на Страдивари „Дюпор“?» И тут меня затрясло. Дело в том, что все великие инструменты имеют имена. Обычно это имена великих музыкантов, которым они принадлежали. Есть Страдивари «Дизаи», Страдивари «Сарасате» или Гварнери «Паганини» и так далее. Так Страдивари «Дюпор» — величайшая виолончель, которая когда-либо существовала. А Дюпор — классик виолончельной музыки, я его этюды играл еще в Москве, на них все учатся. Однажды Дюпор играл в Тюильри императору Наполеону. И Наполеону так понравилось, что он пришел за кулисы и говорит Дюпору: «Дайте-ка мне вашу виолончель, хочу попробовать сам». Взял, уселся, и тут раздался истошный крик
Дюпора. Дело в том, что у Наполеона на сапогах были шпоры. Но оказалось, что поздно. Одной шпорой он уже процарапал виолончель. Вот эту легендарную вещь с царапиной Наполеона мне и предлагалось посмотреть.

Ночь я не спал. Я думал об этой виолончели. Я понимал, что поскольку никогда не буду ею обладать, думал, может, не стоит и встречаться, но соблазн был велик, человек слаб. Наутро я отправился на свидание с ней. И вот мне ее показали. И я попросил разрешения до нее дотронуться. И мне разрешили, а жена Ворбурга сделала полароидный снимок этого касания. Я коснулся мифа. И повез в Москву снимок-доказательство. Ну, это примерно как если бы поклонник итальянского кино из города Копейска продемонстрировал приятелям снимок, на котором он обнимает Софии Лорен. В те-то годы.

Его вышибли из Москвы 26 мая 1974 года. Вышвырнули, все отобрав на таможне. «Но это же мои награды», — мямлил он таможеннику, сгребавшему конкурсные медали, значок лауреата Сталинской премии. «Это, гражданин Ростропович, — отвечал ему таможенник, — награды не ваши, это награды государственные». — «Но тут же международные награды, и они не из латуни, из золота». — «А это не награды, это ценные металлы, которые вы хотите вывезти за границу!» Ему оставили только собаку Кузю. Поскольку был не из драгоценных металлов, да еще и пришлось бы государству здоровенного Кузю кормить.
Вдвоем с Кузей они оказались за границей. В Англии. Куда въехать с собакой дело нешуточное. И бедного Кузьму, избалованного, роскошного, родоначальника всех московских ньюфаундлендов, сразу схватили и бросили за решетку. В карантин. На полгода. И несчастному хозяину, самому оставшемуся без гроша, ничего не оставалось, как своего страдальца навещать и носить ему передачи.
А денег действительно не было ни гроша, не было ни одного контракта, все контракты подписываются заранее, а значит, ни единого способа денег заработать.

Александр Галич, Галина Вишневская, Михаил Барышников, Мстислав Ростропович, Иосиф Бродский. Нью-Йорк, 1974

Но у него, вы уже помните, были друзья. И он начал с того, с чего начинал всякий советский человек на новом месте. Он начал занимать у друзей деньги. Разрушительный путь, и многие, ступившие на него, так с пути этого и не сошли. «Но вдруг мне позвонил дядя Марк, Марк Шагал, и говорит: „10 сентября открывается моя мозаика в Первом американском банке в Чикаго. Не смог бы ты сыграть на этом открытии Баха?“ Суди сам, я же не мог отказать дяде Марку?»
Действительно. Так он прилетел в Чикаго, зашел в гостиничный номер, услышал телефонный звонок, взял трубку, и женский голос сказал ему: «Слава, может быть, вы меня не вспомните, я вдова Джерри Ворбурга. Он умер два года назад и перед смертью сказал: „Предложи нашу виолончель Ростроповичу.
Если он ее не купит, пусть она навсегда останется в нашей семье“. Я знаю, купить ее вы не можете, но звоню, выполняя последнюю волю мужа».
Паузы не было, хотя она предполагалась. Ростропович ответил мгновенно, покрываясь мурашками от наглости произносимого: «У вас единственный шанс безукоризненно выполнить волю вашего покойного мужа — немедленно прислать мне эту виолончель». Вот теперь пауза. Вдова Ворбург глубоко вздохнула: «Хорошо, я сейчас посмотрю расписание самолетов и, если успею, пришлю ее вам».
В Америке все просто. Перед самым началом концерта распахнулась дверь, за ней стоял человек, держа в руках Страдивари «Дюпор». Не изменившись в лице, Мстислав Леопольдович недрогнувшей рукою взял за горло материализовавшееся сокровище, обнаружив одновременно, что струны на нем не те, к каким он привык, но переставлять их не было уже времени, он взял за горло свою новую партнершу и на подгибающихся ногах отправился играть.

— В маленьком зале, у камина, я играл третью сюиту Баха, все плыло у меня слегка перед глазами, в руках моих пела моя виолончель…

— Как первая брачная ночь? С королевой фей? А как же расплата?

— А у меня был друг, Пауль Сахер, в Швейцарии. Я поехал к нему на другой же день и сказал: «Ты можешь составить счастье моей жизни?» И рассказал ему все. Он спросил: «Сколько тебе надо?» И тут же выписал чек. А вообще оформлена была покупка за один доллар. Так принято, когда продается вещь, не имеющая цены. И даже те бешеные деньги, которые я заплатил, — ничто, этот инструмент — достояние человечества. А я на нем играю. Я заказал для него специальный футляр, металлический, тяжелый, как сейф, на колесиках. И вожу за собой этого бегемота.

— Итак, отношения с виолончелью выяснились до конца?

— А никаких отношений больше нет. С некоторых пор я не могу понять, где мы с ней разъединены. У меня есть два моих портрета, один давнишний, Сальвадора Дали, другой, сделанный позже, такого замечательного художника Гликмана, он живет в Германии, ему за восемьдесят сейчас. Так у Дали мы вдвоем с виолончелью, я ее держу, все отлично. А у Гликмана — я есть, а виолончель стала таким красным пятном у меня на животе, вроде вскрытой брюшины. И в самом деле, я ощущаю ее теперь так, как, видимо, певец ощущает свои голосовые связки. Никакого затруднения при воспроизведении звуков я не испытываю. Я же говорю, не отдавая себе отчета — как. Так же и играю, безотчетно. Она перестала быть инструментом.

Ростропович и Муза", Гавриил Гликман.

— Ей, наверное, обидно. Так раствориться…

— Еще как обидно-то! Ничего, потерпит.

Ну, не знаю, не знаю. С капризными этими созданиями лучше поосторожней. Чуть перегнул палку и… Тут как-то явился он на концерт в Лондон. Опаздывал, торопился. Уже в Хитроу начал нервничать, раздраженно дернул свой бесценный сейф с сокровищем, и тут же тяжелая стальная платформа, на которой закреплен футляр, ударила ему по пятке. Он вырубился. Врач сделал обезболивание, и Маэстро, прихрамывая, кинулся на концерт. И на следующий. Обезболивал и играл. Через несколько дней нога чудовищно распухла. Оказывается, пятка была раздроблена и уже началось заражение. Больница, операция. Зачем-то он позвонил в Москву Веронике.

«Откуда ты, Слава?» — «Да из больницы, сейчас сделают операцию — и я снова на ногах!» Вероника обмерла и принялась звонить Вишневской: «Галя, что у Славы с ногой?» — «С какой ногой? — рассердилась Галина Павловна. — Что за чушь?!» Потом она перезвонила уже из больницы, она уже сидела в палате возле притихшего своего мужа, который сразу осознал степень своей вины и постигшего его несчастья, со всеми доводами жены немедленно он согласился, проникся, обещал быть хорошим. И вся больница стояла уже на ушах, послушно внимая распоряжениям, которые своим знаменитым, всюду проникающим голосом отдавала прославленная жена прославленного Маэстро.

Испытывать терпение женщин Мстислав Леопольдович не рискует. Поэтому он им просто ничего не сообщает, не нагружает своими несчастьями. Всю жизнь он поворачивался к женщинам своей удачливой, праздничной стороной. Тем самым он от них очень хорошо защищен, ибо их раздражение гораздо опасней, чем возможные обиды капризной, но малоподвижной виолончели. И тем не менее женщины в его жизни по значимости всегда шли сразу за ней.

. .. из интервью Мстислава Ростроповича ("ОГОНЕК", № 34, 20 августа 1996):
- У вас два великолепных инструмента - Страдивари и Сториони. На каком из них предпочитаете играть?
- Сториони это жена, с которой я уже более 30 лет, взял ее еще из Москвы и не расстаюсь. А любовницей я считаю знаменитый инструмент Страдивариуса. Он был заказан примерно в 1709 году неким врачом из Лиона, который хотел иметь лучший в
мире инструмент. Мастер ответил: "Не гарантирую, но попробую - у меня есть замечательное дерево". Когда доктор приехал в 1711 году, Страдивариус сказал ему: готово, причем назвал ошеломительную сумму. Заказчик, сыграв на инструменте, заплатил вдвое больше... Затем эта виолончель была на аукционе продана за 30 тысяч золотых франков, попала в руки виолончелиста и композитора Дюпора. После одного из концертов в Тюильри на ней пожелал сыграть Наполеон Бонапарт. Дюпор не мог ослушаться императора, тот сел с виолончелью, музыкант вскрикнул, но - поздно: шпорой от сапога Наполеон сделал большую царапину на
боковине инструмента. Она видна до сих пор.
- В Петербург вы прибыли с верной женой или с поцарапанной любовницей?
- С женой. Понимаете, любовница должна быть красивее жены, если это возможно. В жизни я не имею любовницы: не могу найти женщины красивее Вишневской. А виолончель Страдивари-Дюпора, надо признать, красивее, чем моя жена... Поэтому иногда с ней езжу, когда играю Баха и музыку лирического плана.
(Вишневская: - Любовницу-виолончель я стерплю...)

P. S: Но Галина Вишневская после смерти музыканта продала "Любовницу" за 20 млн долларов Японской музыкальной ассоциации (некогда за "Дюпор" Ростропович заплатил 500 тыс. долларов).
На сегодняшний день виолончель Дюпора считается одним из самых дорогих музыкальных инструментов.

В заключение хочу добавить, что свой первый публичный концерт вундеркинд Слава Ростропович дал в 1940 году на парковой эстраде г. Славянска в Донбассе. Вот на этой. Я ее помню. Много раз в своем детстве я бывал там с родными на концертах и кинофильмах.

Посещения этой летней эстрады запомнились тем, что звуки, доносившиеся из раковины, подчас заглушались неумолчным шумом листвы. Курортные отдыхающие по дороге на "культурный отдых" запасались свежесломанными ветками, чтобы весь сеанс отмахиваться от поистине сатанинских комаров - эстрада находилась прямо на берегу озера, буквально в десятке метров от воды. Наверняка под этот зеленый аккомпанемент пришлось и Ростроповичу выступать.

Об этом факте своей биографии Мстислав Леопольдович поведал, вторично посетив Славянск в августе 2000 года.

Летом 1940 года в Славянске его отец, Леопольд Витольдович, возглавлял виолончельную группу курортного симфонического оркестра. И именно там 13-летний Мстислав впервые в жизни выступил публично, сыграв концерт для виолончели с оркестром Сен-Санса. Вновь сюда он приехал лишь 60 лет спустя… Повод был более чем приятный - Ростроповичу присвоили звание Почетного гражданина Славянска. Причем документальным подтверждением того, что его концертная деятельность началась именно здесь, послужили три публикации в газете «Социалистический Донбасс»)лета 40-го: от 16 июня, 3 июля и 21 августа.

На снимке - Мстислав Ростропович со своей сестрой Вероникой на могиле князя Н.Б.Голицына в Святогорском монастыре близ Славянска.

Встреча с Мстиславом Ростроповичем все перевернула с ног на голову — но сделала ее, наконец, счастливой.

Галина

Ее фамилия при рождении была Иванова. Когда началась война, Галине было 15 лет и жила она с бабушкой: отца к тому времени репрессировали, мать сбежала с другим мужчиной. Бабушки тоже вскоре не стало — она умерла в блокаду.

Девушку приняли служить в часть ПВО, что позволило ей время от времени петь перед солдатами. Так Галя встретила своего первого мужа, морского офицера, и стала Вишневской. Брак продлился несколько месяцев, но звучная фамилия осталась — и оказалась очень уместна на сцене.

Отучившись в Музыкальной школе для взрослых, Вишневская стала петь в Ленинградском театре оперетты. Ее директор — Марк Рубин — влюбился в новую солистку без памяти. Он был старше ее на 22 года, но Галина ответила на ухаживания согласием — и вышла замуж во второй раз.

В 1952 году Вишневская услышала, что Большой театр в Москве проводит то, что теперь назвали бы кастингом. И дерзнула принять в нем участие. Ее приняли сначала в стажеры, а затем сделали солисткой: она стала «козырной картой в колоде Большого театра».

Встреча

В отличие от Вишневской, Мстислав Ростропович был музыкантом по крови: отец — виолончелист, мать — пианистка. Инструмент он осваивал под их чутким руководством, и стал в итоге восходящей звездой. Статус обязывал виолончелиста участвовать в различных официальных приемах, на которых ему всегда было скучно — и Ростропович под шумок убегал.

Но в тот вечер все было иначе.

«Поднимаю я глаза, а ко мне с лестницы снисходит богиня… Я даже дар речи потерял. И в ту же минуту решил, что эта женщина будет моей», — рассказывал он через много лет.

Замужняя Вишневская на ухаживания своего ровесника ответила кокетливо: «Между прочим, я замужем!» И получила в ответ: «Между прочим, это мы еще посмотрим!»

И Ростропович бросился на осаду крепости. Для начала он раздобыл для себя место в делегации, отправляющейся на фестиваль «Пражская весна» — Вишневская тоже была в числе участников. Чемодан скромного обычно музыканта был забит костюмами и галстуками: он сложил все, что у него было, и менял наряд каждый день в надежде произвести впечатление на Галину.

Вишневской стало не до смеха: Мстислав действительно производил на нее все большее и большее впечатление, но что с этим делать, она не знала.

Решающим стал рыцарский поступок Ростроповича в Праге: чтобы любимая могла перейти через лужу, он бросил на землю свой белый плащ. Вишневская не устояла.

По возвращению из Праги Мстислав поставил вопрос ребром: или она выходит за него замуж, или между ними все кончено. Растерянная Вишневская не понимала, как сообщить об этом мужу, и в итоге просто сбежала с одним чемоданом, пока ничего не подозревающий Рубин вышел в магазин за продуктами.

С тех пор они с Ростроповичем больше не расставались.

Вместе в гонениях

Блестящая карьера, крепкая семья, трогательная и не ослабевающая с годами любовь — у этой пары было все, о чем только можно мечтать. Трудные времена настали в конце шестидесятых. Вишневская и Ростропович публично поддержали своего друга — опального Александра Солженицына.

И хотя они продолжали выступать, как прежде, но их имена пропали со страниц газет, а затем семья стала невыездной.

Чтобы получить возможность гастролировать на Западе (где у обоих было множество поклонников), Вишневская лично обратилась к Брежневу. Разрешение было получено: они с Ростроповичем уезжали на длительные гастроли, оформленные как командировка от Министерства культуры.

Обратными билетами воспользоваться не пришлось — Вишневскую и Ростроповича лишили советского гражданства.

«Выехавшие в зарубежные поездки М. Л. Ростропович и Г. П. Вишневская, не проявляя желания возвратиться в Советский Союз, вели антипатриотическую деятельность, порочили советский общественный строй, звание гражданина СССР. Они систематически оказывали материальную помощь подрывным антисоветским центрам и другим враждебным Советскому Союзу организациям за рубежом», — писала газета «Известия».

С точки зрения карьеры, изгнание не стало для них катастрофой. Великолепную оперную певицу и виртуозного виолончелиста были рады видеть на лучших мировых сценах. На родину Вишневская и Ростропович вернулись только в 1990-м — и это была уже Россия, а не СССР.

Здесь они жили счастливо еще 22 года, до самой смерти Мстислава Леопольдовича. Незадолго до этого пара отпраздновала золотую свадьбу — в том самом ресторане, где Ростропович когда-то впервые увидел свою богиню.

Мстислав Ростропович – российский дирижер и композитор, общественный деятель и ключевая фигура в музыкальном искусстве ХХ века. Лауреат разнообразных премий, народный артист СССР и супруг Галины Вишневской.

Детство и юность

Мстислав Ростропович – уроженец Баку. Музыкант родился 27 марта 1927 года. Его родители имели отношение к искусству: отец Леопольд Ростропович был виолончелистом, а мать Софья Ростропович – пианисткой. К 4 годам мальчик играл на рояле, самостоятельно сочиняя мелодии и подбирая композиции. В 8 он научился играть на виолончели. Первым педагогом юного дарования стал отец.

В 1932 году семья переехала из Баку в Москву. К 7 годам Мстислав стал учеником музыкальной школы им. Гнесиных, в которой преподавал его папа. В детстве мальчик следовал за отцом, сменяя образовательные учреждения, поэтому в 1937-м оба музыканта перешли в музыкальную школу Свердловского района. Дебютный концерт состоялся в тот же период. Мстислав выступал на сцене в сопровождении симфонического оркестра, исполняя главную партию из произведения .

Получив среднее образование, Ростропович поступил в училище при консерватории им. . Мечтой юноши было создание музыки. Но преградой на пути к реализации оказалась война. Семью эвакуировали в Оренбург, носивший тогда название Чкалов. В 14 лет юноша стал учеником железнодорожной школы и музыкального училища, где преподавал отец. Здесь Ростропович разрабатывал первые концерты.

Позднее молодой человек устроился в оперный театр, где начал сочинять композиции для фортепиано и виолончели при поддержке и наставничестве Михаила Чулаки. В 1942-м юный музыкант стал участником отчетного концерта, где был представлен как композитор и исполнитель. Выступление произвело фурор. Дарование оценили публика, критики и журналисты, отметившие чувство гармонии, музыкальный вкус и талант Ростроповича.

В 1943 году семья музыкантов вернулась в Москву, и Мстислав возобновил обучение в училище при консерватории. Трудолюбие и старания отметили педагоги, которые перевели талантливого юношу со 2-го курса на 5-й.

В 1946-м Ростропович получил диплом с отличием по двум специальностям: композитор и виолончелист. Мстислав поступил в аспирантуру, а завершив обучение, стал преподавателем консерваторий в Москве и Санкт-Петербурге. В течение 26 лет он вел педагогическую деятельность, воспитав Ивана Монигетти, Наталью Шаховскую, Наталью Гутман, Давида Герингаса и других музыкантов.

Музыка

Вторая половина 1940-х годов ознаменовалась для Ростроповича концертами в Киеве, Минске и Москве. Победы на международных конкурсах принесли успех и известность. Их закрепили гастрольные туры по европейским городам и разным странам мира. Международное признание к молодому музыканту пришло быстро.

Ростропович постоянно стремился к самосовершенствованию. В интервью музыкант часто характеризовал этот период в карьере временем, когда «страстно хотелось играть хорошо». Как композитор и исполнитель Мстислав Леопольдович изучал партитуры, трактовки виолончельных партий композиторами и их исполнение музыкантами.

Фестиваль «Пражская весна» 1955 года принес Ростроповичу знакомство с оперной певицей . Пара часто выступала вместе: Галина пела под аккомпанемент Мстислава. Музыкант также выступал в составе камерного ансамбля с Давидом Ойстрахом и . В 1957 году Ростропович дебютировал в роли дирижера, проведя премьеру «Евгения Онегина» в Большом театре. Спектакль прошел с аншлагом и принес оглушительный успех.

Мстислав Леопольдович был крайне востребован. Избыток энергии и желание воплотить в жизнь все задуманное заставляли совмещать педагогическую деятельность с гастролями, концертами и сочинением новых композиций. Маэстро имел свою точку зрения на все, что происходило в музыкальной сфере, и располагал собственным мнением относительно общественно-политической ситуации в стране. Он не оставлял возможности высказаться относительно моментов, которые волновали его.

В 1989 году Мстислав Леопольдович выступил с сюитой , исполнив ее на собственном инструменте у Берлинской стены. Композитор боролся против гонения , . Последнему он даже предоставил укрытие на своей даче. Действия Ростроповича вызывали недовольство и давление со стороны правительства.

Подписание обращения в Верховный совет СССР относительно амнистии заключенных и отмены смертной казни в 1972 году лишило музыканта работы в Большом театре. Ему запретили зарубежные поездки. Ростроповича и Вишневскую больше не приглашали к выступлениям столичные оркестры.

Мстислав Леопольдович добился получения выездной визы и вместе с семьей покинул СССР, уехав в США. Через 4 года его и супругу лишили гражданства СССР за антипатриотизм. Этот период оказался для композитора сложным. Выступлений поначалу не было. Постепенно он стал давать концерты и получил должность художественного руководителя в Вашингтонском симфоническом оркестре.

Спустя 16 лет жизни за рубежом Ростропович был признанным во всем мире композитором, дирижером и виолончелистом. Правительство СССР запоздало предложило ему и Вишневской возвращение гражданства, но артисты к тому моменту были «гражданами мира», и этот знак для них стал символическим.

Для Ростроповича и Вишневской были открыты двери в любых странах. Они выступали в Москве наравне с другими городами. Путч 1991 года заставил мужчину поучаствовать в судьбе страны. Он всячески поддерживал предлагаемые изменения. В 1993-м музыкант с семьей переехал в Петербург.

Репертуар Мстислава Ростроповича был огромен. Он выступал сольно и в ансамбле, работал с симфоническим оркестром и был оперным дирижером. На него ориентировался весь музыкальный мир. Более 60 композиторов писали произведения для него, надеясь, что маэстро исполнит их композиции. Ростропович был первым, кто исполнил более 100 виолончельных произведений и провел 70 премьер с оркестром. Инструмент музыканта звучал на лучших мировых сценах.

В качестве дирижера Ростропович выступал с постановками «Пиковая дама» в США, «Царская невеста» в Монако, «Леди Макбет» в Германии, «Хованщина» в Москве. Артист также записывал концерты для радио. За заслуги маэстро вручили Сталинскую и Ленинскую премии. В 1966-м Ростропович стал народным артистом СССР. Мстислав Леопольдович – обладатель 5 наград «Грэмми». В 2003-м премию присудили «За экстраординарную карьеру».

Личная жизнь

Судьбоносное знакомство с Галиной Вишневской изменило жизнь Мстислава Ростроповича. Они встретились на одном из приемов, где артисту по обыкновению было скучно в кругу гостей и разодетых дам. Увидев Галину, Мстислав не отходил от нее весь вечер, ухаживая. Затем сопровождал на гастролях в Праге, усердно пытаясь покорить красавицу сменой костюмов. Мужчине было 28 лет, но нескладность фигуры, крупные очки и появляющаяся в молодости лысина заставляли комплексовать.

Вишневская в то время блистала повсюду и была на пике славы. Ростропович покорил ее сердце аристократичным поведением, вниманием и интеллектом. Композитор попросил артистку стать его женой спустя 4 дня после знакомства. Вишневская рассталась с супругом Марком Рубиным, чтобы быть с ним.

Поженившись, пара некоторое время жила с семьей Мстислава, но вскоре приобрела собственную квартиру. Личная жизнь Ростроповича делала его счастливым: в 1956-м супруга родила дочь Ольгу. Музыкант был готов положить к ногам Галины весь мир, одаривая мехами, духами и другими сюрпризами.

Подарки композитор привез с гастролей в Англии, где экономил деньги, чтобы порадовать любимую, ведь часть гонораров приходилось отдавать в советское посольство. Душой композитор противостоял законам, которые чинило правительство. Однажды на весь гонорар он купил антикварную китайскую вазу и разбил ее в посольстве, предложив поделить осколки на «мое» и «ваше».

В 1958-м на свет появилась вторая дочь Елена. Отец боготворил своих женщин. Он занимался с детьми музыкой и все свободное время уделял любимицам. Семейную идиллию нарушила миграция в США. Семья столкнулась с отсутствием финансов, творческой и политической опалой.

Однако новая жизнь быстро сделала супругов богатыми и свободными. Ростропович стал рыцарем ордена Британской империи, получил орден Почетного легиона от Франции и Офицерский крест за заслуги от Германии. Японская ассоциация искусств презентовала дирижеру Императорскую премию, США – президентскую медаль, а Швеция – орден «Полярная звезда».

Вернувшись в Россию, Ростропович, уже меценат, правозащитник и общественный деятель, не демонстрировал напыщенности и снобизма. Пафосным приемам предпочитал прослушивания детей в обычных школах, всегда соглашался на фото с поклонниками, не отказывал в любых просьбах. Для музыканта не существовало разницы в национальностях, очерняющих фактов биографии – он ко всему относился с пониманием и уважением.

Смерть

В 2007 году здоровье маэстро сильно ухудшилось. Он несколько раз был госпитализирован. Врачи обнаружили злокачественную опухоль в печени. Была проведена операция, которая сулила улучшения, но ослабший организм композитора не спешил восстанавливаться.

27 апреля 2007 года гениального музыканта не стало. Причиной смерти оказались перенесенное заболевание и последствия реабилитации. До последней минуты с ним рядом находились родные и близкие люди.

Память

Смерть Мстислава Ростроповича не остановила развитие проектов, которые он задумал. Высокопоставленные друзья и знакомые поддерживают дела, начатые им при жизни. Так, открытая в 2004 году школа в Валенсии работает и сейчас. В память о композиторе проводится ежегодный фестиваль молодых дарований, названный в его честь.

Дирижер основал фонд, поддерживающий одаренных учеников грантами и стипендиями. Сегодня его руководителем является дочь Ольга. «Благотворительный фонд Вишневской-Ростроповича» - это вклад музыкантов в развитие отечественной медицины, который поддерживает дочь Елена.

В Москве, в Брюсовом переулке, установлен памятник композитору. В честь знаменитого музыканта названы несколько образовательных учреждений России.

Награды и звания

• 1951 – Сталинская премия II степени
• 1955 – Заслуженный артист РСФСР
• 1964 – Ленинская премия
• 1964 – Народный артист РСФСР
• 1966 – Народный артист СССР
• 1991 – Государственная премия РСФСР имени М. И. Глинки
• 1995 – Государственная премия Российской Федерации

На 87-м году жизни скончалась оперная певица Галина Вишневская. «Она умерла. Да, это правда», - сообщили РИА Новости в пресс-службе Центра оперного пения Вишневской. Причины смерти пока не уточняются. Галина Павловна пережила своего супруга, знаменитого виолончелиста и дирижера Мстислава Ростроповича, чуть более чем на 5 лет.

Галина Павловна Вишневская родилась 25 октября 1926 года в Ленинграде. С 1944 по 1951 год работала в Ленинградском областном театре оперетты. Сначала она пела в хоре, после – исполняла сольные партии.

После ухода из театра оперетты, Вишневская стала брать уроки пения. В 1952 году, несмотря на отсутствие консерваторского образования, ее приняли в стажерскую группу Большого театра, где впоследствии Галина стала ведущей солисткой.

Среди партий, которые Вишневская исполнила в этом театре: Татьяна в «Евгении Онегине», Лиза в «Пиковой даме», Купава в «Снегурочке», Донна Анна в «Каменном госте», Аида в одноименной

опере Верди (в этой партии в 1962-м Вишневская дебютировала в театре «Ковент-Гарден»), а также «Тоска» и «Мадам Баттерфляй».

В 1955 году Вишневская вышла замуж за виолончелиста Мстислава Ростроповича. В 1974-1982гг. Вишневской и Ростроповичу пришлось покинуть Россию - они подверглись преследованию властей за поддержку Александра Солженицына. С 1978 по 1990 Вишневская была лишена

советского гражданства, жила в США и во Франции и выступала в крупнейших театрах мира, ставила в качестве режиссера оперные спектакли.

В 2002 году в Москве открылся Центр оперного пения Галины Вишневской, а с 2006-го стал проходить Открытый международный конкурс оперных артистов Вишневской, жюри которого возглавляла сама певица.

Центр оперного пения Галины Вишневской в этом году отмечает 10-летие со дня своего создания. В честь этого события был запланирован ряд юбилейных спектаклей и гала-концертов. Так, 17 декабря в Венской ратуше должна была состояться презентация центра.

Галина Вишневская была полным кавалером ордена «За заслуги перед Отечеством» I степени- награду она получила 1 декабря из рук президент России Владимира Путина. Согласно указу от 1 декабря, Вишневская удостоена награды «за выдающийся вклад в развитие отечественной культуры и музыкального искусства».

Также Галина Вишневская была награждена самыми престижными российскими и иностранными наградами, в том числе медалью «За оборону Ленинграда», орденом «За заслуги перед Отечеством» III степени (1996) и II степени (2006).