Что делают на грушинском фестивале. Как проходит грушинский фестиваль

Грушинский фестиваль - песенный фестиваль, с 1961 года регулярно проводимый в близи г. Тольятти. Фестиваль носит имя Валерия Грушина (1944- 1967). Официальное название - "Всероссийский фестиваль авторской песни имени Валерия Грушина".(Приложение№1)

Первые фестивали собирали в основном туристов и любителей авторской песни из Самарской области. Нынешний фестиваль собирает десятки тысяч людей не только со всей России, но из стран ближнего и дальнего зарубежья.

«Погиб, спасая детей…» Так несколькими словами рассказывают историю жизни, подвига, поступка, гибели Валерия Грушина.(приложение№2)

Валера учился, вместе с друзьями ходил в походы на Саяны, Алтай, Карпаты, Кольский полуостров, Урал, пел песни. Чаще всего в группе он был руководителем – делать умел практически все, первым проходил в трудных местах, рюкзак брал самый большой. Однокурсники и товарищи говорят о нем как о человеке, открытом, с легким характером, светлом. Он, наверное, просто был счастлив: молодой, талантливый, веселый, душа компании. Это все из детства.

Когда группа Грушина остановилась на реке Уде, все шло как обычно. На метеостанции удалось добыть продуктов, собирались дальше плыть по реке. Потом произошла трагедия – Валерий Грушин погиб: у него на глазах перевернулась лодка, дети оказались в ледяной воде, Валерий кинулся в воду. Успел вытащить на берег девочку, поплыл за мальчишкой, и исчез. Мальчика вскоре нашли ниже по течению, Валеру – нет…

И сегодня друзья вспоминают, что долго не верили, ждали, что вот он вернется, найдется. Просто такие люди, как Валера, обязательно должны быть – рядом или где-нибудь далеко, но непременно быть.
В 1968 году в городе Куйбышеве друзья решили встретиться, чтобы вспомнить погибшего год назад Валерия Грушина. Все они были туристами, любили на привалах у костра петь песни, свои и не свои, которые просто нравятся и все… Потому-то и придумалось устроить поход: с палатками, кострами, гитарами. Слет имени Грушина – таким было первое название. С тех пор и повелось среди друзей вспоминать о Валерии Грушине только так.

Под Самарой моей, в тишине Мастрюковских озер,

Зажигается летней порой "музыкальный костер"

В этих дивных местах раз в году соловьям не до сна, -

Сцену в виде гитары тихонько качает волна...

Звуки музыки льются легко до зари, до утра.

И со сценою вместе поет вдохновенно Гора.

Огоньками танцуют фонарики в каждой руке!

То не стоны над Волгой, то песни плывут по реке. (Приложение №3)

Грушинский фестиваль – стал Всероссийским фестивалем авторской песни имени Валерия Грушина. Он проходит ежегодно в первые выходные июля на Федоровских лугах под Самарой, на живописном берегу реки Волги. Здесь собираются тысячи любителей бардовской песни не только из России, но и других стран мира.

Особенно популярен он был в конец 1970-х годов, тогда его посетило около 100 тысяч человек, и в конце 1990-х – 210 тысяч участников.
Проведение фестиваля прерывалось в 1980-х годах, когда официальные власти закрыли его, и в течение нескольких лет фестиваль не проводился, но вновь возродился в 1986 году.

Фестиваль проводится не только, чтобы собрать вместе любителей авторской песни в красивом месте, но и в целях приобщения молодежи к музыке, поэзии, туризму и спорту, сохранения и развития авторской песни, выявления талантливых авторов и исполнителей, пропаганды здорового

образа жизни.

Традиционно в течение фестивальных дней работает несколько творческих площадок-сцен, на которых проходит конкурсная программа. Здесь днем и ночью идут концерты, а у фестивальных костров днем и ночью собираются друзья. Истинные «грушинцы» никогда не прогонят от огня случайного путника в ночи, а потому «ночные посиделки» у костров могут принести массу приятных знакомств

Но самое главное на фестивале – это все же бардовская песня, открытие новых авторов и исполнителей. Среди лауреатов Грушинского фестиваля разных лет такие известные барды как: А.Дольский, В.Ланцберг, А.Суханов, А.Лемыш, Е.Щибрикова, Л.Сергеев, В.Егоров, Г.Хомчик, Н.Высоцкий, А.Майсюк, В.Трофимов, ансамбли «Белая гвардия», «Зелёная лампа», «Альманах», «Редкая птица» и многие другие.Фестиваль «свой» для таких знаменитых исполнителей, как Александр Городницкий, Виктор Берковский, Борис Вахнюк, Сергей Никитин, Юрий Визбор, Олег Митяев (песня которого "Как здорово..." стала практически гимном фестиваля).(Приложение№4)

Грушинский фестиваль – мероприятие для настоящих романтиков, туристов, любителей хорошей авторской песни, для которых главное – красота окружающего нас мира и простое человеческое общение. Ведь Грушинский фестиваль – это всегда новые встречи, новые песни и новые открытия.
Цель фестиваля – подчеркнуть и выделить все самое лучшее, что было и есть в таком многогранном и уникальном отечественном жанре, как авторская песня, имеющий огромное значение в развитии российской культуры.

«Поэзия есть высший род искусства. Всякое другое искусство более или менее стеснено и ограничено в своей творческой деятельности тем материалом, посредством которого оно проявляется. Поэзия же выражается в свободном творческом слове, которое есть и звук, и картина, и определенное ясно выговоренное представление. Поэтому поэзия заключает в себе все элементы других искусств», - писал Виссарион Белинский.

В ней ценно более всего весомость и точность поэтического слова. Независимость взгляда на жизнь. Обращенность к образованному слою общества. В СССР она была важной частью "второй", альтернативной культуры и отчетливо выделялась на фоне разрешенной, официальной поэзии и песни.

Но есть и другой путь сохранения в обществе этой интеллектуально-эстетической отдушины, индивидуализированной и умной «поющейся поэзии». Путь, сходный с тем, каким давно идут свободные цивилизованные общества, в частности Франция с ее блестящей плеядой поющих поэтов. Там «омузыкаленный стих» тоже ведь возникает от противостояния - но не жёсткому режиму, а китчу, попсе, стандартизованной массовой культуре. А ведь нынешняя российская «попса» сто очков вперед даст европейской или американской по убогости мысли и вкуса, по примитивности слов и музыки! Вот вам и новое назначение для авторов «литературной песни» - продолжить среди этого безумного потока струйку умной песенной культуры, говорил Владимир Аронович Фрумкин (р. в 1929 году) - известный музыковед, журналист, эссеист.

проходит в 1-е выходные июля , Россия, Самарская область .

C 1968 года он проходит на территории Самарской области . И первые фестивали собирали, в основном, туристов и любителей авторской песни из Самарской области .

Первым директором фестиваля был ,

первым руководителем творческой части ,

Первый конферансье фестиваля – .

С 1969 года фестиваль стал проводиться на и к его организации подключился куйбышевский Городской Молодежный Клуб (ГМК-62) (одна из немногих молодежных общественных организаций СССР с собственным расчетным счетом, руководитель ) . Фестиваль начинался, как слет туристов, важную роль в его создании играли турсекции авиационного института (где учился Грушин), Политехнического института и городской турклуб Жигули .

С 1980-1985 годах комсомол не проводил фестиваль, но общественные организации провели ряд неофициальных Грушинских фестивалей.

Нынешние фестивали собирают десятки тысяч людей не только со всей России , но и из стран ближнего и дальнего зарубежья .

В 1980 году обком ВЛКСМ принял решение о закрытии фестиваля.

С 1986 года фестивали возобновились и теперь проходят каждый год – в первые выходные июля. После распада ВЛКСМ его функции по организации и проведению фестиваля взял на себя отдел, а затем – комитет по делам молодежи Администрации области – сегодня департамент по делам молодежи Самарской области .

Но реальную официальную поддержку и помощь фестиваль приобрел в 1991 году, когда губернатором области стал К.А.Титов.

Ежегодно губернатор издает распоряжение о проведении фестиваля, ставя конкретные задачи многочисленным службам губернии: медикам, милиции, дорожникам, МЧС, службе спасения на воде.

Исполнительной дирекцией фестиваля является клуб им. В.Грушина, объединяющий усилия многих организаций, занятых в работах по проведению фестиваля и самые широкие слои общественности, которые бескорыстно и с большим энтузиазмом работают на фестивале. Эти совместные усилия уже в течении 37 лет дают хорошие результаты, которые по достоинству оценивают многие сотни тысяч участников и представители СМИ.

. . . . . . . . ИСТОРИЯ ФЕСТИВАЛЕЙ:

1968 год. Первый фестиваль туристической песни имени Валерия Грушина прошёл 29 сентября в Жигулях в Каменной чаше . Присутствовало более 600 человек. Председатель жюри — . Лауреаты: трио "Бобры " ( , Вячеслав Лунев, Владимир Кривцанов) (Куйбышев ), автор и исполнитель своих песен — Слава Маркевич, Саша Баркарь, а третье место досталось студенту КуАИ Володе Юхневичу (Куйбышев ) за песню "Волга ", написанную его друзьями в одном из походов".

1969 год. II — (дата проведения в начале июля с того времени не менялась) собрал около 2,5 тысячи человек из десяти городов. Впервые сценой стал плот на озере и впервые же был выпущен фестивальный значок. Председатель жюри — . Среди лауреатов аспирант КуАИ (Куйбышев ) — за песню ""

1970 год. III — более 4 тысяч участников из 12 городов. Участники встретились с отцом Валерия Грушина — Федором Ивановичем. Председатель жюри — . Лучшая песня фестиваля — "Памяти Валерия Грушина" (Куйбышев ). По некоторым сведениям, именно здесь впервые появилась сцена-гитара и "Чайхана" .

1971 год. IV — 5,5 участников из 18 городов, Председатель жюри — . Среди лауреатов — (Свердловск ), (Саратов ). Во время концерта произошла авария - перебило силовой кабель. Хотя чинили его очень долго, за это время уснул всего один зритель.

1972 год. V — Восемь тысяч из 24 городов. Председатель жюри — . Среди лауреатов — А.Лемыш (Киев ), В.Ланцберг (Саратов ), А.Богатырёв (МАИ, Москва ), А.Дольский (Свердловск ), ансамбль из Челябинска — Г.Васильев, Т.Лихачёва, Л.Петрова (Коробицина)

1973 год. VI — 15 тысяч участников из 32 городов. Председатель жюри — . Среди лауреатов: В.Скворцова (Куйбышев), В.Муравьёв (Казань ), Г.Васильев (Челябинск ), В.Юхневич (Куйбышев ), Ансамбли: квартет Жаворонок" (МАИ, Москва ), квартет "Кливер" (ВАЗ, Тольятти ), трио "Трубачи" (Казань ). Впервые после фестиваля состоялся лауреатский концерт в городском парке им. Горького.

Год, 28 Грушинский. Председатель жюри . Лауреаты: (Москва ) "Пограничная юность моя", Дуэт и (Москва ) "Банечка ", (Елизово ) "Домовой", Студия "Интервал " (Курган ) "Паруса Крузенштерна", Группа "Редкая птица " Муромцева Лилия, Галкин Василий (Москва ) "Три аккорда", Ансамбль "Душа " (Ижевск ) "Не провожайте", Трио "Три толстяка " (Кувандык ) "Песня о толстяках".

Год, 29 Грушинский. Председатель жюри . Лауреаты: (Казань ), (Москва ), (Краснодар ), (Калининград ),

А пока ещё немного "материала" по теме:

А ЕСЛИ ПО ВТОРОМУ КРУГУ…

До начала 60-х годов, как сейчас говорят, прошлого века туризм у нас толковали, как «отдых на природе, сбор ягод и грибов». В нашем городе, Куйбышеве, на эти годы приходится массовая организация разных клубов, секций, объединений, отрядов и групп по интересам, по физической подготовке, как по месту работы, так и по месту жительства. У нас, в то время очень молодых и ищущих себя людей, была необыкновенная тяга к общению.
В 1959 году уже была зарегистрирована турсекция завода КАТЭК (позже завод имени Тарасова), где я работала штамповщицей цеха № 15. В заводской турсекции собрались ребята и девчата очень разные. Как-то так получилось, что я в ней не сразу пришлась ко двору, но меня не расстраивало это. Я свободно приходила на сборы и собрания к туристам Куйбышевского Политехнического института (КПтИ), так как будучи студенткой Всесоюзного заочного машиностроительного института собиралась перейти на вечернее отделение этого вуза. Без всяких помех и комплексов могла также заглянуть и к туристам Авиационного института (КуАИ).
Во время одного из таких «заглядываний» к авиаторам я и познакомилась с Мишей Кузнецовым и Валерой Грушиным. Они тогда еще там не учились. Валера слесарил в котельной Новокуйбышевской ТЭЦ, а Миша, который был на четыре года его младше, учился в средней школе и подрабатывал в школе ДОСААФ, что была на улице Буянова в Куйбышеве. Валера уже тогда видел себя только студентом этого института, так как там учился его старший брат Юрий. Роднило меня с ребятами то, что мы искали себя в туризме. По возрасту я была старше Валеры, а внешне выглядела девочкой и они смотрели на меня, как на пацанку.
Однажды мы с ребятами из моей заводской секции собрались на три дня майских праздников выбраться на природу. На станции Средневолжская сели в вагон электрички, в котором уже ехали Валера с Мишей. У них что-то не сложилось со своей группой: собирались ехать пять человек, а поехали только они. Мы решили объединиться. Когда я спросила своих, все ли предупредили родителей о своём трёхдневном отсутствии, выяснилось, что наш турист Геннадий Плеханов не предупредил свою маму. Валера же с Мишей заявили, что вообще этого, как правило, не делают. «На поворотах», по молодости, я была очень крутым человеком. Старшим в группе остался Виктор Гордеев. Они должны были сойти в Царевщине, разбить лагерь на реке Сок, приготовить обед-ужин и ждать нас. Мы же с этими тремя «оболтусами» сошли на станции Водинская. На почту попали почти к закрытию. Я сама составила текст телеграммы и сказала ребятам, что дать её надо со всеми знаками препинания. Обращения: мама, мамочка, папа и мама, дорогие родители, дорогие предки – предложила ребятам выбрать самим. Текст был таким: «…, простите, что без предупреждения ушёл в поход, буду дома четвёртого».
Геннадий выбрал обращение «мама», Валера написал «папа и мама», а Михаил – «дорогие предки». Много позже его родители очень благодарили меня за то, что я научила их сына, ребёнка, как теперь говорят, трудного, где бы и с кем бы он ни был, в любое время ночи приходить спать домой. Естественно, что мой поступок, у ребят восторга не вызвал, ведь чтобы дать телеграммы нам пришлось совершить, в общей сложности, 12-километровый марш-бросок. Тем не менее отношения наши с Валерой и Мишей не испортились. Наша тройственная дружба продолжилась.
Я уже сказала, что в КПтИ и КуАИ были созданы самые первые туристские секции города. Разница здесь заключалась в том, что политехники самоорганизовались в 1958 году в секцию, а у авиаторов её работой фактически руководил комитет ВЛКСМ. Ближе мне, конечно, были первые, так как я, в конце концов, всё-таки перевелась на второй курс вечернего отделения и каждый четверг ходила на заседания клуба туристов.
Они проходили очень организованно и интересно: то в виде походов выходного дня, то как подготовка к какому-нибудь туристскому вечеру или фестивалю «Студенческая весна», то как обсуждение и разработка маршрутов летнего сезона. Всем клубом обсуждались пройденные летом или на зимних каникулах маршруты. Разбор отчётов и тактики прохождения маршрутов, читка походных дневников, просмотр любительских фильмов о походах и фотографий были изюминками наших встреч и позволяли вновь переживать острые ощущения, возникавшие при покорении горных вершин или прохождении сложных порогов и шивер горных рек.
В клубе туристов политехнического института строго соблюдалась преемственность: первым настоящим председателем был Володя Юдин, вышел из стен института Юдин - его место на целых четыре года занял Олег Забродин. Забродина сменил Виктор Белоцерковский, того Гена Серебрей. Потом клубом руководили Анатолий Фурнэ, Сергей Солдатов, Виктор Кривошеев, Владимир Веретенников, Геннадий Цветков и Юрий Баев. На момент гибели Валерия Грушина и организации первого Фестиваля его памяти председателем был Анатолий Фурнэ. С тех давних времён и до сих пор в родном мне КПтИ встречаются во второй половине апреля туристы всех студенческих и не студенческих поколений Куйбышева – Самары.
В 1962 году появился в городе Городской Молодёжный клуб (ГМК-62). Я с ребятами и туда заглядывала. Членами этого клуба были в высшей степени интеллигентные люди: Слава Климов, Юрий Сорокин, Артур Щербак, Вячеслав Пронин, Исай Фишгойт, Всеволод Ханчин, Константин Титов и другие. Но нам с ребятами было как-то неуютно там. Для нас с Валерой и Мишей главным в жизни было самопознание, а там что-то другое. Обстановка и отношения в ГМК были какими-то элитными и казались нам чуть ли не театральными. Почти все вопросы решались не общим обсуждением, а кулуарно. Может, потому что мы были намного моложе их, нам казалось, что нас там не очень ждут, а просто терпят, как людей неприметных. Короче своего места в этом клубе мы не нашли.
Все вместе, втроём, мы частенько заглядывали и в городской, а позже уже областной клуб туристов «Жигули». Там записались на курсы турорганизаторов, предлагали смело себя в участники походов разным руководителям. Но ничего у нас тогда не получилось. Тогда мы купили путёвки и прошли плановым маршрутом по Северному Тянь-Шаню. Группа там подобралась весьма разношёрстная – из разных городов СССР, разного возраста и туристского опыта. Валера с Мишей были самые молодые в группе, но оказалось, что они и самые самостоятельные и бывалые. Перевалы Байсаур, Чарующий, Оранжевый покорили нас и мы решили, что исходим весь Советский Союз от Жигулёвских гор до Карпат и уссурийской тайги, Памира и Хибин.
Все последующие годы мы поддерживали связь. Виделись, правда, реже: Валера начал учиться в КуАИ на радиотехническом факультете, а Мише надо было кончать среднюю школу. Но всё равно: кто-то позвонит, и опять соберёмся втроём, пойдём на лыжах по нашим любимым маршрутам, отпразднуем наши с Валеркой дни рождения (Валера родился 23, а я – 28 октября) или проплывём на байдарках по реке Кондурче три-четыре дня в майские праздники. Мальчишки знали всё обо мне. У меня на глазах и с моей помощью организовывались их походы, планировались участия в слётах, соревнованиях, фестивалях «Студенческая Весна».
На наших с Мишей глазах зарождалась мужская дружба Валерки с Борей Кейльманом и его светлая любовь к самой красивой девушке всего потока факультета, на котором он учился. На наших же глазах за пять лет учёбы в институте он превратился в одного из лидеров куйбышевского туризма, главного собирателя и пропагандиста, зарождавшегося в стране жанра авторской песни, которую в то время называли студенческой или самодеятельной. Именно он вместе со своим сокурсником Борисом Есиповым вывел в Куйбышеве эту песню на театральные подмостки фестивалей «Студенческая весна».
Гибель Валеры Грушина потрясла всех, кто хоть немного знал его. Этого не должно было случиться, но случилось…
Для организации поисков в Нижнеудинск сразу вылетели отец Валеры Фёдор Иванович и его друзья Анатолий Головин и Слава Петрухин. Фёдор Иванович организацию поисков сына взял на себя. Он подключил нижнеудинскую авиацию, местных рыбаков и охотников, правоохранительные органы Нижнеудинска, участковых милиционеров деревни Нерха и села Порог.
Старший Грушин скрупулёзно выискивал люднй, которые хорошо знали начальника метеостанции Хадома Третьякова. О нём говорили разное. Одни говорили, что он хороший отец, муж и начальник – трудоголик. Якобы, он один прорубил просеку в 60 километров от Хадомы до Нерхи. Говорили, что он хороший хозяйственник – занимался заготовками жимолости, ирги и трав. Мог этим, а также солониной, вяленым хариусом и грибами одаривать нуждающихся.
Другие считали его «тёмной лошадкой», ведь начальником Хадоминской метеостанции в глухую тайгу он был назначен из-за белой горячки. Якобы, много мутного народца заглядывало на заимку метеостанции, но далеко не всегда Третьяков спешил сообщать об этом в правоохранительные органы.
За год до гибели Валерки на него были заведены уголовные дела по поводу пропажи группы золотоискателей и гибели охотников-браконьеров. Кроме этого, ему вменялось незаконное пользование моторной лодкой, которая в инвентаризационных списках метеостанции не числилась.
Искали Валерку до 7 ноября, пока по реке не пошла шуга. В поисках участвовали и местные нижнеудинские рыбаки, охотники и опытные туристы Куйбышева. За время поисков нашли двух погибших туристов из других групп, сплавлявшихся по Уде, но Валеру не нашли.
После трагедии мы с Мишей часто навещали семью Грушиных. Они жили в Новокуйбышевске. Семья была большая, дружная: бабушка – мама отца Валеры, родители - Фёдор Иванович и Белла Яковлевна, сестра Нелли, братья Юрий, Михаил и Александр. На момент гибели Валерия, его старший брат Юрий Фёдорович уже окончил институт, был женат и жил в Куйбышеве. Когда бы мы ни были у Грушиных, всегда видели Мину Яковлевну, сестру мамы Валеры. Валера не вернулся из похода и мы с Мишей чувствовали себя так же тяжело, как и вся его семья.
В июле 1968 года, при очередном посещении Грушиных, а были мы в этот раз втроём – Недосеков Женя, друг и однокурсник Валерия и участник последнего его похода, я и Миша Кузнецов, ребята сообщили родителям, что в августе едут с экспедицией на реку Уду ставить памятник на месте гибели их сына. Пришли как бы просить у них благословления и напутствия на это дело, проверить себя – вправе ли они это делать. В установке горельефа Валеры участвовали Женя Недосеков, Саша Неретин, Юра Маланичев, Миша Кузнецов, Женя Симановский, Лена Головина, Алла Симановская и два художника из куйбышевского отделения Союза художников. Средства на создание памятника выделил КуАИ и собирали туристы всего города.
Забегая вперёд, скажу, что о памятнике Грушину до сих пор заботятся самарские туристы, посещая его почти ежегодно. Пять раз проводил на Уду походы памяти Валерия Оргкомитет Фестиваля. Ребята работали там, проводя реставрационные работы, чистили тайгу вокруг памятника. Все пять раз руководил этими походами мастер спорта по туризму Виталий Шабанов, а комиссаром их, как и при Грушине был Женя Недосеков. Участвовали в походах, как молодые туристы и организаторы Грушинского, так и друзья Валерия, участвовавшие в его поисках и устанавливавшие памятник: Анатолий Головин, Алла Симановская, Елена Головина и другие.
Приходить, навещать Грушиных с каждым разом становилось всё тяжелее, ведь в семье Валерку ждали и никак не могли поверить в его гибель.
Во время одного из таких посещений, Фёдор Иванович отозвал меня в сторону и вручил письмо-доверенность действовать от его имени, свидетельство о рождении и паспорт сына. Он просил меня, чтобы я получила свидетельство о смерти Валерия. Ему хотелось знать поподробнее обстоятельства и подробности гибели любимого сына.
С момента организации первой группы по его поискам, а их было организовано шесть за полгода, Фёдор Иванович отслеживал все их действия. В семье знали, что с сентября 1967 по май 1968 годов река вынесла около сорока трупов, но Валеркиного среди них не было.
Отказать отцу я не могла. Посоветовавшись в областном клубе туристов «Жигули» с Людмилой Васяниной и ректором КуАИ Виктором Павловичем Лукачёвым, мы решили, что нужно ехать в Нижнеудинск. Я взяла отпуск на работе и выехала.
В Нижнеудинске в районном Управлении Внутренних дел я встретилась со следователем майором Виктором Трофимовичем (фамилию его моя память, к сожалению, не сохранила), который вёл дела по событиям на Хадоме. В районный ЗАГС мы пришли вместе с ним. Я предоставила доверенность и документы, которыми меня снабдил Фёдор Иванович, а майор какие-то свои протоколы и акты. Предоставила я и только что вышедшую статью собственного корреспондента газеты «Комсомольская правда» Киры Лавровой о гибели Валеры «Полюс мужества». Но в выдаче свидетельства о смерти в ЗАГСе мне отказали. Нам сказали, что на реке Уде на стрелке с Хадомой каждый год гибнет по пять-шесть человек. Дела последнего года не были ещё закончены производством, но главным их аргументом было то, что уголовного дела по факту гибели Валерия Грушина вообще не заводилось и заявлений по этому поводу ни от кого не поступало. Тем не менее для родителей всё же дали письменное разъяснение о причине отказа.
Там же, в Нижнеудинске, майор Виктор Трофимович помог мне встретиться со спасёнными детьми и я столкнулась ещё с одной трагедией. Мать детей Зинаида Третьякова с самого момента несчастья, разразившегося 29 августа 1967 года, боролась за их жизни. Как мать, она винила, проклинала за случившееся 29 августа мужа. А как жена своего мужа, его оправдывала, защищала и жаловалась на то, как не просто было ему вести большое хозяйство, организовывать быт на метеостанции, в штате которой было всего три человека: начальник, метеоролог и радист.
В её глазах застыла неизбывная боль. В ночь после гибели Валерия она потеряла их отца и своего мужа Константина Третьякова, застрелившегося во дворе дома. Лёня, старший сын, при непосредственном спасении которого погиб обессиливший Грушин, вытащивший до этого из ледяной воды племянницу Люду, тяжело болел. Его нашли в шивере в километре ниже по течению от Хадомы, он сильно простыл и на глазах умирал. У него была хорея – воспаление головного мозга и вскоре он, действительно, умер. Младший сын Николенька, которого на берег вытащил сам Третьяков, постоянно заходился в неистовом кашле и задыхался. У него всё время держалась высокая температура. Это было последствием сильного переохлаждения. Забегая вперед, скажу, что Коля тоже через несколько лет умер. Таким образом от семьи Третьяковых вскоре никого, кроме матери не осталось. (Что уж тут обвинять организаторов Грушинского в том, что никто из членов этой семьи никогда не приезжал на Фестиваль?)
А, между прочим, попытки их пригласить мы делали. Фёдор Иванович имел адрес какой-то родни Третьяковых. За встречу гостей, их приглашение и проводы с I по XII Фестиваль отвечала член Оргкомитета Людмила Васянина (Криволуцкая). По этому адресу она со II поV Фестиваль официально от имени Областного Совета по туризму и экскурсиям отправляла родственникам приглашения. Приезда их так и не случилось, но от них пришло сообщение о смерти Лёни и Коли.
Замечу, что и из большой семьи Грушиных на сегодняшний день жива лишь старшая сестра Валерия Нелли. Но судьба и ей уготовила нелёгкую жизнь: ежедневно десятки лет она ухаживает за своим тяжелобольным мужем.
Приехала я, таким образом, из Нижнеудинска с печальными вестями.
С самого первого дня, 29 августа 1967 года, когда Евгений Недосеков и Светлана Иохим дали из Хадомы Фёдору Ивановичу, родителям Светы и Толе Головину телеграммы о гибели Валерия, мы его друзья, хотели рассказать о нелепой и случайной, не только для его родителей, но и для нас всех, смерти этого исключительного по своим достоинствам человека. В областном турклубе «Жигули» собралось много народу: туристы, ходившие и не ходившие с ним в походы, и не туристы, а просто друзья, слышавшие его песни, умеющие и не умеющие играть на гитаре. Вспоминали о разном, говорили о многом и быстро набросали письмо-обращение, которое адресовалось председателю Областного Совета по туризму и экскурсиям Юрию Николаевичу Гурьеву. Мы просили дать нам разрешение на проведения Фестиваля самодеятельной туристской песни памяти Валерия Грушина в рамках очередного областного туристского слёта «Золотая Осень-68». Слёт должен был проходить 28-29 сентября 1968 года. Облсовет разрешил нам это сделать.
Одна за другой возвращались туристские группы из летних походов, студенческие строительные отряды с ударных комсомольских строек. Вернулась и группа туристов КуАИ из экспедиции по установке горельефа Валерию на месте его гибели на реке Уде. Времени на организацию Фестиваля было очень мало. Но к кому бы мы ни обращались, везде встречали необыкновенную отзывчивость, сочувствие и помощь в деле проведения IВалеркиного Фестиваля. Штабом Фестиваля стал клуб «Жигули». Основную нагрузку взяли на себя ведущие туристы области политехники Борис Кейльман, Борис Скиба, Валерий Афиногентов, а также друзья и однокурсники Валеры Анатолий Головин и Евгений Недосеков. Этим людям, собственно, и принадлежала сама идея проведения праздника песни, посвящённого памяти погибшего друга.
На обыкновенных тетрадных листочках в турклубе «Жигули», у заводских проходных, в корпусах учебных заведений, в общежитиях и разных молодёжных объединениях города появились приглашения на участие в I Грушинском Фестивале. Для его организации и проведения был создан Оргкомитет. Официально его возглавлял заместитель председателя областного Совета по туризму и экскурсиям Генрих Васильевич Шур, фактически же всю работу вёли студенты и выпускники, туристы авиационного и политехнического институтов города и друзья Валерия. Для выявления победителей Фестиваля сформировали группу экспертов или, по другому сказать Жюри. Его возглавил Борис Кейльман. Нами был написан сценарий Фестиваля и план мероприятий по его подготовке. Были созданы группы и службы, отвечавшие за подготовку и проведение определённых мероприятий. Кстати, и уже на самом Фестивале возникали стихийно службы, не предусмотренные планом мероприятий. Это – Справочное Бюро, группа встречи гостей и их размещения на Фестивале и другие. Связано это было с тем, что в Фестивале принимали участие 30 человек гостей из Москвы, Ленинграда, Казани, Рязани и Пензы. В основном это были бывшие студенты КуАИ и КПтИ. Я отвечала, в основном, за работу Справочного Бюро и за проведение соревнований по программе слёта «Золотая Осень».
В ночь с пятницы на субботу, 28 сентября, тёплая солнечная погода, вдруг, сменилась дождём и холодом. При проведении соревнований, особенно по туристской технике, результаты были низкими. Мало кто выполнил нормы третьего разряда по туризму. Погодные условия были очень тяжёлыми на протяжении всего фестиваля.. Дождь то моросил, то переходил в проливной. Он не прекращался и во время конкурсного концерта. Казалось, даже погода оплакивает Валерку. И утром, в воскресенье, Борис Кейльман объявлял имена лауреатов тоже под проливным дождём.
Над Каменной Чашей, местом проведения I Фестиваля, не раз звучал с магнитофонной ленты голос Валерия Грушина. Удивительно, но даже в таких условиях наши ребята во главе с Сергеем Солдатовым умудрились озвучить сцену – каменный грот на склоне горы. Уходили с Фестиваля мы с твёрдой уверенностью, что ещё не раз встретимся. Грушинский сразу задумывался не как единичный слёт памяти, а как традиционное мероприятие куйбышевских туристов и сразу имел порядковый номер – в виде римской цифры I.
Давно нет со мной моих первых друзей по туризму – Миши Кузнецова, который погиб с товарищами в 1973 году в лыжном походе по Кольскому полуострову, и Валеры Грушина.
И жизнь, кажется, сделана с них и по ним завершается. Теперь, когда и глаза плохо видят, и проблемы со здоровьем, когда знаешь всё, мне думается, что я понимаю, как этого можно было избежать.
…А если по второму кругу!? Нет, ничему-то меня полезному жизнь так и не научила. Ничего бы не изменила, и поэтому я жду, вот кто-то из них позвонит и скажет: «Томик, давай завтра махнём куда-нибудь!» И мы втроём встанем на лыжи и прямо от нашего заводского общежития, что по улице Ново-Садовая, 287, через Горелый Хутор пройдём до Мордовой Поляны и обратно… Или через Управленческий Городок по «Дороге Любви к Природе» уйдём в Коптев Овраг, накатаемся, надышимся свежим воздухом, разведём костёр на снегу, напьёмся горячего чаю, наговоримся и убедимся, что всё у нас здорово… и до следующей встречи…

Тамара МУРАВЬЁВА

Координаты : 53°28′17″ с. ш. 49°42′30″ в. д.  /  53.47139° с. ш. 49.70833° в. д.  / 53.47139; 49.70833 (G) (Я)

Гру́шинский фестиваль («Гру́шинка», «Гру́ша») - песенный фестиваль, с 1968 года регулярно проводимый под Самарой. Официальное название - «Всероссийский фестиваль авторской песни имени Валерия Грушина».

История

После череды судебных разбирательств права на товарные знаки «Грушинский фестиваль», «Фестиваль авторской песни им. В. Грушина», все права на проведение фестиваля принадлежат Самарскому областному клубу авторской песни им. В. Грушина. С 2010 года Грушинский Фестиваль проводится на Фёдоровских лугах . Фестиваль, проводящийся на Мастрюковских озёрах, стал называться «Платформой ».

Хронология фестиваля

1968 год. I фестиваль

Первый фестиваль туристической песни имени Валерия Грушина прошёл 29 сентября в Жигулях в Каменной чаше . Присутствовало, несмотря на дождь, более шестисот человек.

Лауреаты 1-го фестиваля: трио «Бобры» (Анатолий Головин, Вячеслав Лунев, Владимир Кривцанов), Слава Маркевич, Саша Баркарь. Третье место досталось студенту КуАИ Володе Юхневичу за песню «Волга», написанную его друзьями в одном из походов.

1969 год. II фестиваль

Второй фестиваль проводился в начале июля (с того времени дата проведения не менялась). Он собрал около 2,5 тысяч человек из десяти городов. Председателем жюри был Исай Фишгойт . Одним из лауреатов стал аспирант КуАИ Борис Есипов за песню «Маленькая баллада о большом человеке».

Впервые появился и был выпущен фестивальный значок. Начиная с этого фестиваля, сценой стал плот на озере. Авторы идеи плавучей сцены были Виктор Егоров и Валерий Шаталов получившие специальный приз жюри.

1970 год. III фестиваль

Третий фестиваль собрал более 4 тысяч участников из 12 городов. Председателем жюри был Александр Городницкий . Участники встретились с отцом Валерия Грушина - Федором Ивановичем Грушиным. Лучшей песней фестиваля была признана песня «Памяти Валерия Грушина» А. Краснопольского из Куйбышева. По некоторым сведениям, именно здесь впервые появилась главные символы Грушинского фестиваля: сцена-«гитара» и «Чайхана».

1971 год. IV фестиваль

На четвёртый фестиваль съехались 5,5 тысяч участников из 18 городов. Председателем жюри также был Александр Городницкий.

1972 год. V фестиваль

Число участников пятого фестиваля - 8 тысяч человек из 24 городов. Председатель жюри - А. Городницкий.

Среди лауреатов фестиваля А. Лемыш (Киев), В. Ланцберг (Саратов), А. Богатырёв (МАИ , Москва), А. Дольский (Свердловск), ансамбль из Челябинска в составе Геннадий Васильев , Татьяна Лихачёва, Лариса Петрова (Коробицина) .

1973 год. VI фестиваль

На шестой фестиваль приехали 15 тысяч участников из 32 городов. Председатель жюри - А. Городницкий.

Среди лауреатов: В. Скворцова (Куйбышев), В. Муравьёв (Казань), Г. Васильев (Челябинск), В. Юхневич (Куйбышев). Ансамбли: квартет «Жаворонок» (МАИ, Москва) квартет «Кливер» (ВАЗ , Тольятти) трио «Трубачи» (Казань). Впервые после фестиваля состоялся лауреатский концерт в городском парке им. Горького.

1974 год. VII фестиваль

На седьмой фестиваль приехали 10 тысяч участников из 54 городов. Лучшей песней фестиваля была названа песня Юрия Визбора и Сергея Никитина «Баллада о Викторе Хара ».

Среди лауреатов - В. Ланцберг (Саратов), И. Ченцов (Киев) и Б. Щеглов (Москва).

Хроники донесли до нас пикантную подробность: около семисот туристок приехали на фестиваль, готовясь стать матерями.

1975 год. VIII фестиваль

Число участников восьмого фестиваля составило 20 тысяч из 48 городов. Председатель жюри - А. Городницкий.

1990 год. XVII фестиваль

Участие в семнадцатом фестивале приняли 50 тысяч участников из 115 городов. Работало пять фестивальных площадок. Председатель жюри - А. Городницкий. Протоколов жюри этого фестиваля не сохранилось.

Согласно восстановленым материалам, лауреатами фестиваля стали: автор Виктория Столярова (Свердловск), исполнительница Ирина Бирюк (Бийск), исполнительский дуэт Юрия Лунькова и Анатолия Калмыкова (Москва) и авторский дуэт Игоря Панникова и Владимира Цывкина (Загорск). Дипломы фестиваля и поощрительные призы получили Шухрат Хусаинов (Самарканд), Эмилия Розенштейн (Казань), Юля Михеева (Челябинск), ансамбль Юрия Зыкова (Златоуст), Василий Филин (Сургут), дуэт «Шансон» - Лилия Минаева и Андрей Петряков (Кишинёв), Женис Исхаков (Караганда), дуэт Аллы Поповой и Владимира Ильина (Ленинград), Константин Великандо (Лисичанск), дуэт Вячеслава Ковалёва и Бориса Свердлина (Ленинград). Самой младшей участницей фестиваля оказалась Юля Михеева (15 лет), домой она уехала с призом «Надежды».

1991 год. XVIII фестиваль

На восемнадцатый фестиваль приехали около 65 тысяч участников из 123 городов. Председатель жюри - А. Городницкий. Лауреаты: Александр Вербицкий (Николаев), Владимир Васильев (Харьков), О. Дробот (Херсон), Т. Визбор (Москва), Мария Махова (Иваново), В. Азимов (Челябинск), Сергей Боханцев (Свердловск), С. Батуев (Александровск), Юлия Михеева (Челябинск), Геннадий Васильев (Красноярск), Т. Аврамова (Дзержинск), А. Крючков (Москва), И. Долматова (Тюмень), дуэты Л. Ялынская - Е Савельев (Красноярск) и С. Авдеев - М. Кротов (Москва), трио А. Колмыкова (Москва), ансамбль «Шандер» (Нижнекамск), ансамбль «Город» (Волгоград), ансамбль Оленичевых (Миасс), трио «Эльдорало» (Куйбышев), дуэт «Кекс» (Магнитогорск), ансамбль «Сонет» (Ленинград).

1992 год. XIX фестиваль

В девятнадцатом фестивале участвовали 130 тысяч участников из 130 городов. Конкурса на этом фестивале не было. Работали творческие мастерские Александра Городницкого, Александра Дулова , Бориса Вахнюка, Владимира Туриянского , Леонида Сергеева , Анэса Зарифьяна , Вадима и Валерия Мищуков. В творческих программах приняло участие около 500 человек. В небе господствовала авиация: вертолёты, дельтапланы , самолёты, а также парашютисты: четвертьвековой юбилей фестиваля совпал с пятидесятилетием , студентом которого был и Валерий Грушин.

1993 год. XX фестиваль

Двадцатый фестиваль собрал 40 тысяч участников из 135 городов. Председатель жюри - Александр Городницкий. Среди лауреатов - Юрий Крылов (Златоуст, Челябинская обл.), дуэт Павла Пашкевича и Валерии Авдеевой (Санкт-Петербург), детский ансамбль из Нижнего Тагила (Свердловская обл.), Евгений Банников (Сатка ,Челябинская обл.), трио «Фиеста» - С. Кулашко, Н. Павлющик и Е. Клемятич, А. Панкратова (Молодечно , Беларусь), ансамбль «Белая гвардия »: О. Заливако, Зоя Ященко , Юрий Сошин, Е. Орлова, А. Григорьева (г. Москва).

1994 год. XXI фестиваль

На двадцать первый фестиваль съехались 100 тысяч участников из 145 городов, Председателем жюри был А. Городницкий. Лауреаты: Е. Настасий (Волгоград), С. Петросян (Москва), Раиса Нурмухаметова (Нижневартовск), Сергей Труханов (Москва), А. Кучумов (Санкт-Петербург), дуэт В. Щукина и Д. Ключева (Москва), трио «Восток» (Александр Свистунов, Дмитрий Алексеев, Михаил Петров) (Санкт-Петербург).

1995 год. XXII фестиваль

На двадцать второй фестиваль собрались 90 тысяч гостей из 120 городов бывшего Союза и зарубежья. Председатель жюри - Сергей Никитин. Лауреаты: Н. Бурхи-Бершмой (Харьков), Э. Галеева (Набережные челны), Тимур Шаов (Черкесск), В. Лосев (Нефтеюганск), дуэты Николай Старченков - Леонид Мараков (Тюмень), Евгений Банников - Леонид Курбатов (Сатка), А. Аполинаров - В. Петряхин (Самара), А. Широглазов - В. Гагин (Череповец), Ансамбли «Зелёная лампа» (Нижний Тагил) и «Альманах» (Волгоград).

1996 год. XXIII фестиваль

Число участников двадцать третьего фестиваля составило около 130 тысяч участников из 190 городов. Председатель жюри - А. Городницкий. Лауреаты: В. Попов (Москва), Яна Симон (Челябинск), А. Демиденко (Воронеж), А. Максаков (Саратов), Ирина Орищенко (Усть-Каменогорск), И. Верник (Москва), Лидия Чебоксарова (Москва), Дмитрий Бикчентаев (Казань).

1997 год. XXIV фестиваль

На двадцать четвёртый фестиваль приехало около 150 тысяч участников из 135 городов. Председатель жюри - А. Городницкий. Лауреаты: Шухрат Хусаинов (Орёл), Людмила Солод (Воронеж), Маргарита Карбанева (Верхняя Салда), Ирина Акулинина (Самара), дуэт Бориса Кинера и Михаила Цитриняка (Москва), дуэт Александра Панюшкина и Дарьи Марченко (Тольятти).

На этом фестивале появилась новая детская эстрада - «Балалайка» (сцена, построенная на воде, по аналогии с «Гитарой»).

1998 год. XXV фестиваль

Двадцать пятый фестиваль собрал 180 тысяч участников из 140 городов. Председатель жюри - В. Берковский. Лауреаты: Алина Симонова (Самара), А. Лобанов (Санкт-Петербург), Д. Долгов (Запорожье), квартет «Зелёная лампа» - Владислав Шадрин , Л. Белецкая, Анатолий Трегуб, Дмитрий Обухов (Нижний Тагил), квартет «С перцем» - Е. Румянцева, О. Семёнова, А. Меркулова, Т. Сас (Санкт-Петербург), трио Е. Матвеева - Е. и Г. Матвеевы и А. Некрасов, Ансамбль «День рождения» - С. Вилков, Н. Шмарова, С. Гришенкин (Пенза).

1999 год. XXVI фестиваль

На двадцать шестой фестиваль приехало около 190 тысяч участников из 145 городов. Председатель жюри А. Городницкий. Лауреаты: Н. Колесниченко (Воронеж), А. Баль (Могилёв), Вера и Нина Вотинцевы (Екатеринбург), дуэт И. Абушева - М. Томилова (Томск), ансамбль «Мост любви» - Джесси Мара (Канада), Д. Фаррис (США), Анна Мара (Россия), М. Мерфи (Англия), Д. Мерфи (Дания).

2000 год. XXVII фестиваль

Двадцать седьмой фестиваль собрал рекордное количество участников - около 210 тысяч человек из 139 городов. Председателем жюри был А. Городницкий. Лауреаты: А. Сорокин (Ноябрьск), Евгения Юдович (Челябинск), Ирина Кузьменко (Мелеуз), Дмитрий Вагин (Омск), Женис Искаков (Омск), Ксения Полтева (Москва), В. Карелин (Екатеринбург), Рамиль Бадамшин (Уфа), дуэт Александр Софронов - М. Анухин (Санкт-Петербург), трио «Ленконцерт» - Т. Прохоренко, Е. Моисеева, Е. Красичкина (Ярославль).

2001 год. XXVIII фестиваль

Председателем жюри двадцать восьмого фестиваля стал Леонид Сергеев. Лауреаты: Виктор Трофимов (Москва) с песней «Пограничная юность моя», Дуэт Александра Минаева и Виктора Трофимова (Москва) с песней «Банечка», Ксения Федулова (Елизово) с песней «Домовой», студия «Интервал» (Курган) с песней «Паруса Крузенштерна», Группа «Редкая птица» - Муромцева Лилия, Галкин Василий (Москва) с песней «Три аккорда», ансамбль «Душа» (Ижевск) с песней «Не провожайте», трио «Три толстяка» (Кувандык) с песней «Песня о толстяках».

2002 год. XXIX фестиваль

Председателем жюри на двадцать девятом фестивале стал Вадим Егоров . Лауреаты: Екатерина Болдырева (Казань), Михаил Калинкин (Москва) , Ирина Христианова (Краснодар), Наталья Кучер (Калининград), Павел Аксёнов (Алма-Ата). Специальным дипломом жюри за виртуозную игру на гитаре и аранжировки песен был отмечен Дмитрий Григорьев (Краснодар), аккомпанировавший Ирине Христиановой.

2003 год. XXX фестиваль

2005 год. XXXII фестиваль

Председателем жюри тридцать второго фестиваля был Вадим Егоров. Лауреаты: дуэт Ирины Вольдман и Петра Старцева (Самара), Юлия Зиганшина (Казань), Сергей Ткаченко (Анадырь), Мария Булат, Юрий Ельский (Санкт-Петербург) Татьяна Косырева (Пучко) (Москва), ансамбль «Самарские барды» - Пётр Старцев, Владимир Авраменко, Дмитрий Шульпов, Владимир Петров (Самара), ансамбль «Странники» (Омск), Ирма Шмидова (Гомель), Вячеслав Ковалёв (Санкт-Петербург), Людмила Катерисова (Кемерово).

2006 год. XXXIII фестиваль

На тридцать третьем фестивале председателем жюри Вадим Егоров. Лауреаты: Тятьяна Ляндрес, Павел Чампалов, Людмила Доронина (Самара), Александр Никитин (Сургут), Сергей Абрамов (Нижневартовск), ансамбль «Адриан и Александр» (Москва), Марина Дмитриева (Тюмень), Веста Солянина (Саров)Иван Поддубный (ст.Свеверская).

2007 год. XXXIV фестиваль

Тридцать четвёртый фестиваль и последующие из-за определённых обстоятельств проходили на двух площадках сразу. На Фёдоровских лугах председателем жюри был Алексей Иващенко . Лауреаты: авторы - Никита Дорофеев (Нижний Новгород), Кира Малыгина (Москва); исполнители - ансамбль «Унисон»: Ирина Воробьева, Светлана Воробьева, Иван Сергиенко, Сергей Мамарин, Яков Мамарин, Ольга Шаврина (Заволжье).

На Мастрюковсих озёрах, где собралось 35 тысяч человек , председателем жюри был Дмитрий Сухарев. Лауреаты: авторы - Елена Кострова (Качканар), дуэт марьяж «Декорации» - Юлия Шелест и Вячеслав Захаров (г. Волжский), Александр Мичурин; исполнители - Евгений Биринцев (Челябинск), детский ансамбль «Сентябрь» (Уфа), Максим Чикалов (Тольятти), квартет Ольги Малышевой, Юлии Багаевой, Екатерины Багаевой, Даниила Полянского (Самара).

2008 год. XXXV фестиваль

Тридцать пятый фестиваль также проходил в двух разных местах. Фёдоровские луга собрали 43 тысячи участников, председателем жюри был Алексей Иващенко. Лауреаты: авторы - Роман Филиппов (Москва), Александр Ванин (Калининград); исполнители - Евгений Кучер (Нижний Новгород).

На Мастрюковских озёрах собралось 48000 участников . Председателем жюри был Александр Исаев.

Лауреаты: авторы - Евгений Харитонов (Тольяти), Валерий Марченко (Ровно), Евгения Ланцберг (Москва), Ольга Ильина, Олег Новосельцев (Нижний Новгород); исполнители - Руслана Туриянская (Сумы), ансамбль Багаевой Екатерины, Русановской Ольги, Хасановой Лилии (Самара).

2009 год. XXXVI фестиваль

Тридцать шестой фестиваль собрал на Фёдоровских лугах 37 тысяч участников. Председатель жюри - Борис Есипов.

Лауреаты: дуэт «Возвращение» - Сергей Канунников и Илья Кудряшов (Москва), группа «БанДеролЬ» - Вачеслав Моногаев, Константин Тимофеев, Роман Чепелевич, Евгений Ефимов (Калининград), Алина Симонова (Москва), Людмила Шмалько (Москва).

На Мастрюковские озёра приехало около 45 тысяч участников . Председатель жюри - Александр Мирзаян.

Лауреаты: Александр Бекназаров (Рига), Григорий Войнер (Санкт-Петербург), Максим Волчкевич (Москва), Елена Касьян (Львов , Украина), Алексей Макаревич (Москва), трио «Провинция» (Симферополь), Вячеслав и Рада Четвертаковы (Урай , Ханты-Мансийский АО). В рамках детско-юношеского конкурса на площадке «Чайхана» приняли участие около 130 участников более чем из 20 городов.

2010 год. XXXVII фестиваль

Тридцать седьмой Грушинский фестиваль проходил на Фёдоровских лугах. На него съехались 42 тысячи участников. Председателем жюри был Борис Есипов. Лауреаты: авторы - Сергей Постолов (с. Покровка), Андрей Корф (Найманов) (Москва), Сергей Калугин (Москва); исполнители - Наталья Желдакова (Тюмень), Оксана Варушкина (Волжский).

В 2010 суд поставил точку в вопросе о том, какой из фестивалей называется Грушинским. Фестиваль на Мастрюковских озёрах в итоге сменил название и отныне он называется «Всероссийский фестиваль авторской песни „Платформа“».

2011 год. XXXVIII фестиваль

Тридцать восьмой Грушинский фестиваль проходил на Фёдоровских лугах. По данным временного отдела УВД на фестивале зарегистрировано 22 тысячи участников. Председателем жюри был Вадим Егоров.

Лауреаты: Настя Макарова (Санкт-Петербург; автор), Яна Бабицкая (Электросталь, Московская область; автор музыки), Снежана Крупчанская (Москва; исполнитель), Таисия Саркисова (Москва; исполнитель). Победители детско-юношеского конкурса - ансамбль «Интервал» (Тюмень).

2013 год. XL фестиваль

Юбилейный, сороковой Грушинский фестиваль традиционно проходил на Фёдоровских лугах. Председателем жюри был Александр Моисеевич Городницкий , 80-летие которого отмечалось на фестивале. По данным временного отдела УВД на фестивале зарегистрировано 57 тысяч участников.

Лауреаты: Виктор Мишуров (Ришон-ле-Цион, Израиль), Александра Морозова (Тобольск, автор), Алексей Акимов (Нижневартовск, автор), Елизавета Штрамбранд (Иерусалим), Джошуа Ланца (Сиэтл, США, исполнитель), ансамбль «Март» (Израиль), ансамбль «Меридиан» (Выкса)

2014 год. XLI фестиваль

Сорок первый Грушинский фестиваль, проходил на Мастрюковских озёрах. Председателем жюри был Александр Моисеевич Городницкий . По данным временного отдела УВД фестиваль посетило более 70 тысяч участников.

Лауреаты : Екатерина Божева (Санкт-Петербург, исполнитель), Оксана Варушкина (Волжский, автор музыки), Ансамбль «Гармония» (Тюменская область), Юрий Карпов (Самара, исполнитель), Алексей Нежевец (Минск, автор музыки) , Ансамбль «Ночной костёр» (Нижнекамск), Юлия Теуникова (Москва, автор), Тим Скоренко (Москва, поэзия).

2015 год. XLII фестиваль

42-й Грушинский заметно поредел, став едва ли не самым малочисленной в постсоветской истории. Виной этому стала принятая Грушинским клубом новая концепция творческой программы фестиваля. Большинство проектов "Платформы" отказались участвовать в этом фестивале. По разным оценкам, на фестиваль в этом году приехало от 20 до 25 тысяч гостей и участников.

Лауреаты: Дурицын Виктор (поэт) (г.Москва) - Старье берем», Бархатова Ирина (г.Тюмень) - «Мы себя похоронили», Плетнева Екатерина (г.Москва) - «Любить тебя», Дуэт «Катюши» (г.Москва) - «Я девочка», Шенберг Анатолий (г.Нижний Новгород) - «Мы себя похоронили», Оленев Илья (г.Ростов на Дону) - «Воронеж», Ансамбль «Автограф» (г.Заводоуковск) - «Летняя босса-нова», Нежевец Алексей (г.Минск) - «Сон».

2016 год. XLIII фестиваль

Сорок третий Грушинский фестиваль, проходил на Мастрюковских озёрах.

Лауреаты: Русанова Анастасия Тюмень - «Песенка о молодом гусаре» (исп.), Винокурова Татьяна Тверь - «Числа, ноты и стихи» (авт.), Бирина Наталия Нижний Новгород - «Мы будем жить долго» (О.Качанова, В.Козлов) (исп.), Пиковский Павел Москва - «Детство» (авт.), Серяков Александр Волгоград - «Босяком» (авт.), Сумины Дарья и Варвара Арзамас - «Небо – моё сердце» (П.Пиковский) (дуэт), Дуэт ЧБ Новосибирск - «Ты – голос», Трошенков Михаил Ставропольский край - «Осетия» «Утро».

Дипломанты: Макарова Инга (Санкт-Петербург) - «Город» «Слово о словах» (поэт), Васильева Оксана (Новотроицк) - «Кирпичик к кирпичику» (поэт), Овчинников Дмитрий (Ижевск) - Общественнотранспортная любовь» (авт.), Анс. «Чистая река» (Козлов Вячеслав, Козлова Ольга, Толстоусов Андрей, Баянов Дмитрий) (Екатеринбург) - «Держите ветер», Анс. «Интервал» (Курапов Вячеслав, Курапова Наталья, Васильев Владимир, Рышков Александр, Курапова Лидия, Девяткова Дарина, Елистратова Виктория, Трушников Артём) (Тюмень) - «Зелёное небо» (Л.Сергеев), Петров Андрей (Архангельск) - «Флейта – позвоночник» (ст.В.Маяковский) (авт.музыки), Трио «Ноев Ковчег» (Почивалова Анжелика, Ерёмина Екатерина, Курышина Галина) (Искитим) - «Лунная песня» (Р.Чебыкин), Хрипко Вячеслав (Домодедово) - «Хорошая девочка Лида» (авт.музыки)

2017 год. XLIV фестиваль

Сорок четвёртый Грушинский фестиваль.

Напишите отзыв о статье "Грушинский фестиваль"

Примечания

Ссылки

Отрывок, характеризующий Грушинский фестиваль

– Ни о чем! Тебе что за дело! – сердито проговорил граф.
– Нет, я слышала, – сказала Наташа. – Отчего ж маменька не хочет?
– Тебе что за дело? – крикнул граф. Наташа отошла к окну и задумалась.
– Папенька, Берг к нам приехал, – сказала она, глядя в окно.

Берг, зять Ростовых, был уже полковник с Владимиром и Анной на шее и занимал все то же покойное и приятное место помощника начальника штаба, помощника первого отделения начальника штаба второго корпуса.
Он 1 сентября приехал из армии в Москву.
Ему в Москве нечего было делать; но он заметил, что все из армии просились в Москву и что то там делали. Он счел тоже нужным отпроситься для домашних и семейных дел.
Берг, в своих аккуратных дрожечках на паре сытых саврасеньких, точно таких, какие были у одного князя, подъехал к дому своего тестя. Он внимательно посмотрел во двор на подводы и, входя на крыльцо, вынул чистый носовой платок и завязал узел.
Из передней Берг плывущим, нетерпеливым шагом вбежал в гостиную и обнял графа, поцеловал ручки у Наташи и Сони и поспешно спросил о здоровье мамаши.
– Какое теперь здоровье? Ну, рассказывай же, – сказал граф, – что войска? Отступают или будет еще сраженье?
– Один предвечный бог, папаша, – сказал Берг, – может решить судьбы отечества. Армия горит духом геройства, и теперь вожди, так сказать, собрались на совещание. Что будет, неизвестно. Но я вам скажу вообще, папаша, такого геройского духа, истинно древнего мужества российских войск, которое они – оно, – поправился он, – показали или выказали в этой битве 26 числа, нет никаких слов достойных, чтоб их описать… Я вам скажу, папаша (он ударил себя в грудь так же, как ударял себя один рассказывавший при нем генерал, хотя несколько поздно, потому что ударить себя в грудь надо было при слове «российское войско»), – я вам скажу откровенно, что мы, начальники, не только не должны были подгонять солдат или что нибудь такое, но мы насилу могли удерживать эти, эти… да, мужественные и древние подвиги, – сказал он скороговоркой. – Генерал Барклай до Толли жертвовал жизнью своей везде впереди войска, я вам скажу. Наш же корпус был поставлен на скате горы. Можете себе представить! – И тут Берг рассказал все, что он запомнил, из разных слышанных за это время рассказов. Наташа, не спуская взгляда, который смущал Берга, как будто отыскивая на его лице решения какого то вопроса, смотрела на него.
– Такое геройство вообще, каковое выказали российские воины, нельзя представить и достойно восхвалить! – сказал Берг, оглядываясь на Наташу и как бы желая ее задобрить, улыбаясь ей в ответ на ее упорный взгляд… – «Россия не в Москве, она в сердцах се сынов!» Так, папаша? – сказал Берг.
В это время из диванной, с усталым и недовольным видом, вышла графиня. Берг поспешно вскочил, поцеловал ручку графини, осведомился о ее здоровье и, выражая свое сочувствие покачиваньем головы, остановился подле нее.
– Да, мамаша, я вам истинно скажу, тяжелые и грустные времена для всякого русского. Но зачем же так беспокоиться? Вы еще успеете уехать…
– Я не понимаю, что делают люди, – сказала графиня, обращаясь к мужу, – мне сейчас сказали, что еще ничего не готово. Ведь надо же кому нибудь распорядиться. Вот и пожалеешь о Митеньке. Это конца не будет?
Граф хотел что то сказать, но, видимо, воздержался. Он встал с своего стула и пошел к двери.
Берг в это время, как бы для того, чтобы высморкаться, достал платок и, глядя на узелок, задумался, грустно и значительно покачивая головой.
– А у меня к вам, папаша, большая просьба, – сказал он.
– Гм?.. – сказал граф, останавливаясь.
– Еду я сейчас мимо Юсупова дома, – смеясь, сказал Берг. – Управляющий мне знакомый, выбежал и просит, не купите ли что нибудь. Я зашел, знаете, из любопытства, и там одна шифоньерочка и туалет. Вы знаете, как Верушка этого желала и как мы спорили об этом. (Берг невольно перешел в тон радости о своей благоустроенности, когда он начал говорить про шифоньерку и туалет.) И такая прелесть! выдвигается и с аглицким секретом, знаете? А Верочке давно хотелось. Так мне хочется ей сюрприз сделать. Я видел у вас так много этих мужиков на дворе. Дайте мне одного, пожалуйста, я ему хорошенько заплачу и…
Граф сморщился и заперхал.
– У графини просите, а я не распоряжаюсь.
– Ежели затруднительно, пожалуйста, не надо, – сказал Берг. – Мне для Верушки только очень бы хотелось.
– Ах, убирайтесь вы все к черту, к черту, к черту и к черту!.. – закричал старый граф. – Голова кругом идет. – И он вышел из комнаты.
Графиня заплакала.
– Да, да, маменька, очень тяжелые времена! – сказал Берг.
Наташа вышла вместе с отцом и, как будто с трудом соображая что то, сначала пошла за ним, а потом побежала вниз.
На крыльце стоял Петя, занимавшийся вооружением людей, которые ехали из Москвы. На дворе все так же стояли заложенные подводы. Две из них были развязаны, и на одну из них влезал офицер, поддерживаемый денщиком.
– Ты знаешь за что? – спросил Петя Наташу (Наташа поняла, что Петя разумел: за что поссорились отец с матерью). Она не отвечала.
– За то, что папенька хотел отдать все подводы под ранепых, – сказал Петя. – Мне Васильич сказал. По моему…
– По моему, – вдруг закричала почти Наташа, обращая свое озлобленное лицо к Пете, – по моему, это такая гадость, такая мерзость, такая… я не знаю! Разве мы немцы какие нибудь?.. – Горло ее задрожало от судорожных рыданий, и она, боясь ослабеть и выпустить даром заряд своей злобы, повернулась и стремительно бросилась по лестнице. Берг сидел подле графини и родственно почтительно утешал ее. Граф с трубкой в руках ходил по комнате, когда Наташа, с изуродованным злобой лицом, как буря ворвалась в комнату и быстрыми шагами подошла к матери.
– Это гадость! Это мерзость! – закричала она. – Это не может быть, чтобы вы приказали.
Берг и графиня недоумевающе и испуганно смотрели на нее. Граф остановился у окна, прислушиваясь.
– Маменька, это нельзя; посмотрите, что на дворе! – закричала она. – Они остаются!..
– Что с тобой? Кто они? Что тебе надо?
– Раненые, вот кто! Это нельзя, маменька; это ни на что не похоже… Нет, маменька, голубушка, это не то, простите, пожалуйста, голубушка… Маменька, ну что нам то, что мы увезем, вы посмотрите только, что на дворе… Маменька!.. Это не может быть!..
Граф стоял у окна и, не поворачивая лица, слушал слова Наташи. Вдруг он засопел носом и приблизил свое лицо к окну.
Графиня взглянула на дочь, увидала ее пристыженное за мать лицо, увидала ее волнение, поняла, отчего муж теперь не оглядывался на нее, и с растерянным видом оглянулась вокруг себя.
– Ах, да делайте, как хотите! Разве я мешаю кому нибудь! – сказала она, еще не вдруг сдаваясь.
– Маменька, голубушка, простите меня!
Но графиня оттолкнула дочь и подошла к графу.
– Mon cher, ты распорядись, как надо… Я ведь не знаю этого, – сказала она, виновато опуская глаза.
– Яйца… яйца курицу учат… – сквозь счастливые слезы проговорил граф и обнял жену, которая рада была скрыть на его груди свое пристыженное лицо.
– Папенька, маменька! Можно распорядиться? Можно?.. – спрашивала Наташа. – Мы все таки возьмем все самое нужное… – говорила Наташа.
Граф утвердительно кивнул ей головой, и Наташа тем быстрым бегом, которым она бегивала в горелки, побежала по зале в переднюю и по лестнице на двор.
Люди собрались около Наташи и до тех пор не могли поверить тому странному приказанию, которое она передавала, пока сам граф именем своей жены не подтвердил приказания о том, чтобы отдавать все подводы под раненых, а сундуки сносить в кладовые. Поняв приказание, люди с радостью и хлопотливостью принялись за новое дело. Прислуге теперь это не только не казалось странным, но, напротив, казалось, что это не могло быть иначе, точно так же, как за четверть часа перед этим никому не только не казалось странным, что оставляют раненых, а берут вещи, но казалось, что не могло быть иначе.
Все домашние, как бы выплачивая за то, что они раньше не взялись за это, принялись с хлопотливостью за новое дело размещения раненых. Раненые повыползли из своих комнат и с радостными бледными лицами окружили подводы. В соседних домах тоже разнесся слух, что есть подводы, и на двор к Ростовым стали приходить раненые из других домов. Многие из раненых просили не снимать вещей и только посадить их сверху. Но раз начавшееся дело свалки вещей уже не могло остановиться. Было все равно, оставлять все или половину. На дворе лежали неубранные сундуки с посудой, с бронзой, с картинами, зеркалами, которые так старательно укладывали в прошлую ночь, и всё искали и находили возможность сложить то и то и отдать еще и еще подводы.
– Четверых еще можно взять, – говорил управляющий, – я свою повозку отдаю, а то куда же их?
– Да отдайте мою гардеробную, – говорила графиня. – Дуняша со мной сядет в карету.
Отдали еще и гардеробную повозку и отправили ее за ранеными через два дома. Все домашние и прислуга были весело оживлены. Наташа находилась в восторженно счастливом оживлении, которого она давно не испытывала.
– Куда же его привязать? – говорили люди, прилаживая сундук к узкой запятке кареты, – надо хоть одну подводу оставить.
– Да с чем он? – спрашивала Наташа.
– С книгами графскими.
– Оставьте. Васильич уберет. Это не нужно.
В бричке все было полно людей; сомневались о том, куда сядет Петр Ильич.
– Он на козлы. Ведь ты на козлы, Петя? – кричала Наташа.
Соня не переставая хлопотала тоже; но цель хлопот ее была противоположна цели Наташи. Она убирала те вещи, которые должны были остаться; записывала их, по желанию графини, и старалась захватить с собой как можно больше.

Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.
Объезжая Сухареву башню, Наташа, любопытно и быстро осматривавшая народ, едущий и идущий, вдруг радостно и удивленно вскрикнула:
– Батюшки! Мама, Соня, посмотрите, это он!
– Кто? Кто?
– Смотрите, ей богу, Безухов! – говорила Наташа, высовываясь в окно кареты и глядя на высокого толстого человека в кучерском кафтане, очевидно, наряженного барина по походке и осанке, который рядом с желтым безбородым старичком в фризовой шинели подошел под арку Сухаревой башни.
– Ей богу, Безухов, в кафтане, с каким то старым мальчиком! Ей богу, – говорила Наташа, – смотрите, смотрите!
– Да нет, это не он. Можно ли, такие глупости.
– Мама, – кричала Наташа, – я вам голову дам на отсечение, что это он! Я вас уверяю. Постой, постой! – кричала она кучеру; но кучер не мог остановиться, потому что из Мещанской выехали еще подводы и экипажи, и на Ростовых кричали, чтоб они трогались и не задерживали других.
Действительно, хотя уже гораздо дальше, чем прежде, все Ростовы увидали Пьера или человека, необыкновенно похожего на Пьера, в кучерском кафтане, шедшего по улице с нагнутой головой и серьезным лицом, подле маленького безбородого старичка, имевшего вид лакея. Старичок этот заметил высунувшееся на него лицо из кареты и, почтительно дотронувшись до локтя Пьера, что то сказал ему, указывая на карету. Пьер долго не мог понять того, что он говорил; так он, видимо, погружен был в свои мысли. Наконец, когда он понял его, посмотрел по указанию и, узнав Наташу, в ту же секунду отдаваясь первому впечатлению, быстро направился к карете. Но, пройдя шагов десять, он, видимо, вспомнив что то, остановился.
Высунувшееся из кареты лицо Наташи сияло насмешливою ласкою.
– Петр Кирилыч, идите же! Ведь мы узнали! Это удивительно! – кричала она, протягивая ему руку. – Как это вы? Зачем вы так?
Пьер взял протянутую руку и на ходу (так как карета. продолжала двигаться) неловко поцеловал ее.
– Что с вами, граф? – спросила удивленным и соболезнующим голосом графиня.
– Что? Что? Зачем? Не спрашивайте у меня, – сказал Пьер и оглянулся на Наташу, сияющий, радостный взгляд которой (он чувствовал это, не глядя на нее) обдавал его своей прелестью.
– Что же вы, или в Москве остаетесь? – Пьер помолчал.
– В Москве? – сказал он вопросительно. – Да, в Москве. Прощайте.
– Ах, желала бы я быть мужчиной, я бы непременно осталась с вами. Ах, как это хорошо! – сказала Наташа. – Мама, позвольте, я останусь. – Пьер рассеянно посмотрел на Наташу и что то хотел сказать, но графиня перебила его:
– Вы были на сражении, мы слышали?
– Да, я был, – отвечал Пьер. – Завтра будет опять сражение… – начал было он, но Наташа перебила его:
– Да что же с вами, граф? Вы на себя не похожи…
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня, я ничего сам не знаю. Завтра… Да нет! Прощайте, прощайте, – проговорил он, – ужасное время! – И, отстав от кареты, он отошел на тротуар.
Наташа долго еще высовывалась из окна, сияя на него ласковой и немного насмешливой, радостной улыбкой.

Пьер, со времени исчезновения своего из дома, ужа второй день жил на пустой квартире покойного Баздеева. Вот как это случилось.
Проснувшись на другой день после своего возвращения в Москву и свидания с графом Растопчиным, Пьер долго не мог понять того, где он находился и чего от него хотели. Когда ему, между именами прочих лиц, дожидавшихся его в приемной, доложили, что его дожидается еще француз, привезший письмо от графини Елены Васильевны, на него нашло вдруг то чувство спутанности и безнадежности, которому он способен был поддаваться. Ему вдруг представилось, что все теперь кончено, все смешалось, все разрушилось, что нет ни правого, ни виноватого, что впереди ничего не будет и что выхода из этого положения нет никакого. Он, неестественно улыбаясь и что то бормоча, то садился на диван в беспомощной позе, то вставал, подходил к двери и заглядывал в щелку в приемную, то, махая руками, возвращался назад я брался за книгу. Дворецкий в другой раз пришел доложить Пьеру, что француз, привезший от графини письмо, очень желает видеть его хоть на минутку и что приходили от вдовы И. А. Баздеева просить принять книги, так как сама г жа Баздеева уехала в деревню.
– Ах, да, сейчас, подожди… Или нет… да нет, поди скажи, что сейчас приду, – сказал Пьер дворецкому.
Но как только вышел дворецкий, Пьер взял шляпу, лежавшую на столе, и вышел в заднюю дверь из кабинета. В коридоре никого не было. Пьер прошел во всю длину коридора до лестницы и, морщась и растирая лоб обеими руками, спустился до первой площадки. Швейцар стоял у парадной двери. С площадки, на которую спустился Пьер, другая лестница вела к заднему ходу. Пьер пошел по ней и вышел во двор. Никто не видал его. Но на улице, как только он вышел в ворота, кучера, стоявшие с экипажами, и дворник увидали барина и сняли перед ним шапки. Почувствовав на себя устремленные взгляды, Пьер поступил как страус, который прячет голову в куст, с тем чтобы его не видали; он опустил голову и, прибавив шагу, пошел по улице.
Из всех дел, предстоявших Пьеру в это утро, дело разборки книг и бумаг Иосифа Алексеевича показалось ему самым нужным.
Он взял первого попавшегося ему извозчика и велел ему ехать на Патриаршие пруды, где был дом вдовы Баздеева.
Беспрестанно оглядываясь на со всех сторон двигавшиеся обозы выезжавших из Москвы и оправляясь своим тучным телом, чтобы не соскользнуть с дребезжащих старых дрожек, Пьер, испытывая радостное чувство, подобное тому, которое испытывает мальчик, убежавший из школы, разговорился с извозчиком.
Извозчик рассказал ему, что нынешний день разбирают в Кремле оружие, и что на завтрашний народ выгоняют весь за Трехгорную заставу, и что там будет большое сражение.
Приехав на Патриаршие пруды, Пьер отыскал дом Баздеева, в котором он давно не бывал. Он подошел к калитке. Герасим, тот самый желтый безбородый старичок, которого Пьер видел пять лет тому назад в Торжке с Иосифом Алексеевичем, вышел на его стук.
– Дома? – спросил Пьер.
– По обстоятельствам нынешним, Софья Даниловна с детьми уехали в торжковскую деревню, ваше сиятельство.
– Я все таки войду, мне надо книги разобрать, – сказал Пьер.
– Пожалуйте, милости просим, братец покойника, – царство небесное! – Макар Алексеевич остались, да, как изволите знать, они в слабости, – сказал старый слуга.
Макар Алексеевич был, как знал Пьер, полусумасшедший, пивший запоем брат Иосифа Алексеевича.
– Да, да, знаю. Пойдем, пойдем… – сказал Пьер и вошел в дом. Высокий плешивый старый человек в халате, с красным носом, в калошах на босу ногу, стоял в передней; увидав Пьера, он сердито пробормотал что то и ушел в коридор.
– Большого ума были, а теперь, как изволите видеть, ослабели, – сказал Герасим. – В кабинет угодно? – Пьер кивнул головой. – Кабинет как был запечатан, так и остался. Софья Даниловна приказывали, ежели от вас придут, то отпустить книги.
Пьер вошел в тот самый мрачный кабинет, в который он еще при жизни благодетеля входил с таким трепетом. Кабинет этот, теперь запыленный и нетронутый со времени кончины Иосифа Алексеевича, был еще мрачнее.
Герасим открыл один ставень и на цыпочках вышел из комнаты. Пьер обошел кабинет, подошел к шкафу, в котором лежали рукописи, и достал одну из важнейших когда то святынь ордена. Это были подлинные шотландские акты с примечаниями и объяснениями благодетеля. Он сел за письменный запыленный стол и положил перед собой рукописи, раскрывал, закрывал их и, наконец, отодвинув их от себя, облокотившись головой на руки, задумался.
Несколько раз Герасим осторожно заглядывал в кабинет и видел, что Пьер сидел в том же положении. Прошло более двух часов. Герасим позволил себе пошуметь в дверях, чтоб обратить на себя внимание Пьера. Пьер не слышал его.
– Извозчика отпустить прикажете?
– Ах, да, – очнувшись, сказал Пьер, поспешно вставая. – Послушай, – сказал он, взяв Герасима за пуговицу сюртука и сверху вниз блестящими, влажными восторженными глазами глядя на старичка. – Послушай, ты знаешь, что завтра будет сражение?..
– Сказывали, – отвечал Герасим.
– Я прошу тебя никому не говорить, кто я. И сделай, что я скажу…
– Слушаюсь, – сказал Герасим. – Кушать прикажете?
– Нет, но мне другое нужно. Мне нужно крестьянское платье и пистолет, – сказал Пьер, неожиданно покраснев.
– Слушаю с, – подумав, сказал Герасим.
Весь остаток этого дня Пьер провел один в кабинете благодетеля, беспокойно шагая из одного угла в другой, как слышал Герасим, и что то сам с собой разговаривая, и ночевал на приготовленной ему тут же постели.
Герасим с привычкой слуги, видавшего много странных вещей на своем веку, принял переселение Пьера без удивления и, казалось, был доволен тем, что ему было кому услуживать. Он в тот же вечер, не спрашивая даже и самого себя, для чего это было нужно, достал Пьеру кафтан и шапку и обещал на другой день приобрести требуемый пистолет. Макар Алексеевич в этот вечер два раза, шлепая своими калошами, подходил к двери и останавливался, заискивающе глядя на Пьера. Но как только Пьер оборачивался к нему, он стыдливо и сердито запахивал свой халат и поспешно удалялся. В то время как Пьер в кучерском кафтане, приобретенном и выпаренном для него Герасимом, ходил с ним покупать пистолет у Сухаревой башни, он встретил Ростовых.

1 го сентября в ночь отдан приказ Кутузова об отступлении русских войск через Москву на Рязанскую дорогу.
Первые войска двинулись в ночь. Войска, шедшие ночью, не торопились и двигались медленно и степенно; но на рассвете двигавшиеся войска, подходя к Дорогомиловскому мосту, увидали впереди себя, на другой стороне, теснящиеся, спешащие по мосту и на той стороне поднимающиеся и запружающие улицы и переулки, и позади себя – напирающие, бесконечные массы войск. И беспричинная поспешность и тревога овладели войсками. Все бросилось вперед к мосту, на мост, в броды и в лодки. Кутузов велел обвезти себя задними улицами на ту сторону Москвы.
К десяти часам утра 2 го сентября в Дорогомиловском предместье оставались на просторе одни войска ариергарда. Армия была уже на той стороне Москвы и за Москвою.
В это же время, в десять часов утра 2 го сентября, Наполеон стоял между своими войсками на Поклонной горе и смотрел на открывавшееся перед ним зрелище. Начиная с 26 го августа и по 2 е сентября, от Бородинского сражения и до вступления неприятеля в Москву, во все дни этой тревожной, этой памятной недели стояла та необычайная, всегда удивляющая людей осенняя погода, когда низкое солнце греет жарче, чем весной, когда все блестит в редком, чистом воздухе так, что глаза режет, когда грудь крепнет и свежеет, вдыхая осенний пахучий воздух, когда ночи даже бывают теплые и когда в темных теплых ночах этих с неба беспрестанно, пугая и радуя, сыплются золотые звезды.
2 го сентября в десять часов утра была такая погода. Блеск утра был волшебный. Москва с Поклонной горы расстилалась просторно с своей рекой, своими садами и церквами и, казалось, жила своей жизнью, трепеща, как звезды, своими куполами в лучах солнца.
При виде странного города с невиданными формами необыкновенной архитектуры Наполеон испытывал то несколько завистливое и беспокойное любопытство, которое испытывают люди при виде форм не знающей о них, чуждой жизни. Очевидно, город этот жил всеми силами своей жизни. По тем неопределимым признакам, по которым на дальнем расстоянии безошибочно узнается живое тело от мертвого. Наполеон с Поклонной горы видел трепетание жизни в городе и чувствовал как бы дыханио этого большого и красивого тела.
– Cette ville asiatique aux innombrables eglises, Moscou la sainte. La voila donc enfin, cette fameuse ville! Il etait temps, [Этот азиатский город с бесчисленными церквами, Москва, святая их Москва! Вот он, наконец, этот знаменитый город! Пора!] – сказал Наполеон и, слезши с лошади, велел разложить перед собою план этой Moscou и подозвал переводчика Lelorgne d"Ideville. «Une ville occupee par l"ennemi ressemble a une fille qui a perdu son honneur, [Город, занятый неприятелем, подобен девушке, потерявшей невинность.] – думал он (как он и говорил это Тучкову в Смоленске). И с этой точки зрения он смотрел на лежавшую перед ним, невиданную еще им восточную красавицу. Ему странно было самому, что, наконец, свершилось его давнишнее, казавшееся ему невозможным, желание. В ясном утреннем свете он смотрел то на город, то на план, проверяя подробности этого города, и уверенность обладания волновала и ужасала его.
«Но разве могло быть иначе? – подумал он. – Вот она, эта столица, у моих ног, ожидая судьбы своей. Где теперь Александр и что думает он? Странный, красивый, величественный город! И странная и величественная эта минута! В каком свете представляюсь я им! – думал он о своих войсках. – Вот она, награда для всех этих маловерных, – думал он, оглядываясь на приближенных и на подходившие и строившиеся войска. – Одно мое слово, одно движение моей руки, и погибла эта древняя столица des Czars. Mais ma clemence est toujours prompte a descendre sur les vaincus. [царей. Но мое милосердие всегда готово низойти к побежденным.] Я должен быть великодушен и истинно велик. Но нет, это не правда, что я в Москве, – вдруг приходило ему в голову. – Однако вот она лежит у моих ног, играя и дрожа золотыми куполами и крестами в лучах солнца. Но я пощажу ее. На древних памятниках варварства и деспотизма я напишу великие слова справедливости и милосердия… Александр больнее всего поймет именно это, я знаю его. (Наполеону казалось, что главное значение того, что совершалось, заключалось в личной борьбе его с Александром.) С высот Кремля, – да, это Кремль, да, – я дам им законы справедливости, я покажу им значение истинной цивилизации, я заставлю поколения бояр с любовью поминать имя своего завоевателя. Я скажу депутации, что я не хотел и не хочу войны; что я вел войну только с ложной политикой их двора, что я люблю и уважаю Александра и что приму условия мира в Москве, достойные меня и моих народов. Я не хочу воспользоваться счастьем войны для унижения уважаемого государя. Бояре – скажу я им: я не хочу войны, а хочу мира и благоденствия всех моих подданных. Впрочем, я знаю, что присутствие их воодушевит меня, и я скажу им, как я всегда говорю: ясно, торжественно и велико. Но неужели это правда, что я в Москве? Да, вот она!»
– Qu"on m"amene les boyards, [Приведите бояр.] – обратился он к свите. Генерал с блестящей свитой тотчас же поскакал за боярами.
Прошло два часа. Наполеон позавтракал и опять стоял на том же месте на Поклонной горе, ожидая депутацию. Речь его к боярам уже ясно сложилась в его воображении. Речь эта была исполнена достоинства и того величия, которое понимал Наполеон.
Тот тон великодушия, в котором намерен был действовать в Москве Наполеон, увлек его самого. Он в воображении своем назначал дни reunion dans le palais des Czars [собраний во дворце царей.], где должны были сходиться русские вельможи с вельможами французского императора. Он назначал мысленно губернатора, такого, который бы сумел привлечь к себе население. Узнав о том, что в Москве много богоугодных заведений, он в воображении своем решал, что все эти заведения будут осыпаны его милостями. Он думал, что как в Африке надо было сидеть в бурнусе в мечети, так в Москве надо было быть милостивым, как цари. И, чтобы окончательно тронуть сердца русских, он, как и каждый француз, не могущий себе вообразить ничего чувствительного без упоминания о ma chere, ma tendre, ma pauvre mere, [моей милой, нежной, бедной матери,] он решил, что на всех этих заведениях он велит написать большими буквами: Etablissement dedie a ma chere Mere. Нет, просто: Maison de ma Mere, [Учреждение, посвященное моей милой матери… Дом моей матери.] – решил он сам с собою. «Но неужели я в Москве? Да, вот она передо мной. Но что же так долго не является депутация города?» – думал он.
Между тем в задах свиты императора происходило шепотом взволнованное совещание между его генералами и маршалами. Посланные за депутацией вернулись с известием, что Москва пуста, что все уехали и ушли из нее. Лица совещавшихся были бледны и взволнованны. Не то, что Москва была оставлена жителями (как ни важно казалось это событие), пугало их, но их пугало то, каким образом объявить о том императору, каким образом, не ставя его величество в то страшное, называемое французами ridicule [смешным] положение, объявить ему, что он напрасно ждал бояр так долго, что есть толпы пьяных, но никого больше. Одни говорили, что надо было во что бы то ни стало собрать хоть какую нибудь депутацию, другие оспаривали это мнение и утверждали, что надо, осторожно и умно приготовив императора, объявить ему правду.