Родословная И. С. Шмелёва. Письма. Иван Шмелев. Жизнеописание. I. Предки. Радости и страхи семейного уклада. Радости и страхи гимназиста. Первые пробы пера. Тоска по Родине
Ваня Шмелёв отнюдь не был бунтовщиком. Даже наоборот. Это был тихий мальчик с большими кроткими глазами. Через много лет он напишет: «Когда душа мертва, а жизнь – только известное состояние тел наших, тогда всё равно. Какой я теперь писатель, если я потерял даже и Бога».
В некоторых людях изначально заложен такой запас выносливости, что диву даёшься. Иван Шмелёв не жил, а выживал. Вопреки жестокой матери, ранней смерти отца и расстрелу единственного сына. Но как это сделать в мире, взорванном гражданской войной и революцией? Писатель создал свой уютный мирок – православный рай, куда можно спрятаться от всех невзгод, и пережить суровую зиму отчаяния. И назвал своё творение «Лето Господне». Его населяли исключительно милые сердцу автора люди.
Родной матушке Евлампии Гавриловне с её розгами путь в искусственный рай был закрыт. Внутренняя агрессия этой женщины постоянно требовала выхода. Её муж Сергей Иванович был очень влюбчив и не утруждал себя сохранением верности, что ещё больше раздражало жену. Свою злость она срывала на детях. Не один веник обломала о спину маленького Ванечки. Била даже за нервный тик. Некоторым женщинам категорически нельзя иметь детей. Такие не воспитывают – гробят. Всё, что есть в ребёнке светлого, чистого, прекрасного, – такая мать безжалостно убивает. Калечит душу, ломает волю, превращая маленькую личность в затравленного зверька – будущую жертву людей и обстоятельств. Такой человек никогда не будет счастлив. Потому что в нём эту изначально заложенную способность – быть счастливым – уничтожили ещё в детстве…
Евлампия Гавриловна возвращается из церкви и спрашивает прислугу:
– Сергей Иванович дома?
– Нет. Уехали по делам.
– Какие у него могут быть дела в это время? Ночь скоро.
– Не знаю. Не говорили.
– А я знаю! По бабам он поехал, по бабам!
Прислуга предусмотрительно отходит в сторону, чтобы гнев хозяйки не обрушился на её бедную голову. Когда Евлампия Гавриловна не в духе, под руку ей лучше не попадаться.
Услышав сердитый голос матери, шестилетний Ваня прячется под кровать. Хорошо бы стать невидимкой! Надел волшебную шапку – и нет тебя. А когда гнев матери пройдёт – снять и спрятать в надёжное место. Надо будет поговорить с папашей – нельзя ли сшить такую шапку. Интересно, где он и когда вернётся? Что имела в виду мать, когда сказала, что отец «поехал по бабам»? Как это может быть? – ведь он такой добрый! Воображение рисует причудливые картины…
Шаги матери раздаются всё ближе. Вот она открывает дверь. Просит прислугу зажечь свечи. Ваня лежит, затаив дыхание. Но мать не обманешь.
– Ах, вот ты где, поросёнок! Вылезай сейчас же!
Ваня выползает из-под кровати и доверчиво спрашивает:
– Матушка, а кто эти бабы, по которым ездит папашенька?
Евлампия Гавриловна делает бешеные глаза.
– Не твоё дело! А ну, бегом за розгами!
Ваня послушно приносит веник и, сняв штанишки, ложится на кровать.
Ревут сёстры, кричит прислуга, но мальчик их уже не слышит. Он спит и видит рождественскую ёлку, а под ней – подарки. Наклоняется, чтобы лучше рассмотреть их. «Это тебе!» – говорит мать и протягивает сыну жареного поросёнка. В его румяной спинке торчит нож. Поросёнок открывает глаза и просит: «Съешь меня, я такой вкусный!» Ваня в ужасе убегает, зовёт отца. Но отзывается только старый плотник Михаил Горкин: «Ступай на большую дорогу – там твой папаша!» Мальчик идёт туда. И что же он видит? На дороге лежат женщины – мать, сёстры, прислуга и другие, незнакомые. А отец ездит по ним верхом туда-сюда. Ваня кричит от страха – и просыпается.
– Где папашенька?
– Лошадь поехал объезжать.
– Хочу к нему! – кричит Ваня и начинает рыдать.
Никто не может его успокоить – даже преданный «дядька» Горкин.
Вскоре мальчик узнал, что его дорогого «папашеньку» сбросила норовистая лошадь – и ещё сколько-то протащила по дороге. Несколько месяцев отец тихо угасал. Осенью его не стало. Ему ещё не было и сорока. После смерти мужа характер Евлампии Гавриловны вконец испортился. Личная жизнь закончилась. Нужно было поднимать шестерых детей, которых она не любила. Шмелёв вспоминает, что их наказывали просто так – за то, что попались под руку вечно недовольной матери. И при этом «в доме я не видал книг, кроме Евангелия». Жизни там не было – одно мракобесие: чередование постов с истязаниями. Когда Ивану было десять лет, он защищался от матери ножом. Когда мальчику было двенадцать, у него обострился нервный тик. Увидев это, Евлампия Гавриловна принялась бить сына по лицу. Всё это происходило на Пасху. Ваня в слезах убежал в чулан.
Насколько мне раньше нравился писатель Шмелёв, настолько же я ненавидела его мать. Люто, лично – как будто она истязала меня, а не его. В моих глазах она была преступницей. Но осудить легко. Попытаться понять эту, язык не поворачивается сказать, женщину – трудно и неохота. Почему в ней проснулась жестокость? Зёрна садизма, вероятно, всегда были в ней. Родом из купеческой семьи, она получила хорошее для того времени образование. Как её звали в детстве? От имени «Евлампия» очень мало уменьшительно-ласкательных прозвищ – разве что Евлаша. Ну, не Лампой же называть растущую девочку! И разве любящим родителям придёт в голову дать дочери такое имя? Никогда! Даже по святцам есть какой-то выбор. Значит, изначально не любили.
Что ждало юную Евлашу? Выйти замуж или остаться вековухой. Девушка становится женой, матерью. Но любви-то в ней нет! Хотя, может, вначале и была – к мужу. А он не утруждал себя верностью. Ему на роду было написано влюбляться и кружить женщинам головы. Будь супруга мягкой и чувственной, возможно, он и потянулся бы к ней. Наивная или хитроумная жена закрыла бы глаза на интрижки мужа. Но Евлампия предательство не простила. Отомстить супругу не могла – любила. После его смерти стало ясно – жизнь кончена. Вдовец с несколькими детьми ещё может вступить в брак. Многодетная вдова не нужна никому. Отныне её удел – церковь и воспитание ребятишек. Но женское естество не умолкает. А любовника завести – стыдно, грех. Поэтому вымещала на детях. А тут ещё посты. «После говенья матушка всегда раздражена – усталость», – вспоминал Шмелёв.
Это не усталость даже – а убитая, искажённая страсть, не знающая выхода. Тоска по мужским объятиям, которые теперь – и навсегда – для неё недоступны. Самая искренняя вера, лишённая свободы, становится религиозной догмой. Когда запрещены даже сексуальные фантазии, женщина превращается в фурию. Если церковь ограничивает её – она ищет тех, на ком можно отыграться. Убитая сама, она заедает жизнь своим детям.
Евлампия Гавриловна прожила долгую жизнь, но счастлива не была. И всех вокруг делала несчастными. Нашла сыну богатую невесту – такую же купчиху, как она сама, только молодую. Но Шмелёв отстоял своё право на любовь. «Мне, Оля, надо ещё больше молиться. Ведь ты знаешь, какой я безбожник», – писал Иван невесте перед свадьбой. Но это «безбожие» не его собственное, а матерью вбитое. Оказывается, можно вот так, соблюдая все посты, выбивать из собственного сына Бога. Говорят, когда маленького Ваню тащили к матери на расправу, он молился на образ Богородицы, но она не защитила его. Как и после смерти любимого отца, почувствовал тогда Шмелёв ледяное дыхание жизни…
В Троице-Сергиевой лавре служил в ту пору благочестивый старец Варнава. Он предсказал будущему писателю всю жизнь нести тяжёлый крест. Это пророчество Шмелёву передала его мать. Зима Господня.
Иван Сергеевич Шмелев родился 3 октября 1873 года в доме, построенном его прадедом Иваном Шмелевым на Кадашевской слободе Замоскворечья. Прадед купеческого сословия Иван Иванович Шмелев, так же как и дед Иван Иванович, был личностью незаурядной. В «Автобиографии» Шмелев пишет, что водилась за дедом «страсть к французским переводным романам и историческим повествованиям» - в доме была соответствующая библиотека. К сожалению, книг Ивана Ивановича внук не застал - «сволокли куда-то в амбар, а там поели мыши». Отец писателя - Сергей Иванович (1842 - 1880) так же как и дед, состоял в купечестве, продолжая дело отца: строил ледяные горы, иллюминации, гонял по Москве-реке плоты, содержал бани, купальни, портомойни. Отец играл главную роль в жизни маленького Ивана: «Мы из торговых крестьян, - говорил о себе Шмелев, - коренные москвичи старой веры». Когда отец скончался в октябре 1880 года в возрасте 38 лет, сыну Ивану шёл лишь восьмой год...
Образование, как и в других купеческих семьях, мальчик получил дома. Мать Евлампия Гавриловна порола Ивана и всех пятерых детей за каждую провинность. В 1884 году Иван Шмелев поступил в шестую Московскую гимназию. Закончив ее, он начал писать рассказы. Один из них, «У мельницы», был опубликован в журнале «Русское обозрение» в 1895 году. В это же время Иван Шмелев женится на Ольге Охтерлони - дочери героя обороны Севастополя генерала Александра Александровича Охтерлони, с которой познакомился еще в 1891 году, когда ему было 18, а ей 16 лет. Женитьба состоялась 14 июля 1894 года в селе Трахонееве, на Клязьме (сегодня рядом с Шереметьево-2). Несмотря на патриархальное купеческое воспитание, с обычаями и культурой, основанной на православных традициях, перед свадьбой Иван пишет своей невесте: «Мне, Оля, надо еще больше молиться. Ведь ты знаешь, какой я безбожник». По предложению молодой супруги Шмелевы отправляются в свадебное путешествие «по святым местам» - на остров Валаам. Именно благодаря влиянию на Ивана Шмелева набожной супруги Ольги будущий писатель на осознанном уровне вернулся к своим корням - православной вере, за что всю жизнь был благодарен жене. 6 января 1896 года в их семье родился единственный и горячо любимый сын Сергей.
Иван Шмелев был студентом третьего курса юридического факультета Московского университета, когда вышла его первая книга: «На скалах Валаама. За гранью мира. Путевые очерки». Книга была порезана цензурой и с «вклейками плохо продавалась». Эта неудача заставила Шмелева задуматься о заработке для семьи. Университет был закончен в 1898 году. Недолго проработав помощником присяжного поверенного в Москве, он уезжает во Владимир-на-Клязьме служить налоговым инспектором, продолжая сотрудничать с литературными журналами и сочиняя детские рассказы. Именно в эти годы, многое повидав в служебных разъездах, Шмелев сформировался как писатель, в рассказах которого главным стал человек с его внутренним миром. По словам Ивана Ильина, Шмелев в своих произведениях показывает, «как стонет и ноет русская душа...». Много работая, поверив в свои силы, в 1907 году Иван Шмелев ушел со службы, полностью посвятив себя литературному творчеству. В результате работы было издано восьмитомное собрание его трудов. До 1917 года, писателя Шмелева успели полюбить читатели и хвалили критики, сравнивая с Достоевским. Февральскую революцию, как и многие, принял с восторгом. Октябрь не принял, но вначале не терял оптимизма, был растерян, но надеялся, что: «Смерти нет для Великой Страны...». В связи с царившим в стране хаосом и голодом в Москве многие уезжали на юг, к морю, где трудности переносились легче. Среди них оказался и Иван Сергеевич Шмелев, который в 1918 приехал в Крым в гости к С.Н. Сергееву-Ценскому. Затем в Алуште писатель купил на горе небольшую дачку, с видом на море; как он говорил, «глинобитный домик в 2 комнаты». В этом черноморском раю прошли годы, ставшие одними из самых трагичных в жизни Шмелевых. Здесь было так плохо, что «и море - не море, и солнце - не солнце».
Единственный сын Шмелевых, Сергей, в 1915 году был призван на службу в Туркестан подпоручиком артиллерии. Вскоре сын заболел желтухой и после отравления газом с пораженными легкими был уволен с военной службы. Больным он возвратился в Крым к родителям, и, признанный негодным к службе, работал в штабной канцелярии. За годы гражданской войны власть в Крыму переходила из рук в руки шесть раз. В 1920 году, после разгрома армии Врангеля, большая часть ее офицеров оказалась на чужбине. Те же, кто поверил обещаниям красных и добровольно пришел для регистрации, были расстреляны. Среди них был и сын Ивана Шмелева - Сергей. В январе 1921 года он был расстрелян в Феодосии без суда и следствия. Иван Сергеевич долго об этом не знал, искал сына, ходил по кабинетам чиновников, посылал запросы, в письмах молил о помощи Луначарского: «Без сына, единственного, я погибну. Я не могу, не хочу жить... У меня взяли сердце. Я могу только плакать бессильно. Помогите, или я погибну. Прошу Вас, криком своим кричу - помогите вернуть сына. Он чистый, прямой, он мой единственный, не повинен ни в чем». Ответа на это письмо от декабря 1920 года, когда сын Сергей был еще жив, не последовало, хотя Луначарский велел «разобраться на месте». Шмелев пишет ему вновь: «У меня остается только крик в груди, слезы немые и горькое сознание неправды». Несколько писем дошли до Горького, Вересаева, Серафимовича, но никто не в силах был помочь горю отца... «Покровительство к горю моему пришло поздно. Моего единственного, невинного, больного сына расстреляли. В Феодосии, особ[ый] отд[ел] 3-й див[изии] 4-й армии. Только, д[олжно] б[ыть] за то, что он имел несчастие служить на военной службе в чине подпоручика (герм[анская] война), что он был мобилизован... И повторю - безвинно погиб. И - безсудно».
Никто так и не сказал отцу, за что расстреляли Сергея Шмелева; в служебной записке от 25 мая 1921 года председатель ВЦИК Калинин писал наркому просвещения Луначарскому: «...расстрелян, потому что в острые моменты революции под нож революции попадают часто в числе контрреволюционеров и сочувствующие ей. То, что кажется так просто и ясно для нас, никогда не понять Шмелеву». Шмелеву действительно было не понять. Уже узнав о расстреле, Иван Сергеевич просил найти и выдать тело сына, что тоже оказалось невозможным: «Но я ничего не узнал. Знаю только, что приговор был 29 дек [абря], а казнь «спустя время», т.к. сын болел. Кажется месяц мой невинный мальчик ждал, больной, смерти». «Пусть скажут. Пусть снимут камень. Сын не был ни активным, ни врагом. Он был только безвинным человеком, тихим, больным, страдающим. В больнице, одинокий, он два месяца провел в подвале-заключении. Заеденный вшами, голодный, месяц ожидавший смерти. За какое преступление? Только за то, что назывался подпоручиком!» «Я не ищу вины. Я хочу знать - за что? Я хочу знать день смерти, чтобы закрепить в сердце». «Я хочу знать, где останки моего сына, чтобы предать их земле. Это мое право. Помогите». Убитые морально, Шмелевы мерзнут и голодают: «Мне нечего продать, Вы знаете. Я приехал на 2-3 мес[яца], а живу 4-й год. Я хожу в лохмотьях». В каждом его письме 1921 года - нестерпимая боль утраты. Из письма к Вересаеву: «Часто хочу заболеть сильно, до смерти. Боюсь за жену, за ее сиротство». «Горько, больно. Вот она, скверная усмешка жизни. Вся моя «охранная-то грамота» в сыне была. И будь он со мной, я бы теперь не сидел, я и жена, бедняжка, как убитые жизнью люди, в дыре у моря, в лачуге, у печурки, как богадел[ы]... Ну, да что говорить. Думаешь иногда - молчи, не объясняй людям, - не поймут, ибо не испытали твоего...»
Иван Сергеевич Шмелев никогда не собирался уезжать из страны, он любил свою Родину и русский народ, и еще в 1917 году так писал сыну: «Думаю, что много хорошего и даже чудесного сумеешь ты увидеть в русском человеке и полюбить его, видавшего так мало счастливой доли». Горе круто изменило жизнь писателя. Поняв, что больше ничего нельзя узнать о смерти сына, Шмелевы ищут возможности выехать из Крыма в Москву. Такая возможность была упущена осенью 1921 года, когда Шмелев узнал, что в Москву «везут вагон писателей из Коктебели». Шмелевы не уехали, поскольку надеялись, что сын может вернуться: «мы еще жили и живем какой-то жалкой надеждой. А м[ожет] б[ыть], мальчик еще придет!». Затем уехать было уже практически невозможно: «А пешком не дойти. Эх, пошел бы я с котомкой по Руси, от деревни к деревне. Но сто раз умрешь с голоду и снимут с тебя все, до рубахи (у меня, положим, лоскутья)». У Шмелевых совсем не было денег: «Помогите...мы в страшной нужде. Нам перестали давать и хлеб. Мы лишены заработка: ни вольных изд[ательст]в, ни журналов. В невольных я не могу писать. Говорю - я предпочту околеть. Раз нам не дадут возможности уехать из России - стало быть мы арестанты. Но и арест[анты] им[еют] право на хлеб». Желание быть свободным всегда вредило Шмелеву, - и уже позже, за границей, когда он не хотел печататься в некоторых эмигрантских изданиях. Приехав в Москву, Шмелевы стали хлопотать о выезде из страны: «Мне нужно отойти подальше от России, чтобы увидеть ее все лицо, а не ямины, не оспины, не пятна, не царапины, не гримасы на ее прекрасном лице. Я верю, что лицо ее все же прекрасно. Я должен вспомнить его. Как влюбленный в отлучке вдруг вспоминает непонятно-прекрасное что-то, чего и не примечал в постоянном общении. Надо отойти». По приглашению Бунина в 1922 году Шмелевы выехали сначала в Берлин, затем в Париж. «Где ни быть - все одно. Могли бы и в Персию, и в Японию, и в Патагонию. Когда душа мертва, а жизнь только известное состояние тел наших, тогда все равно. Могли бы уехать обратно хоть завтра. Мертвому все равно - колом или поленом»,- это строки из писем Шмелева к Треневу и Бунину.
После всего пережитого Шмелев похудел и постарел до неузнаваемости. Из прямого, всегда живого и бодрого человека превратился - в согнутого, седого старика. Его голос стал глухим и тихим. От созерцания на лице появились глубокие морщины, грустные серые глаза потухли и глубоко запали. «Я все потерял. Все. Я Бога потерял и какой я теперь писатель, если я потерял даже и Бога. С большой ли, с малой буквы - бог (Бог) - он нужен писателю, необходимо нужен. Мироощущение на той или иной религиозной основе - условие, без чего нет творчества».
Во Франции Иван Сергеевич начал работать над своим знаменитым романом-эпопеей «Солнце мертвых»,- «страшной книге» о большевистском терроре и голоде в Крыму, которая впервые была опубликована в 1923 году в Париже и впоследствии переведена на 13 языков. Тогда же Шмелев писал: «Свидетельствую: я видел и испытал все ужасы, выжив в Крыму с ноября 1920 по февраль 1922 года. Если бы случайное чудо и властная международная комиссия могли получить право произвести следствие на местах, она собрала бы такой материал, который с избытком поглотил бы все преступления и все ужасы избиений, когда-либо бывших на земле!». После выхода этого романа вернуться в Россию было уже нельзя. «Доживаем дни свои в стране роскошной, чужой. Все - чужое. Души-то родной нет, а вежливости много...», писал Шмелев о своей жизни в Париже в письме к Куприну.
Со временем жизнь Шмелевых во Франции наладилась. В их дом пришел родственник, маленький мальчик, Ив Кутырин-Жантийом, ставший для Шмелевых вторым сыном. Юлия Кутырина, племянница жены писателя, была матерью мальчика, отцом - француз, католик, учитель русского языка Рене Андре Эдмон Жантийом. Родители развелись, ребенок остался с матерью и вскоре был крещен по православному обряду с именем Ивистион. Крестным отцом Ивушки, как его ласково называли, стал Иван Сергеевич Шмелев. Маленький полуфранцуз вошел в семью русского писателя: «Они восприняли меня как дар Божий. Я занял в их жизни место Сережи...... О Сереже мы часто вспоминали, каждый вечер о нем молились». «Он (Шмелев) воспитывал меня как русского ребенка, я гордился этим и говорил, что только мой мизинец является французом. Свой долг крестного он видел в том, чтобы привить мне любовь к вечной России, это для меня он написал Лето Господне. И его первый рассказ начинался словами: Ты хочешь, милый мальчик, чтобы я рассказал тебе про наше Рождество...»
Это строки из книги Ива Жантийом-Кутырина «Мой дядя Ваня», выпущенной в издательстве Сретенского монастыря в 2001 году. Кроме воспоминаний самого мальчика: «Я воспитывался в духе: «за Родину, за веру». Большевики, убившие Царя, были виновниками всех мук и страданий», - в книге впервые опубликованы трогательные письма писателя к мальчику.
Помимо маленького крестника, самым близким человеком для Шмелева всегда оставалась его жена Ольга Александровна Шмелева. «Тетя Оля была ангелом-хранителем писателя, заботилась о нем, как наседка... Она никогда не жаловалась... Ее доброта и самоотверженность были известны всем». «Помню, я был очень болен энтеритом, меня спасла тетя Оля - «вымолила у Бога». «Тетя Оля была не только прекрасной хозяйкой, но и первой слушательницей и советчицей мужа. Он читал вслух только что написанные страницы, представляя их жене для критики. Он доверял ее вкусу и прислушивался к замечаниям». Много сил и времени у Шмелева отнимали заботы о самых насущных нуждах: что есть, где жить. Из всех писателей-эмигрантов Шмелев жил беднее всех, не хватало денег на отопление, на новую одежду, отдых летом: «Как и у всех любящих людей, у них, разумеется, возникали иногда недоразумения, со словами, которых лучше не повторять, но которые обогатили мой лексикон. В любую погоду тетя Оля шла на рынок с черной клеенчатой сумкой и тощим кошельком; обойдя все вдоль и поперек в поисках подходящих цен, она возвращалась тяжело нагруженной, никогда не жалуясь и не сетуя». Без супруги, которая оберегала его, создавала ему «тишину и уклад», «то, чего уже нет в России», не было бы «Богомолья», «Лета Господня» и всех других произведений Шмелева. Свои сочинения он сразу печатал на машинке двумя пальцами, как почти все непрофессионалы; затем правил первоначальный текст, часто характерными фиолетовыми или черными чернилами. Он отвергал орфографию безбожников, которые упразднили букву «ять», потому что в ее написании присутствовал крест. Он гордился тем, что придерживается «исконной традиции православных», как когда-то его предки. У Шмелева была тяжелая язва желудка. Его бесплатно лечил русский доктор Сергей Михеич Серов «человек редкой души, великолепный специалист». Писатель долго не мог решиться на операцию. Иван Сергеевич считал, что заступничество преп. Серафима Саровского помогло ему выздороветь, поскольку писатель увидел во сне свои рентгеновские снимки с надписью «Св. Серафим» и вскоре после этого видения было принято решение об отмене операции. «Шмелевы, как я уже говорил, умели принимать друзей и справлять праздники. Тетя Оля пекла пироги с вареньем, которые подавались к чаю». Шмелев, постоянно окруженный заботой, даже и не подозревал, на какие жертвы шла его жена, он понял это только после ее смерти. Ольга Александровна Шмелева скончалась внезапно, от сердечного приступа в 1936 году. В это время Шмелевы намеревались посетить Псково-Печерский монастырь, куда эмигранты в то время ездили не только в паломничество, но и чтобы ощутить русский дух. Монастырь находился на Территории Эстонии, граничащей с бывшей Родиной. Поездка была отложена на некоторое время, а после возвращения Шмелев жил целиком в литературном мире, навсегда сохранив в своем сердце то великое ощущение России, которое никому не отнять у человека. «Бог дал грешнику жизнь, и это обязывает. Хочу жить настоящим христианином и смогу это осуществить только в церковном быту». Перед своей кончиной, 24 июня 1950 г. Шмелев переехал в обитель Покрова Пресвятой Богородицы в 140 километрах от Парижа. В тот же день сердечный приступ оборвал его жизнь. Монахиня матушка Феодосия, присутствовавшая при кончине Ивана Сергеевича, писала: «...человек приехал умереть у ног Царицы Небесной под ее покровом».
Почти все русские эмигранты до конца своей жизни не могли смириться с тем, что они уехали из России навсегда. Они верили, что обязательно вернутся на родину. «Да, я сам хочу умереть в Москве и быть похороненным на Донском кладбище, имейте в виду. На Донском! В моей округе. То есть если я умру, а Вы будете живы, и моих никого не будет в живых, продайте мои штаны, мои книжки, а вывезите меня в Москву», - писал Иван Александрович. Мечта православного писателя, коренного москвича Ивана Шмелева осуществилась в наши дни. Недавно вышло полное собрание его сочинений. В апреле 2000 года внучатый племянник Шмелева Ив Жантийом-Кутырин передал Российскому фонду культуры архив Ивана Сергеевича Шмелева. Памятник-бюст православного писателя Шмелева торжественно был открыт 29 мая 2000 года в старом столичном районе Замоскворечья, где прошло его детство. А в мае 2001 года по благословению Святейшего Патриарха прах Шмелева и его жены был перенесен в Россию, в некрополь Донского монастыря в Москве, где сохранилось семейное захоронение Шмелевых. Так, спустя более полвека со дня своей смерти, коренной москвич Иван Сергеевич Шмелев вернулся из эмиграции.
Письмо Ивана Шмелёва господину Оберу, защитнику русского офицера Конради*, как материал для дела.
Фото семьи Шмелевых (с супругой Ольгой Александровной и сыном Сергеем)
Сознавая громадное общечеловеческое и политическое значение процесса об убийстве Советского Представителя Воровского русским офицером Конради, считаю долгом совести для выяснения истины представить Вам нижеследующие сведения, проливающие некоторый свет на историю террора, ужаса и мук человеческих, свидетелем и жертвой которых приходилось мне быть в Крыму, в городе Алуште, Феодосии и Симферополе, за время с ноября 1920 по февраль 1922 года. Все сообщенное мною, лишь ничтожная часть того страшного, что совершено Советской властью в России. Клятвой могу подтвердить, что все сообщенное мною — правда. Я — известный в России писатель-беллетрист, Иван Шмелев, проживаю в Париже, 12, рю Шевер, Париж 7.
I. — Мой сын, артиллерийский офицер 25 лет, Сергей Шмелев — участник Великой войны, затем — офицер Добровольческой Армии Деникина в Туркестане. После, больной туберкулезом, служил в Армии Врангеля, в Крыму, в городе Алуште, при управлении Коменданта, не принимая участия в боях. При отступлении добровольцев остался в Крыму. Был арестован большевиками и увезен в Феодосию «для некоторых формальностей», как, на мои просьбы и протесты, ответили чекисты. Там его держали в подвале на каменном полу, с массой таких же офицеров, священников, чиновников. Морили голодом. Продержав с месяц, больного, погнали ночью за город и расстреляли. Я тогда этого не знал. На мои просьбы, поиски и запросы, что сделали с моим сыном, мне отвечали усмешками: «выслали на Север!» Представители высшей власти давали мне понять, что теперь поздно, что самого «дела» ареста нет. На мою просьбу Высшему Советскому учреждению ВЦИК, — Всер. Центр. Исполнит. Комит — ответа не последовало. На хлопоты в Москве мне дали понять, что лучше не надо «ворошить» дела, — толку все равно не будет. Так поступили со мной, кого представители центральной власти не могли не знать.
II. — Во всех городах Крыма были расстреляны без суда все служившие в милиции Крыма и все бывшие полицейские чины прежних правительств, тысячи простых солдат, служивших из-за куска хлеба и не разбиравшихся в политике.
III. — Все солдаты Врангеля, взятые по мобилизации и оставшиеся в Крыму, были брошены в подвалы. Я видел в городе Алуште, как большевики гнали их зимой за горы, раздев до подштанников, босых, голодных. Народ, глядя на это, плакал. Они кутались в мешки, в рваные одеяла, что подавали добрые люди. Многих из них убили, прочих послали в шахты.
IV. — Всех, кто прибыл в Крым после октября 17 года без разрешения властей, арестовали. Многих расстреляли. Убили московского фабриканта Прохорова и его сына 17 лет, лично мне известных, — за то, что они приехали в Крым из Москвы, — бежали.
V. — В Ялте расстреляли в декабре 1920 года престарелую княгиню Барятинскую. Слабая, она не могла идти — ее толкали прикладами. Убили неизвестно за что, без суда, как и всех.
VI. — В г. Алуште арестовали молодого писателя Бориса Шишкина и его брата, Дмитрия, лично мне известных. Первый служил писарем при коменданте города. Их обвинили в разбое, без всякого основания, и несмотря на ручательство рабочих города, которые их знали, расстреляли в г. Ялте без суда. Это происходило в ноябре 1921 года.
VII. — Расстреляли в декабре 1920 года в Симферополе семерых морских офицеров, не уехавших в Европу и потом явившихся на регистрацию. Их арестовали в Алуште.
VIII. — Всех бывших офицеров, как принимавших участие, так и не участвовавших в гражданской войне, явившихся на регистрацию по требованию властей, арестовали и расстреляли, среди них — инвалидов великой войны и глубоких стариков.
IX. — Двенадцать офицеров русской армии, вернувшихся на барках из Болгарии в январе-феврале 1922 года, и открыто заявивших, что приехали добровольно с тоски по родным и России, и что они желают остаться в России, — расстреляли в Ялте в январе-феврале 1922 года.
X. — По словам доктора, заключенного с моим сыном в Феодосии, в подвале Чеки и потом выпущенного, служившего у большевиков и бежавшего заграницу, за время террора за 2-3 месяца, конец 1920 года и начало 1921 года в городах Крыма: Севастополе, Евпатории, Ялте, Феодосии, Алупке, Алуште, Судаке, Старом Крыму и проч. местах, было убито без суда и следствия, до ста двадцати тысяч человек — мужчин и женщин, от стариков до детей. Сведения эти собраны по материалам — бывших союзов врачей Крыма. По его словам, официальные данные указывают цифру в 56 тысяч. Но нужно считать в два раза больше. По Феодосии официально данные дают 7-8 тысяч расстрелянных, по данным врачей — свыше 13 тысяч.
Фото семьи Шмелевых (с супругой Ольгой Александровной и сыном Сергеем), 1917 год
XI. — Террор проводили по Крыму — Председатель Крымского Военно-Революционного Комитета — венгерский коммунист Бела-Кун. В Феодосии Начальник Особого Отдела 3-й Стрелковой Дивизии 4-й Армии тов. Зотов, и его помощник тов. Островский, известный на юге своей необычайной жестокостью. Он же и расстрелял моего сына.
Свидетельствую, что в редкой русской семье в Крыму не было одного или нескольких расстрелянных. Было много расстреляно татар. Одного учителя-татарина, б. офицера забили на-смерть шомполами и отдали его тело татарам.
XII. — Мне лично не раз заявляли на мои просьбы дать точные сведения — за что расстреляли моего сына и на мои просьбы выдать тело или хотя бы сказать, где его зарыли, уполномоченный от Всероссийской Чрезвычайной Комиссии Дзержинского, Реденс, сказал, пожимая плечами: «Чего вы хотите? Тут, в Крыму, была такая каша…».
XIII. — Как мне приходилось слышать не раз от официальных лиц, было получено приказание из Москвы — «Подмести Крым железной метлой». И вот — старались уже для «статистики». Так цинично хвалились исполнители. — «Надо дать красивую статистику». И дали.
Свидетельствую: я видел и испытал все ужасы, выжив в Крыму с ноября 1920 года по февраль 1922 года. Если бы случайное чудо и властная Международная Комиссия могла бы получить право произвести следствие на местах, она собрала бы такой материал, который с избытком поглотил бы все преступления и все ужасы избиений, когда-либо бывших на земле.
Я не мог добиться у Советской власти суда над убийцами. Потому-то Советская власть — те же убийцы. И вот я считаю долгом совести явиться свидетелем хотя бы ничтожной части великого избиения России, перед судом свободных граждан Швейцарии. Клянусь, что в моих словах — все истина.
Иван Сергеевич Шмелёв.
*Морис Конради - русский офицер (швейцарского происхождения), Георгиевский кавалер, участник Первой мировой войны и Белого движения. Галлиполиец. В эмиграции - в Швейцарии. 10 мая 1923 года в Лозанне, в ресторане отеля «Сесиль», Морис Конради застрелил советского дипломата Вацлава Воровского и ранил двух его помощников — Ивана Аренса и Максима Дивилковского. После этого он бросил пистолет (по другим рассказам — отдал его метрдотелю) и сдался полиции со словами: «Я сделал доброе дело — большевики погубили всю Европу… Это пойдет на пользу всему миру».
Памяти моих родителей Анны Дмитриевны и Михаила Сергеевича Шершнёвых
Радости и страхи семейного уклада
Радости и страхи гимназиста
Первые пробы пера
Не было у Ивана Сергеевича Шмелева отца - выдающегося математика, матери - талантливой пианистки, не было среди его родни мистиков, философов, художников, действительных тайных советников, не текла в его жилах кровь князей Курбских, не принадлежал он по рождению ни к политической, ни к военной, ни к творческой элите.
Гуслицы - это юго-восточная часть Богородского уезда Московской губернии с прилегающими землями Рязанской и Владимирской губерний по реке Гуслице, притоку реки Нерской, которая впадает в Москву-реку. По одной из версий, название пошло от финского «kuusi», то есть «ель»: в начале второго тысячелетия население Гуслиц было смешанным, славянским и финно-угорским. По реке названо и село Гуслицы Богородского уезда, известное со времен Ивана Калиты. Оттуда идет род Шмелевых.
Эти места называли старообрядческой Палестиной. Там в XVII–XVIII веках селились беглые староверы. Из актов конца XVII века Иван Сергеевич Шмелев вычитал, что его предок во время тяжбы в Успенском соборе между старообрядцами и новообрядцам в присутствии царевны Софьи учинил драку с соборным батюшкой. Жители назывались гусляками, они были носителями особого, гуслицкого, самосознания, которым многое объясняется в характере и образе жизни Шмелевых.
Гусляки - люди с достоинством, деятельные, предприимчивые, грамотные. В XVIII–XIX веках в гуслицких селах добывали глину, производили фаянсовую посуду, хлопчатобумажные ткани, занимались извозом, торговлей, хмелеводством, потому и родилась поговорка, записанная В. Далем: «У него в голове гусляк разгулялся». Гусляки делали лестовки (кожаные четки раскольников) и развивали иконопись, причем их заказчиками были и новообрядцы. В Гуслицах сложился свой стиль оформления книг - их переписыванием и украшением там занимались профессионально. Оформился и свой стиль рисованного лубка.
Прадед Ивана Сергеевича Шмелева, тоже Иван, был из государственных гуслицких крестьян. Прабабушка, Устинья Васильевна, состояла в родстве с Морозовыми, из которых вышел основатель династии Морозовых - Савва Васильевич. Прадед Иван перебрался в Москву в 1812 году. Он обосновался в Кадашевской слободе, что в Замоскворечье, - в районе купеческих особняков и каменных церквей. Замоскворечье - символ купечества. Здесь укоренился купец первой гильдии В. А. Кокорев, из старообрядческой семьи костромских торговцев; с его именем связана Большая Ордынка, Кокоревское подворье. Здесь были владения Шемшуриных и Жемочкиных. Отсюда купец Кумакин, дядя Достоевского по материнской линии. Тут благодаря прадеду Ивану жило несколько поколений Шмелевых.
Слобода названа по селу Кадашево, которое упомянуто в завещании великого князя Ивана Васильевича в 1504 году. Название пошло, очевидно, от старинного наименования мастеров полотняного ремесла, либо от кадник, кадаш, кадыш - бочар, обручник, бондарь… «наехали кадаши, из Мещеры торгаши». Шмелев построил дом, а когда началась война с Наполеоном, он оставил в этом доме жену, детей и ушел на Воробьевы горы, где по ночам вместе с другими мужиками ловил французов. По семейному преданию, Устинья Васильевна как-то схватилась с французом-мародером, пытавшимся увести со двора корову, ее заступником оказался Наполеон, появившийся во дворе в нужное время. После войны прадед занялся плотницким делом, торговал посудным и щепным, то есть деревянным, товаром резной, токарной работы, а это могли быть чашки, миски, ложки, игрушки, складни и проч. Он накопил денег и стал подрядчиком.
Его сын, тоже Иван, дед писателя, продолжил семейное дело, расширил его - начал брать подряды на строительство домов и стал настолько уважаемым подрядчиком, что принял участие в строительстве деревянного Крымского моста. И не такое бывало: он взялся за дело, сулившее верные прибыли и почет, - за перестройку Коломенского дворца. Думал, что за это ему пришлют «кулек крестов», как написал его внук в «Автобиографии» (1913). Но Иван Иванович, человек, по всей видимости, с норовом, отказался дать взятку приемной комиссии, а в результате почти разорился. От коломенского проекта пришлось отказаться. Тогда он выломал дворцовый паркет, снял рамы и двери и пустил все это на ремонт отцовского дома в Кадашах. Иван Иванович оставил сыну Сергею три тысячи рублей ассигнациями и сто тысяч долга.
Сергей Иванович курса в Мещанском училище не окончил, проучился только четыре класса; он с пятнадцати лет помогал отцу и после его смерти продолжил подрядное дело, покупал лес, гонял с ним барки, сплавлял плоты, стал хозяином большой плотницкой артели и держал банные заведения. Почти все московские бани строились по берегам рек, речек, проточных прудов. От Крымского моста до Воробьевых гор тянулись бани, купальни, портомойни, был устроен прокат лодок. Часть всего этого принадлежала Шмелевым и обеспечивала им доход. Шмелевский род вообще отличался хозяйственностью: двоюродный брат Сергея Ивановича, Егор Васильевич, владел кирпичным заводом на Воробьевых горах; правда, в 1894 году завод был продан.
Иван Сергеевич Шмелев, будущий писатель, родился 21 сентября (3 октября) 1873 года, в родовом шмелевском доме, что на Калужской улице, под номером тринадцать. Он появился на свет в пору расцвета семейного дела - домашний уклад был благополучен, устойчив, а детское ощущение райского бытия происходило от отцовского жизнелюбия.
У Сергея Ивановича было триста плотников - и они тоже были известны по всей Москве. Они выполняли такие престижные работы, как возведение лесов и помостов в храме Христа Спасителя. Азарта Сергея Ивановича хватало и на серьезные проекты, и на веселую безделицу. Он первым ввел в Москве ледяные горы. Алексей Михайлович Ремизов в «Центурионе», вошедшем в его книгу «Мышкина дудочка» (1953), писал: «Отец Шмелева заделался тузом на Москве за свои масленичные горы - понастроены были фараоновы пирамиды в Зоологическом и Нескучном. Долго потом купцы вспоминали в Сокольниках и на Воробьевых за самоваром шмелевские фейерверки». Сергей Иванович, как говорили раньше, ставил балаганы. Он упомянут как устроитель народных гуляний в «Юнкерах» (1933) Александра Ивановича Куприна. Его последним делом был подряд по постройке трибун на открытии памятника Пушкину. Умер Сергей Иванович 7 октября 1880 года. Молодая, необъезженная лошадь сбросила его и протащила по дороге. Перед кончиной Сергей Иванович долго болел. Его похоронили на кладбище Донского монастыря. Ивану Шмелеву было тогда семь лет. Он наблюдал из окна, как траурная процессия двигалась к монастырю. Отца Иван обожал. Сергей Иванович стал героем его произведений. Когда в феврале 1928 года в парижской газете «Возрождение» был опубликован посвященный Куприну рассказ Шмелева «Наша Масленица», Константин Бальмонт 4 марта 1928 года написал автору: «Когда я читал его вслух, мы и плясали, и смеялись, и восклицали, и плакали <…> Это - чудесно. Это - родное. Мы любим Вашего отца. Я его вижу. Мы - силой Вашего слова были у него в гостях…»
После смерти отца семья жила скудновато - остались долги. Но Шмелев вспоминал, что дома пекли ситный хлеб, по воскресеньям к чаю обязательно были пирожки - эти и другие привычки милой старины сохранила матушка. Ее звали Евлампией Гавриловной. Она была родом из купеческой семьи Савиновых, закончила институт благородных девиц. Выйдя замуж за Сергея Ивановича, родила ему шестерых детей: Софью, Марию, Николая, Сергея, Ивана, Екатерину. Овдовев, она в полной мере проявила жесткость характера и силу воли, взвалив на себя заботы о благополучии дома. Кормилась семья за счет принадлежавших Шмелевым бань. К тому же Евлампия Гавриловна еще сдавала третий и подвальный этажи дома. Родители Шмелева - из устроителей жизни. В матушке проявилась купеческая хватка. Шмелев, как это видно из его произведений, в частности из статьи «Душа Москвы» (1930), не считал купечество темным царством, отдавал должное купцам в материальном и духовном строительстве Москвы, имея в виду галерею Третьяковых, художественные собрания Щукина и Цветкова, собрания древней иконной живописи Солдатенкова, Рябушинского, Постникова, Хлудова, Карзинкина, картинную галерею Морозова, библиотеку Хлудовых, бесплатные больницы - Алексеевскую, Бахрушинскую, Хлудовскую, Сокольническую, Морозовскую, Солдатенковскую, Солодовниковскую, а также богадельни, дома дешевых квартир, родильные приюты, училище для глухонемых, приют для исправления малолетних преступников.
Семья будущего писателя в известном смысле не была просвещенной, в доме, кроме старенького Евангелия, молитвенников, поминаний да в чулане на полках «Четьи Минеи» прабабушки Устиньи, других книг не было. Жизнь протекала по когда-то давно заведенному порядку.
Шмелев Иван Сергеевич - известный русский писатель. В своем творчестве он отразил жизнь различных слоев общества, однако особенно сочувственно он изобразил жизнь "маленького человека". Фото Ивана Шмелева представлено ниже.
Происхождение Шмелева
Иван Сергеевич 1873 года. Он был из рода замоскворецких купцов. Тем не менее, торговля отца его мало интересовала. Он содержал многочисленные бани и артель плотников. Семья Шмелева была старообрядческой, уклад в ней был своеобразный, демократический. Старообрядцы, как хозяева, так и простые работники, проживали дружной общиной. Они придерживались общих для всех правил, духовных и нравственных принципов. Иван Шмелев рос в атмосфере всеобщего согласия и дружелюбия. Он впитывал все самое лучшее в отношениях между людьми. Спустя годы эти детские впечатления отразились в его произведениях.
Знакомство с произведениями классиков
Домашним образованием Ивана Сергеевича занималась главным образом мать. Именно она приучила своего сына много читать. Поэтому Иван с детства был знаком с творчеством таких писателей, как Пушкин, Гоголь, Толстой, Тургенев и др. Изучение их продолжалось в течение всей его жизни. Позже обучался в гимназии Иван Шмелев. Биография его отмечена углублением литературных познаний. Иван Сергеевич с удовольствием читал книги Лескова, Короленко, Успенского, Мельникова-Печенского. В некотором смысле они стали его литературными кумирами. Конечно, при этом не прекращалось влияние на формирование будущего писателя произведений Александра Сергеевича Пушкина. Об этом свидетельствуют позднейшие произведения Шмелева: "Вечный идеал", "Заветная встреча", "Тайна Пушкина".
Литературный дебют
Иван Шмелев, биография которого нас интересует, дебютировал как автор в 1895 году. В журнале "Русское обозрение" был напечатан его рассказ "У мельницы". В этом произведении говорится о формировании личности, о пути человека к творчеству через преодоление жизненных трудностей, постижение судеб и характеров обычных людей.
Книга, принесшая разочарование
После женитьбы отправился с молодой супругой на остров Валаам, где находятся древние монастыри и скиты, Шмелев Иван Сергеевич.
Биография многих писателей отразилась в их творчестве, и Шмелев - не исключение. Результатом этого путешествия стала книга "На скалах Валаама...". Ее издание принесло начинающему автору множество разочарований. Дело в том, что Победоносцев, оберпрокурор через которого эта книга должна была пройти, нашел в произведении крамольные рассуждения. Шмелев в итоге вынужден был сокращать текст, переделывать произведение, лишив свое творение авторской изюминки. Это Ивана Сергеевича. Он решил, что литературное поприще - не его стезя. После этого Иван Сергеевич не писал практически 10 лет. Однако ему нужно было как-то содержать свою семью. Поэтому решил отыскать новый источник дохода Шмелев Иван Сергеевич. Биография дальнейших лет его жизни еще будет связана с литературой. Но пока он решил, что нужно заняться чем-то другим.
Иван Шмелев становится юристом
Иван Сергеевич решил поступить в Московский университет для того, чтобы получить профессию юриста. Многое изменилось с этого момента, и главное - окружение писателя. В этом учебном заведении обучалось поколение новой интеллигенции. Иван Сергеевич общался с образованными умными людьми, что обогащало и развивало его личность, а также творческий потенциал. Университет он окончил в 1898 году. Иван Шмелев какое-то время служил в поверенного (незначительная должность). Затем он переехал во Владимир. Здесь Иван Сергеевич начал работать Даже в этой рутинной работе Шмелев, являясь человеком творческим, смог найти свои плюсы. Он черпал жизненный опыт и впечатления во время многочисленных разъездов по губернии, посещения людных постоялых дворов. Так постепенно накапливались идеи для его будущих книг.
Возвращение к литературному творчеству
Шмелев в 1905 году решил вернуться к писательству. В журналах "Русская мысль" и "Детское чтение" начали появляться его произведения. Они были небольшими, скорее робкими пробами, своеобразной проверкой Шмелевым самого себя на писательском поприще. Сомнения, наконец, исчезли. Иван Сергеевич окончательно утвердился в сделанном выборе. Он решил оставить службу. Иван Шмелев приехал в столицу. В 1907 году начался новый этап его литературной деятельности.
Тогда-то и пригодился опыт общения с людьми, приобретенный во время путешествий по Писатель Иван Шмелев уже тогда понимал, что какая-то новая сила зреет в народе, возникают протестные настроения, наблюдается готовность к переменам, в том числе путем революции. В малой прозе Ивана Сергеевича отразились все эти наблюдения.
"Распад"
В 1906 году появилась его повесть под названием "Распад". В ней описывается история взаимоотношений отца и его сына. Отец не хочет никаких перемен, он привык делать все по старинке. Это владелец кирпичного завода. Сын его, напротив, жаждет изменений. Его переполняют новые идеи. Таким образом возникает конфликт поколений в рамках одной семьи. К гибели и того, и другого героя приводят обстоятельства. Трагический финал, однако, не внушает пессимизма и чувства безнадежности.
"Человек из ресторана"
"Человек из ресторана" - следующая повесть Шмелева. Ее часто называют визитной карточкой этого писателя. Повесть появилась в 1910 году. В ней также была затронута тема отцов и детей. Однако на этот раз события разворачиваются на фоне бушующих в обществе революционных настроений. Центром внимания Ивана Сергеевича, тем не менее, становятся не общественные проблемы, а человеческие взаимоотношения, проблема жизненного выбора.
"Оборот жизни"
Шмелев вместе со своей женой после начала Первой мировой войны переехал в калужское имение. В это время он сделал новое открытие для себя. Оказывается, не только физически уродует человека война, но также и нравственно. Герой нового рассказа Шмелева "Оборот жизни" - столяр. В военные годы его дела существенно улучшились за счет заказов на кресты и гробы. Приток денег поначалу тешил мастера, однако со временем он осознал, что заработанные на людском горе средства не приносят счастья.
Расстрел сына
На фронт вскоре отправился Сергей Шмелев, сын Ивана Сергеевича. Он служил в Алуштинской комендатуре, в армии Врангеля. Последний уже сбежал, когда Красная армия взяла Алушту. Так оказался в плену Сергей Шмелев. Отец тщетно пытался сделать все для спасения своего сына. Сергей Шмелев был расстрелян. Это стало тяжелым ударом для его родителей.
Эмиграция
Иван Сергеевич, пережив в 1921 году голод, принял решение эмигрировать. Сначала вместе с супругой он переехал в Берлин (в 1922 году), а затем по приглашению Бунина отправился в Париж (в 1923 году). Здесь он прожил до конца своей жизни. Годы эмиграции - новый этап не только в жизни Шмелева, но и в его творчестве.
"Солнце мертвых"
"Солнце мертвых", известный роман-эпопея, был написан в это время. Это произведение было переведено на английский, немецкий, французский и другие языки. Книга Шмелева стала настоящим открытием не только в отечественной, но и в мировой литературе. В произведении Ивана Сергеевича была предпринята попытка честно взглянуть на саму суть трагедии, которая постигла русское общество.
"Лето Господне" (Иван Шмелев)
Произведения Ивана Сергеевича были созданы в непростое для нашей страны время. Впечатления проведенных в России последних лет легли в основу следующего романа Шмелева - "Лето Господне". Писатель, рисуя картины православных праздников, раскрывает душу русского народа. Обращаясь к детским годам, Иван Сергеевич запечатлел восприятие мира верующим ребенком, который доверчиво принял в сердце свое Бога. Купеческая и крестьянская среда в книге предстает не "темным царством", а органичным и целостным миром, полным внутренней культуры, нравственного здоровья, человечности и любви. Шмелев далек от сентиментальности или романтической стилизации. Он изображает подлинный уклад жизни, не затушевывая ее жестоких и грубых сторон, ее "скорбей". Для чистой души ребенка бытие открывается главным образом своей радостной, светлой стороной. Существование героев тесно связано с богослужением и церковной жизнью. Впервые в отечественной художественной литературе столь полно и глубоко воссоздан был важный пласт народной жизни - церковно-религиозный. В молитвенных состояниях героев, их психологических переживаниях открывается духовная жизнь христианина.
"Няня из Москвы"
В романе Ивана Сергеевича "Няня из Москвы" говорится о судьбе простой женщины, которая оказалась волей обстоятельств в Париже. Писатель ведет свой рассказ, используя сочувственные мягкие тона с нотками легкой иронии. Читатель в то же время ощущает в отношении автора к происходящему боль и великую скорбь. Произведение написано в форме сказа, излюбленного Шмелевым. Следует отметить, что писатель достиг в нем непревзойденного мастерства. Для няни Дарьи Степановны характерно внутреннее спокойствие, глубокая вера, духовное здоровье и безграничная доброта. Воспитанница няни - своенравная, беспечная, капризная девушка. Автор показывает ее характер с добрым юмором.
"Пути небесные"
Шмелев Иван Сергеевич, произведения которого мы описываем, начал было работать над следующим своим романом под названием "Пути небесные" и практически закончил его. Однако в это время Ольга, его любимая жена, ушла из жизни после болезни. Это произошло в 1933 году. Шмелев Иван Сергеевич не представлял своего существования без этой женщины. Писателю пришлось многое пережить после ее смерти. Он собрался продолжать свой роман, однако его жизнь остановил внезапный сердечный приступ.
